Ирландский обет
Шрифт:
Я не хочу плакать. Я не могу. Я тяжело сглатываю, пытаясь подавить бурлящие эмоции. Тем не менее, они слишком бурлят, заставляя огромный роскошный пентхаус Лиама казаться маленьким и вызывать клаустрофобию. Недолго думая, я хватаю свой телефон и засовываю ноги в туфли на плоской подошве, направляясь к лифту, все еще в потном неряшливом пучке, штанах для йоги и мешковатой футболке, слишком расстроенная, чтобы думать о том, как я буду выглядеть, идя по улице. Мне просто нужно выйти на улицу, подышать свежим воздухом…
Свежий, теплый воздух, дующий мне в лицо, вдыхаемый в легкие, когда я выхожу на улицу, помогает мне немного
Мои ноги начинают болеть, едва пройдя квартал, но я заставляю себя не думать об этом. Я пока не готова вернуться в пространство, которое больше принадлежит Лиаму, чем мне, где меня заставляют думать о его жизни до того, как в ней внезапно появилась я. Сирша сказала, что Лиам был доволен направлением своей жизни до того, как я появилась, и у меня нет причин думать, что это неправда. Если бы он не встретил меня, он, вероятно, женился бы на ней, не задавая вопросов. Возможно, она даже сделала бы его счастливым, она кажется достаточно милой, объективно, той, кто вписывается в его мир. Что бы ни случилось, поскольку мы с Лиамом любим друг друга, это моя вина, потому что он встретил меня. Сирша сказала, что последствия этого могут быть очень плохими, и я не уверена, что она не говорит правду и об этом.
В моих мыслях такой беспорядок, что я даже не слышу шагов за спиной, пока не становится слишком поздно. Я едва замечаю, как рука хватает меня за локоть и тащит в сторону, пока я почти не оказываюсь в машине. К тому времени я настолько теряю равновесие, что, когда я спотыкаюсь и падаю, чьи-то руки используют это, чтобы затащить меня в ожидающую машину, стоящую на холостом ходу у обочины, какой-то невзрачный седан с матерчатым салоном, пахнущим средством для чистки обивки. Я знаю, что это Александр, еще до того, как вижу его лицо. Я узнаю его прикосновения, его запах…. Короткое время мы были так близки. Я не забыла, даже если хочу оставить это в прошлом.
Но в машине есть и другой запах, от которого мое сердце чуть не останавливается от шока. Смешанные запахи сигарет и губной помады возвращают меня к ощущению тошноты в животе, к шикарному французскому акценту, оскорбляющему меня, к острому ногтю у моего соска, к пистолету, приставленному к моей голове. Я знаю, кто сидит на переднем сиденье машины и везет нас туда, куда, по мнению Александра, нам нужно ехать.
Иветт.
На мгновение мир полностью выходит из фокуса. Единственное, что я вижу, это переливы цветов, вызывающие у меня головокружение и тошноту, мои чувства переполнены ароматами кожи Александра, сигарет Иветт, ее губной помады и его теплого дыхания с ароматом шоколада. А потом все возвращается на круги своя, и я с головокружением откидываюсь на спинку сиденья, рука Александра все еще крепко держит меня за локоть, как будто я могу выпрыгнуть из движущейся машины.
Я осмеливаюсь взглянуть на водительское сиденье, не желая подтверждения тому, что говорят мне мои чувства, но все же нуждаясь в нем. Я вижу ее, Иветт, ее темные волосы по-прежнему уложены в стильную прическу каре, ее вездесущая красная помада идеально нанесена, но на ее красивом точеном лице появились новые черты. Наполовину зажившая рана в углу ее лба, переходящая в линию роста волос, заживающий шрам, где у нее, вероятно, были уродливые красные швы. Это портит ее красоту и в некотором смысле дополняет ее. Тем не менее, я слишком хорошо помню, откуда это взялось… помню Лиама повалившего ее на пол, ударяя прикладом, когда он пытался вытащить меня из квартиры Александра. Возможно, я ненавидела то, что ему пришлось сделать с Александром, чтобы вытащить меня оттуда, но я ни на секунду не желала, чтобы он сделал меньшее с Иветт.
Она даже не смотрит на меня в зеркало заднего вида. Ее присутствие заставляет мое сердце беспорядочно биться в груди, если она здесь, это не к добру. Я думала, что она мертва, и одно только осознание того, что это не так, вызывает у меня тошноту, смешанную с неуклонно растущей паникой по поводу того, что она и Александр запланировали для меня. Мой отказ прошлой ночью так сильно ранил его? Неужели он просто собирается избавиться от меня сейчас, раз и навсегда? Если он не может заполучить меня, никто не сможет?
— Александр… — Я пытаюсь говорить громче, пока мы едем, но он шикает на меня, крепче сжимая мою руку. Он не дает мне заговорить, пока мы не выходим из машины и не направляемся в гостиничный номер, Иветт идет впереди, как какой-то сердитый телохранитель, ее огромные темные очки закрывают значительную часть лица.
— Помолчи, Ана, — снова говорит он, когда я пытаюсь протестовать, когда он затаскивает меня в лифт. — И не думай звать на помощь. Ты и твой ирландский любовник пожалеете об этом. Мы поговорим в комнате.
Я знаю, что должна дать отпор, попытаться помешать ему отвести меня туда, где меня никто не увидит, не услышит и не спасет. Но я чувствую панику, оцепенение и неспособность решить, что делать или какие действия могут заставить кого-то прийти мне на помощь вместо того, чтобы притворяться, что смотрят в другую сторону.
— Александр, пожалуйста… — умоляю я, когда мы оказываемся в комнате, дверь закрывается с такой решимостью, что у меня по спине пробегает дрожь. — Прости, что я расстроила тебя прошлой ночью, но ты должен быть разумным. Я не хочу…
— Я веду себя разумно, — холодно говорит он. — Я остановился, когда ты попросила меня об этом прошлой ночью, не так ли? Позволил тебе убежать, как будто ты мне не принадлежишь.
— Куплена и оплачена, — лукаво замечает Иветт. — Непослушное домашнее животное. Очень плохая девочка. Я бы хотела, чтобы ты позволил мне научить ее хорошим манерам, Александр…
— Хватит, — коротко говорит он. — Анастасия, к тебе это тоже относится. Я был терпелив, позволял тебе разгуливать по Бостону с этим ирландцем и верил, что ты образумишься, но ясно, что тебе нужна более твердая рука, кто-то, кто будет направлять тебя. Ты только и делала, что играла со мной в игры, морочила мне голову и забавлялась эмоциями, которые я испытываю к тебе…
— Нет! — Умоляюще восклицаю я, качая головой. — Александр, я не играю в игры, клянусь. Ты мне небезразличен. Правда. Я благодарна тебе за все, что ты для меня сделал.
Я вижу, как при этом на лице Иветт появляется выражение, как будто она почуяла что-то плохое, но я игнорирую это, продолжая двигаться вперед.
— Я имела в виду все, что говорила тебе в Париже, клянусь. Но все изменилось…
Что-то в сердитом выражении лица Александра дрогнуло, но Иветт сделала шаг вперед, ее милое личико исказилось от раздражения.