Ирина Дедюхова Армагеддон № 3
Шрифт:
Высказав эту гневную, патетическую речь, капитан энергично сунул свернутый кукиш куда-то в пространство, как бы адресуясь к неизвестным армагеддонщикам, которые решили пренебречь его, Веселовского, личностью в истории.
— Ладно, не ори, — пытаясь вернуть подчиненного в деловое русло, сказал майор. — Слушай, насколько я знаю, только у евреев на эту тему — около десятка разных религиозных течений. И они за это готовы друг другу глотки грызть! А добавь сюда староверов с православными, протестантов, католиков, мусульман, свидетелей Иеговы… «Дружественные конфессии»! Ты можешь мне объяснить, как эти-то, из Ордена Приврата, в тайное общество сумели объединиться?
— На общей идеологической базе. У них это нечто вроде приветствия и пароля-отклика: «У каждого времени —
— Денис, не ерничай, — жалобно произнес Капустин. — Я ведь с этими сарами две недели разбирался… Пытался в иврите чего-нибудь накопать, поскольку «сары» — еврейское понятие. Итак, «ангел» на иврите — «малах», а «малаха» — труд, ремесло. Ангела-воина называют «сар», что означает наместник, вельможа, правитель, военачальник, а на современном иврите — еще и министр. Отсюда и прозвище Яакова, боровшегося с ангелом божьим — Йиасраэль. А вот слово «демон» однокоренное со словом «демьйон» — фантазия, воображение — от слова «димуй» — образ, сравнение. Сам видишь, что по лексическому анализу получается, что «два неразлучных» сара, пытающиеся подтолкнуть мир к Армагеддону и воспользоваться его плодами — это не демоны, как считает часть наших армагеддонщиков. И не обычные ангелы! Ты хоть на полпальца в этом что-то понимаешь, а?
— Видишь ли, противостояние Бог и Сатана — это поздние христианские выверты. Пережитки неправильных учений. И прикинь, сколько полуграмотных переписчиков здесь постарались! У меня волосы на заднице дыбом встали, когда я… Где же эта бумажка? У меня же это в лаптопе есть! Слушай!«…другая ветвь, партикуляристы, считали, что Яхве — бог иудеев, могучий демон, связь с которым помогает членам общины. Партикуляристы делились на фарисеев (книжников, людей Библии), и на садуккеев (храмовое жречество и землевладельцев)». Ты понял, Капустин? Некоторые вообще их не разделяют, признавая их единство!
— Денис, я такого не вынесу, — с мукой признался Капустин. — У меня бабка в деревне жила, в бога верила. Но мысли не допускала, что верит в такую хрень… Не могу больше!
— Как бы тебе пояснить на доступных критериях? Вот мы с тобой, товарищ майор, разве против президента идем? — строго спросил Веселовский Капустина.
— Не-е-ет. С чего ты взял? — сказал Капустин неуверенно, интенсивно крутя Веселовскому у виска пальцем и показывая на телефон.
— Жучков я с утра проверял. До завтра новых не будет. Я это к тому говорю, что президент у нас — гарант, мать ее, Конституции, где речь идет о личной безопасности граждан. А сколько мы с тобою этих граждан?.. И на «я», и на «ё» мы с тобой этих граждан — вспомнить приятно! И всякому прохожему не объяснить, в чем те граждане перед нами провинились. А еще я лично два года сотрудником американского посольства представлялся и граждан к очень разным вещам склонял. Сам-то теперь понимаешь, куда я нынче тебя клоню? С точки зрения чистой монотеистической религии, Бог и Сатана не могут быть антиподами! Как наша с тобой служба, которая, Капустин, и опасна, и трудна, не может быть направлена против нашего с тобою Президента.
— Слава Богу, Будде слава! Однако многие, очень многие из нашего учреждения не столь привержены существующей законодательной власти, — все-таки шепотом сказал Капустин, почесывая лысину.
— Но они повязаны присягой. У нас с тобою, кроме звездочек, есть присяга. Оставим столь высокие категории и вернемся к сарам. Знаешь, чем дольше про них думаю, тем больше вижу общего с нами! — неожиданно выдал Веселовский. — У нас с тобой — пропуски и допуски, которые все же раньше обеспечивали определенное влияние и, чего уж греха таить, неплохое содержание. Но за нами при этом — сила светской власти, всего государства, всей системы. А эти… Они вне системы, как бы не прикидывались.
