Ирландский обет
Шрифт:
Я лежала так всю ночь и, перевернулась на бок, чтобы посмотреть на Лиама, должна признать, что до сих пор не знаю, хочу ли быть матерью. У меня никогда не было возможности по-настоящему подумать об этом. У меня никогда не было достаточно серьезных отношений, чтобы думать о браке, семье и детях. Когда София была сметена Лукой, когда Франко разрушил все для меня, я была на пороге становления. Все это было еще очень далеко. Я всегда думала о детях как о чем-то, с чем я разберусь позже, если у меня когда-нибудь начнутся серьезные отношения, тогда и решила бы, хочу ли я этого.
Захотела бы
Нет. Нет, нет. Я не могу позволить себе даже думать об этом. Я не беременна. Я не могу быть…
Лиам шевелится рядом со мной, приоткрывая один глаз глядя на меня.
— Доброе утро, — хрипло говорит он, и мое сердце переворачивается в груди. Мы впервые просыпаемся вот так вместе, и в этот момент я хочу делать это каждый день вечно. Я хочу видеть, как он смотрит на меня снизу вверх, взъерошенный, с сонными глазами, в его голосе прорезается тот акцент, который иногда исчезает, а иногда возвращается, и я хочу это слышать снова и снова.
Прошлой ночью он допустил ошибку. Я тоже. Но, конечно, мы можем начать все сначала. Еще раз.
Лиам наклоняется, обхватывает ладонью мое лицо и быстро целует меня, и я чувствую, как мое сердце пропускает еще один удар от ощущения его губ на моих. Они всегда кажутся приятными, правильными, как будто это тот человек, которого я ждала всю свою жизнь, чтобы поцеловать, и до сих пор это было не совсем правильно. Я наклоняюсь, желая насладиться этим, и он задерживается всего на секунду, прежде чем отстраниться.
— Сейчас утром мне нужно уйти, — говорит он, вскакивая с кровати. Черные пижамные штаны, которые он носит, низко сидят на бедрах, позволяя мне видеть все гладкие рельефные мышцы его груди и пресса, глубокие линии выреза, исчезающие в присборенной талии брюк. Он без раздумий снимает их, подходя к комоду, и я мельком вижу его округлую, мускулистую задницу, прежде чем он надевает темно-серые боксерские трусы.
Это так буднично, так по-домашнему, что у меня на мгновение перехватывает дыхание. Это кажется нормальным, более нормальным, чем что-либо за очень долгое время. Очень легко представить, что это наше каждое утро, легко забыть обо всех препятствиях, которые все еще стоят на нашем пути.
Вчера вечером я сказала Александру, что с меня хватит. Я сделала все, что могла, чтобы доказать Лиаму, что я принадлежу ему, что я хочу его. Моя все еще болящая задница является доказательством этого, хотя всякий раз, когда я шевелюсь и чувствую эту затяжную боль, внутри и снаружи, но это посылает через меня импульс желания. То, что Лиам сделал со мной, было наказанием, но в то же время это было приятно.
Лиам скоро разберется с Сиршей и их помолвкой. Я верю в это и цепляюсь за эту мысль, чтобы не падать духом, хотя уже прошло много времени с тех пор, как Лиам ушел, а я позавтракала и сделала зарядку в гостиной. Я как раз поднимаюсь со своего коврика для йоги, заправляя выбившиеся пряди волос обратно в пучок на макушке, когда слышу стук в дверь, от которого мое сердце уходит в пятки.
Лиам не стал бы стучать, а я никого не жду. Так что, если только он не послал кого-нибудь сюда проведать меня или забрать что-нибудь, не совсем за гранью возможного, кто бы ни был по ту сторону этой двери, я не хочу его видеть.
Стук раздается снова, на этот раз сильнее.
— Анастасия? Я знаю, что ты здесь. Открой. — Еще один сильный, настойчивый стук.
Это женский голос. Сирша. Я уверена в этом, и я чувствую, как мой желудок переворачивается от беспокойства. Я не хочу впускать ее, но я почти уверена, что она останется там, пока я этого не сделаю.
Я неохотно подхожу к двери и открываю ее, тяжело сглатывая. У меня есть смутная надежда, что это кто-то другой, кто угодно, но это не так.
Сирша протискивается в квартиру, едва взглянув на меня, пока не оказывается в гостиной. Когда она наконец поворачивается, то опускается на диван, сложив руки на коленях. Обручальное кольцо с бриллиантами и изумрудами все еще у нее на пальце, оно сверкает на солнце, и у меня пересыхает во рту, когда я смотрю на него. Пока оно там, это похоже на символ ее притязаний на Лиама. Напоминание о том, что бы Лиам ни говорил мне, что бы он ни обещал, прямо сейчас он не полностью мой.
— Нам нужно поговорить, Анастасия, — говорит Сирша. У нее легкий и элегантный голос, почти королевская осанка, культурный акцент, несмотря на намек на гэльский. На ней накрахмаленные черные брюки с тонким кожаным поясом и кремовая шелковая рубашка, заправленная внутрь, рукава аккуратно застегнуты на запястьях, а ее рыжие волосы ниспадают на плечи и спину. В ушах у нее маленькие серьги с бриллиантами и никаких других украшений, рядом с ней тонкая черная сумка через плечо, вывернутая внутрь, так что я не могу разглядеть, дизайнерская она или нет. Все в ней сдержанно, но отточено, элегантно, но непритязательно. Последнее, что я могу видеть, это фасад… Сирша точно знает, что делает.
— Это дело Лиама… разговаривать с тобой, — просто говорю я, стоя рядом с одним из кресел и положив руку на спинку. Я не хочу садиться. У меня такое чувство, что мне нужно оставаться на ногах, готовой бежать, хотя я действительно не знаю, куда бы я пошла. — Нам не о чем говорить, Сирша. Это касается только тебя и Лиама.
— Видишь ли, тут мы расходимся во мнениях. — Она вежливо улыбается мне. — Я не думаю, что ты в полной мере осознаешь ситуацию, в которую Лиам поставил себя ради тебя, Ана. Могу я называть тебя Ана?
— Я не думаю, что мое НЕТ остановит тебя.
Сирша приподнимает бровь.
— Не нужно быть невежливой. Ты здесь, трахаешься с моим женихом в его доме, и я не веду себя невежливо по отношению к тебе. Я просто думаю, что ты не понимаешь серьезности ситуации, Ана.
— И ты собираешься мне это объяснить?
Ее губы сжимаются в тонкую линию.
— Лиам важный человек, Ана. Я не думаю, что ты слишком хорошо знакома с ирландскими королями или, по крайней мере, со всеми остальными. Но Лиам возглавляет таблицу. Это что-то значит. И что это значит…