Ирано-таджикская поэзия

Рудаки Абульхасан

* * *

Свершая утром намаз, я вспомнил своды бровей,- И вопль восторга потряс михраб мечети моей. Терпенья больше не жди, к рассудку впредь не взывай! Развеял ветер полей терпенье тысячи дней. Прозрачным стало вино, пьянеют птицы в саду, Вернулось время любви,- вздохнуло сердце нежней. Блаженный ветер полей цветы и радость принес. Приди, невеста любви! Весь мир дыханьем согрей! Укрась свой брачный покой,- жених ступил на порог. И зелень – радость сердец – сверкает все зеленей. Благоухает весь мир, как будто счастьем дышу: Любовь цветет красотой, что небо вверило ей. Пускай деревья согнет тяжелый их урожай,- Будь счастлив, мой кипарис, отвергший бремя скорбей! Певец! На эти слова газель прекрасную спой! О

том, как счастлив Хафиз, пусть помнит память людей

* * *

Нет, я не циник, мухтасиб, уж это видит бог: От девушки да от вина отречься б я не мог. Ханжа – мне имя, если я в молитвенник взгляну, Когда в свой розовый цветник влетает ветерок. Сиятельного солнца дар, как милости динар, Отвергну я, хоть мой наряд и беден и убог. Мой старый плащ дороже всей султанской мишуры,- Так что же даст мне небосвод – изменчивый игрок? Хоть нищ-горю своим огнем! И пусть ослепну я, Коль отраженьем божества заблещет мой зрачок. Любовь – жемчужина на дне. Нырнул я глубоко. Где ж выплыву? Мой океан – всего лишь погребок. Когда любимая моя пошлет меня в огонь - Я и не вспомню про Ковсар! Столь сладостен мой рок! Я, у которого сейчас блаженство всех миров, Польщусь ли на грядущий рай, что обещал пророк? Не слишком доверяю я дарам седьмых небес - До гроба верен лишь вину. Вздымайся ж, пенный рог! Мне образ рэнда, признаюсь, не очень по душе, Но раз вступив на этот путь, не улизну я вбок. Полуулыбкою блеснул рисунок алых уст,- Могу ли, слушая муллу, презреть такой намек? Высокий свод ее бровей – убежище мое. И в нем я буду, как Меджнун, твердить любви урок. И не прельщай меня постом во дни цветенья роз: К вину и гурии бегу в укромный уголок. В весеннем опьянении гони, Хафиз, святош Заклятием: «От дьявола да сохранит нас бог!»

* * *

Вчера из мечети вышел наш шейх – и попал в погребок. Друзья мои, суфии! Нам-то какой же в этом урок? Лицом повернуться ль к Каабе нам, мюридам простым, Когда наш почтенный учитель прямо глядит в кабачок? Давайте станем жильцами трущобы магов и мы,- То в день предвечный решили. Таков уж, видно, наш рок! Узнать бы мудрым, как сладко сердцу в оковах кудрей,- За теми цепями в погоне безумцы сбились бы с ног. Едва лишь сердцу в добычу попался душевный покой, Ты кольца кудрей распустила, и он ускользнул под шумок. Раскрыл мне твой лик благодатный, как милости чудо понять И вот – кроме «благо» и «милость» – в Писанье не вижу я строк Из камня пускай твое сердце – неужто не вспыхнет оно Огнем пепелящим стенаний, в которых мой сон изнемог? Кудрей твоих ветер коснулся, и мир почернел предо мной - Вот прибыль одна, что из мрака кудрей я любимых извлек! Стрелою стенаний пронзаю я небо – замолкни, Хафиз! Щади свою бедную душу: убьет тебя этот стрелок!

* * *

К этой двери искать не чины и почет я пришел,- Чтоб убежище здесь мне найти от невзгод, я пришел. И к жилищу любви – от черты, где нет жизни, иду, И в страну бытия, совершив переход, я пришел. Я твой смуглый увидел пушок, и из райских садов Мандрагоры потребовать сладостный плод я пришел. С тем сокровищем разума, что под охраной небес, К двери шаха просить благодатных щедрот я пришел. О спасенья корабль! Твоих милостей якорь ищу - Увязающий в скверне, к тебе, мой оплот, я пришел. Гибнет честь! Изойди же дождем, омывающим грех! До конца подведя черных дел моих счет, я пришел. Брось, Хафиз, власяницу свою! Вздохов жарким огнем Истребить лицемеров неправедный род я пришел.