Неугомонный Веселовский опять вскочил и, в крайнем возбуждении, стараясь нащупать какую-то мысль, начал кружить возле стола Капустина.
— Неужели ты не понял, майор, что бумажная денежка — тот же пропуск и допуск к влиянию и довольствию? Это вовсе не «деньги-товар-деньги». Теперь и я вижу, что это — чистой воды стратегическая разработка! Ну, конечно! Кстати, извини, что считал вас с Потапенко пендюками… Да на таких пендюках, Капустин, вся Россия держится!
В бурном восхищении от всех пендюков, держащих на себе Россию, Веселовский побежал к холодильнику за пивом.
— Ну, скажу тебе, Капустин, вы все же с Потапенко — наиболее крутые пендюки из всех, кого я встречал в своей жизни! — подавая холодную банку Капустину, сказал Веселовский. — Бери пиво и больше никому не плачься, что тебя твой подчиненный не уважает…
— И считает пендюком, — закончил Капустин, открывая банку. — Только вспомни, что все диверсанты всегда тащили, тащат и будут тащить к нам мешки отлично напечатанных денег… А ты в курсах, чем занимается отдел в подвале второго яруса? Правильно, тоже фальшивыми денежками! Которые потащат наши диверсанты, как только нам денежку на это спустят. Тьфу! Все это устраивается изнутри, без людских потерь и значительных материально-технических затрат… Бумажка куда основательнее разрушает саму систему… Потащи-ка, такое же количество нулей в золотых слитках, которые сами по себе самый ликвидный товар… Рыбки бы еще к пиву, да? Об чем это я? Да! Заметь, при усатом товарище все социалистическое строительство велось вообще без денег! Ты замечал, что этот кавказский товарищ отчего-то патологически не любил деньги? При нем талоны, карточки, пропуски и допуски имели куда большую ценность…
— И еще облигации трехпроцентного займа, — заржал капитан. — Тут я с тобой согласен. В таком случае, давай с нашими ангелами-малахаями разберемся!
— Из прений можно заключить, Денис, что сары — это не ангелы, т. е. не дохлые праведники с крылышками, а разумные энергетические существа, к тому же очень похожи в чем-то на нас с тобою, — задумчиво продолжил Капустин. — Как и мы с тобой, собственной воли не имеют, в отличие от обычных гражданских лиц. Присяга у них! И мы с тобой, Веселовский, не ради собственного интереса здесь среди ночи вкалываем, а ради этих самых гребаных гражданских, которым, заметь, присягу исполнять не надо! Обидно? Конечно! Вот и некоторые ангелы обиделись, и уже в своем моральном падении возымели свободную волю. Вот кто такие — наши сары! Переродившиеся ангелы, потакающие всему дурному. Войны, раздор для них — время кормежки. Прибавь к этому, что все религиозные сумасшедшие упорно твердят о глубинах вселенского зла… Не называя имени Того, Кого сары решили выпустить на волю…
— Нам с этим, Капустин, надо постараться покончить по одной простой причине, — подытожил капитан. — Ты сколько в органах штаны просиживаешь? Лет…цать? Признаться, я тоже не прочь посвятить таким образом жизнь служению Отечеству. И хоть я здесь сравнительно недавно, но уже успел привыкнуть к чему? К власти, Капустин! Неограниченной власти. В принципе, меня и довольствие устраивает. Почти устраивает. Самому-то тоже не хочется сдавать влияние и довольствие, всего чего добился, каким-то чудакам с желтыми глазами, а? За здоров живешь? — показал Капустину средний палец Веселовский.
— Не хочется, Денис! — искренне признался Капустин, пожав плечами.
— При этом твои собственные оперативные разработки, свидетельские показания опрошенных ясновидящих, экстрасенсов и прочих ведьм и проституток подтверждают, что искомый объект, то бишь, некая гора, вовсе не у еврейских товарищей, как говорится в свитках Мертвого моря. Это условный объект, это другая гора. Поскольку и время у нас нынче — новое, да и Армагеддон — третий. Где же искать эту горку-то, Капустин?