Ирландский обет

Джеймс М. Р.

Александр хмурит брови, и я вижу вспышку гнева, омрачающую его красивые, артистичные черты.

— Что ты хочешь этим сказать, куколка? — Спрашивает он, в его голосе появляются опасные нотки. — Ты рассматриваешь возможность не оставлять этого ребенка?

Я в отчаянии вскидываю руки, испуская резкий, сердитый вздох.

— Я узнала, что беременна, меньше часа назад, Александр, — парирую я. — Так или иначе, я никак не могу знать прямо сейчас, что я собираюсь делать.

— Ты не выберешь ничего, кроме этого ребенка! — Александр рычит, и я отшатываюсь, чуть не падая в ванну от внезапного испуганного шока. Я восстанавливаю равновесие, но наклоняюсь

вперед, падая на колени на плитку, и от удара у меня перехватывает дыхание. Я начинаю плакать, слезы текут по моим щекам, когда я содрогаюсь от нескольких внезапных, судорожных всхлипываний. Прежде чем я успеваю подняться, Александр оказывается на полу рядом со мной, тянется ко мне, снова нежно.

— Я сожалею о своей вспышке, куколка — шепчет он срывающимся голосом, и когда я поднимаю глаза, я тоже вижу дорожки от слез на его щеках.

— Александр… — Я моргаю, глядя на него, невольно протягивая руку, чтобы коснуться влажной линии на его щеке, чуть ниже острой кости. — Что…

— Мне жаль, — повторяет он. — Я…моя сводная сестра Марго, которую я любил и с которой у меня был роман в подростковом возрасте. Она… — Он тяжело сглатывает, и я знаю, что он собирается сказать, еще до того, как это слетает с его губ.

— Она забеременела от тебя? — Шепчу я, и Александр кивает, его голубые глаза снова наполняются слезами.

— Наш отец узнал об этом, — говорит он приглушенным тоном, его руки сжимаются в кулаки. — Он заставил ее сделать аборт. Он также не повел ее к врачу… сказал, что такая шлюха, как она, этого не заслуживает. Он сделал это прямо в сарае. Он заставил меня смотреть. — При этих словах лицо Александра искажается, его голова опускается мне на плечо.

Я застыла в шоке, не в силах пошевелиться. Ужас от этого ощущается как лед в моей крови, боль Александра смягчает меня по отношению к нему вопреки мне самой. Что бы ни было между ним и мной, какая бы боль, обида и история… не имеет к этому никакого отношения. Его сводная сестра определенно этого не заслуживала, и я вижу, что боль Александра реальна. Его плечи трясутся, когда он плачет, кадык дергается, когда он наконец поднимает на меня взгляд, судорожно сглатывая, его глаза покраснели.

— Она умерла всего через несколько дней после, — бормочет он.

— Мне так жаль, — шепчу я. — Александр, я не могу даже найти слов, как мне жаль, правда…

Он качает головой, откидываясь на колени и вытирая лицо, одаривая меня натянутой, грустной улыбкой.

— Это было давно, — тихо говорит он. — И это не твоя вина. Но теперь ты понимаешь, почему мысль о том, что ты не оставишь этого ребенка, так… трудна для меня.

— Да, — говорю я тихо, и я говорю это серьезно. Не считая моего личного выбора, я могу понять его боль. — Ты хотел ребенка? — Деликатно спрашиваю я. — Я имею в виду тебя и Марго. Вы говорили об этом, прежде чем…

Александр кивает.

— Она сказала мне в то утро, когда была уверена, что одна. До того, как наш отец узнал все. Она была вне себя от радости. Мы строили совместные планы, планы сбежать, пожениться и сбежать от него. Это был последний раз, когда мы занимались любовью, прежде чем… — Его голос снова срывается, и он отводит взгляд. — Мы собирались стать семьей, — наконец говорит он, снова поднимая на меня взгляд. — Мы собирались быть вместе, втроем, и это было украдено у меня. — Его челюсть сжимается, его голубые глаза впиваются в мои. — Я не позволю этому случиться со мной снова, Анастасия.