* * *

В дни, когда наш луг покрыт райским цветущим ковром, Кравчий, с пурпурным вином в светлое поле пойдем! «Ржавчину горя с души снимет рубиновый хмель»,- Так говорил мне вчера друг, одаренный умом. Если твой винный сосуд камнем пробьет мухтасиб, Тыкву его головы ты проломи кирпичом! Пусть я невежда, ты мудр,- мы перед небом равны. Честный ты, подлый,- слепцу мало заботы о том. Праведник! Что мне кредит! Только наличность я чту: Гурия есть у меня, раю подобен мой дом! Христианин, даже тот молвил мне как-то: «Хафиз! Как опостылел мне звон там, под высоким крестом».

* * *

Вероломство осенило каждый дом, Не осталось больше верности ни в ком. Пред ничтожеством, как нищий, распростерт Человек, богатый сердцем и умом. Ни на миг не отдыхает от скорбей Даже тот, кого достойнейшим зовем. Сладко дышится невежде одному: За товар его все платят серебром. Проструятся ли поэтовы стихи В наше сердце, зажигая радость в нем,- Здесь поэта – хоть зовись он Санаи - Не одарят и маисовым зерном! Вот что мудрость говорила мне вчера: «Нищетой своей прикройся, как плащом! Будь же радостен и помни, мой Хафиз: Прежде сгинешь ты – прославишься потом!»

* * *

Долго ль пиршества нам править в коловратности годин? Мы ступили в круг веселый. Что ж? Исход у всех один. Брось небесное! На сердце буйно узел развяжи: Ведь не мудрость геометра в этом сделает почин. Не дивись делам превратным, колесо судеб земных Помнит тысячи рассказов, полных тысячью кручин. Глину чаш с почетом трогай, знай – крупинки черепов И Джамшида и Кубада в древней смеси этих глин. Кто узнал, когда все царство Джама ветер разметал? Где Кавус и Кей укрылись, меж каких они равнин? И теперь еще я вижу: всходит пурпурный тюльпан - Не из крови ли Фархада в страсти к сладостной Ширин? Лишь тюльпан превратность понял: все он с чашею в руке,- В час рожденья, в час кончины! Нет прекраснее кончин. Поспешай ко мне: мы скоро изнеможем от вина. Мы с тобою клад поищем в этом городе руин. Ведай, воды Рокнабада и прохлада Мусаллы Говорят мне, что пускаться в путь далекий нет причин. Как Хафиз, берись за кубок лишь при звуке нежных струн. Струны сердца перевиты нежной вязью шелковин.

* * *

Красоты твоей сиянье вспыхнуло во тьме времен,- Так любовь явилась миру, жгучий пламень разожжен. Холоден остался ангел, щек твоих увидев блеск. Хлынул огненным потоком гнев твой, местью раскален. Я хотел от искры этой светоч разума зажечь,- Молнией сверкнула ревность, мир потряс тяжелый стон. К тайнику во тьме приникнуть злобный недруг захотел, Но чудесною рукою был назад отброшен он. Падают удачно кости, радости сулят другим, Как ни кину я на счастье, все на горе обречен. Сердце жаждало прохлады этой розовой щеки, Протянулись пальцы к прядям, туго свитым, как бутон. Стих восторженный составил о любви к тебе Хафиз В день, когда калам усладу вычеркнул из сердца вон.

* * *

Кому удел не тлетворный в тлетворных столетьях дан? Что прочно? – Ладья газелей. Что вечно? – Пьянящий жбан. Возьми же вина в дорогу,- ведь жизнь не сравнишь ни с чем. Путь к раю подобен чаще, и мало на нем полян. Один ли познал я тленность? – ученый, что знает мир, Постиг и свое бессилье, и знаний вечный изъян. Взгляни же премудрым оком на мудрый, бегущий мир: Весь мир, все дела мирские, все смуты его – обман. Достигнуть встречи с тобою мечтала душа моя, Но смерть на дорогах жизни – грабитель и злой буян. Всем ведомо: знак, что роком начертан на смертном лбу, Не смоешь ничем, о смертный, с челом он твоим слиян. Все зданья падут, разрушась, и травы на них взрастут,- Лишь зданье любви нетленно, на нем не взрастет бурьян. Прохожие люди трезвым не встретят меня вовек! О вечность! Хмельная чаша! Хафиз этой чашей пьян.

* * *

Нету в мире счету розам, да одной мне довольно. Тень одна лишь кипариса надо мной – мне довольно. Да избегну богословов! Из весомостей мира Этой чаши, полновесной и хмельной, мне довольно. Видишь волны? Это – образ быстротечного мира. Все постиг я над струистой пеленой – мне довольно. От базара нашей жизни – вся беда нашей жизни. День удачный, за удачным – день дурной. Мне довольно. Не один ты, ты с любимой! Ничего и не надо! Речи милой, с уст которой дышит зной,- мне довольно. Не гони же, я – у двери; божий рай мне не нужен. Переулка, где живешь ты под луной,- мне довольно. На свой нрав, Хафиз, не сетуй, ведь души – той, что сродна Плавным струям и газелям, столь родной,-мне довольно.