Мое сердце замирает в груди.

— Прости, — шепчу я. — Мне так жаль, что это случилось с тобой и твоей сводной сестрой. Это ужасно. То, что с ней случилось, это худшее, что я могу себе представить. Но я не знаю, что я хочу делать, Александр. У меня еще не было возможности даже обработать это, не говоря уже о том, чтобы принимать решения и выбирать свое будущее, и это должен быть мой выбор. Мой. А не чей-либо еще.

Лицо Александра разглаживается, и он улыбается мне, протягивая руку, чтобы нежно коснуться моей щеки. Мы оба все еще стоим на коленях на полу, очень близко, так близко, что я чувствую его тепло, вдыхаю запах его одеколона и аромат его кожи. Знакомые запахи, запахи, которые когда-то помогали мне чувствовать себя в безопасности. Даже нравились. Защищали.

— Вот почему ты любила меня, куколка, — бормочет он. — Я делал за тебя весь выбор, все, что тебе нужно было сделать, это подчиниться. Такое может повториться снова.

— Нет, — шепчу я, качая головой, и чувствую, как слезы снова наворачиваются на глаза. — Этого не может быть, Александр. Этого действительно не может быть.

— Пока ты любишь меня хоть немного, куколка, я в это не верю. — Александр качает головой. — Возвращайся со мной в Париж. Мы будем вместе. Если ты хочешь делать выбор, куколка, если ты хочешь быть Анастасией, а не моей маленькой куколкой, я постараюсь снова научиться так жить. У нас все может быть все по-другому. Мы будем семьей точно так же, как…

— Александр… — Слезы текут по моим ресницам, и я качаю головой, чувствуя, как будто он снова разбивает мое сердце. — Я тебе не верю. Я не могу. Может быть, Александр, который любил Марго, может быть, этот человек мог бы быть мужем и отцом, может быть, он мог бы прожить ту жизнь. Может быть, ты все еще мог бы. Но не со мной. Мы начали все определенным образом, и я не думаю, что мы можем это изменить. Возможно, есть кто-то, кто мог бы исцелить тебя так, как Лиам помог исцелить меня, но я не могу, Александр. Я так сильно этого хотела…. — Я пытаюсь остановить слезы, но не могу. Теперь они текут сильнее, и я наклоняюсь вперед, прижимаясь своим лбом к его лбу. — У нас нет будущего, в котором мы вместе.

Я тянусь к его руке, чувствуя, как его длинные пальцы касаются моей ладони. Пальцы художника, пальцы пианиста, руки человека, который любит красивые вещи.

— Ты любишь все красивое и сломанное, Александр, — шепчу я. — А я начинаю исцеляться здесь. Ты прав, я все еще люблю тебя. Я думаю, что часть меня всегда будет любить. Но я все больше и больше начинаю верить, что мое место здесь. Что Лиам — это тот, кому я принадлежу. Я почувствовала это еще до рождения ребенка, и этот ребенок этого не изменит. Неважно, чей он…

Раздается сильный стук в дверь и голос Лиама снаружи.

— Ана? Ты в порядке? Прошло некоторое время… я думаю, нам пора поговорить. Ты и я… одни.

Медленно, чувствуя дрожь, я встаю. Я протягиваю руку Александру, чтобы помочь ему тоже подняться, и он смотрит на меня с того места, где стоит на коленях, влажными голубыми глазами. В этот момент мне кажется, что между нами что-то изменилось навсегда.

Он берет меня за руку, его теплая ладонь касается моей, и поднимается на ноги. Он удерживает мой взгляд в течение долгой секунды, и я ожидаю, что он скажет что-то еще, но он этого не делает. Он просто отворачивается и направляется к двери. Когда он выходит, Лиам протискивается мимо, чтобы войти в ванную, а Александр один раз печально оглядывается на меня.