Ирония судьбы, или С легким паром
Шрифт:
— Мне не до шуток. У меня голова раскалывается. Который час?
— Скоро одиннадцать. Ко мне должны прийти, и ваше присутствие здесь не обязательно! — И Надя швырнула Лукашину его брюки.
— Но почему ваши гости явятся ко мне встречать Новый год? И как вы сюда забрались? Я позабыл захлопнуть дверь, да?
Тут Лукашину захотелось попить, он схватил чайник, из которого его только что поливали, и потянулся губами к никелированному носику. Но Надя с такой силой вырвала чайник из его рук, что горемыка
— Но почему вы безобразничаете? Я пить хочу!
— Послушайте, вы! — грозно сказала Надя. — Вы хоть что-нибудь соображаете?
— Все соображаю. Безусловно.
— А где вы находитесь, по-вашему?
— У себя дома. Третья улица Строителей, 25, квартира 12!
— Нет, это я живу Третья улица Строителей, 25, квартира 12! — язвительно сообщила Надя.
А Лукашин ответил столь же язвительно:
— Нет, здесь живем мы с мамой. Уже три дня. Полезная площадь тридцать два метра, и соседей у нас нет!
— Извините, — издевательски продолжала Надя, — но это у нас с мамой отдельная квартира полезной площадью тридцать два метра!
Лукашин снова взобрался на тахту.
— Не могу сказать, что у нас с вами большие квартиры.
— Это очень ценное наблюдение, — насмешливо заметила Надя. — Я была бы вам крайне признательна, если бы вы… как можно скорее испарились!
И Надя решительно спихнула спеленатого в плед Лукашина на пол.
— Я требую уважения к себе! — запричитал Лукашин, пытаясь освободиться от пледа. — Кто меня закатал? Мама!
— Мама ушла! — холодно отозвалась Надя. В ответ Лукашин запулил в нее брюками. Надя тотчас кинула их обратно.
— Чья мама ушла? — спросил Лукашин.
— По счастью, у нас с вами разные мамы!
— И они обе ушли… Караул… — совсем тихо произнес Лукашин.
— Кто-то из нас двоих наверняка сумасшедший! — сказала Надя, и Лукашин осторожно вставил:
— Я знаю кто…
— Я тоже знаю… — поддержала женщина.
Лукашин осмотрелся, не зная, что делать дальше, как вдруг сомнение закралось в его душу:
— Зачем вы передвинули шкаф?
Надя была безжалостна:
— Как его внесли, так он здесь и стоит!
— Но это же моя мебель! — В голосе Лукашина зазвучали умоляющие ноты. — Польский гарнитур за семьсот тридцать рублей!
— И двадцать рублей сверху! — прокомментировала Надя.
— Я дал двадцать пять! — Лукашин повернулся и простонал: — Наваждение какое-то. Зачем мама поставила на стол чужие тарелки? И ширму нашу фамильную умыкнули…
— Кажется, вы начинаете прозревать! — зафиксировала Надя.
Лукашин пытался отсрочить неизбежное:
— Значит,
— Отвезла в комиссионку! — ответила Надя.
— Где я? — жалобно пролепетал Лукашин.
— Третья улица Строителей, 25, квартира 12! — объявила Надя.
— Но, честное слово, это мой домашний адрес! Хотя мне кажется, я все-таки в чужой квартире! — Лукашин был уже не пьян, но еще не был трезв.
— Наконец-то! Теперь вы можете уйти со спокойной душой! — И Надя сдернула с Лукашина плед.
— Не надо! — закричал Лукашин. — Куда же я пойду в таком виде? Что вы, смеетесь? — Он схватил Надино платье и прикрыл им голые ноги.
— Мое новогоднее платье! — взвизгнула Надя и вырвала его из рук полураздетого пришельца.
— Не обнажайте меня! Я жду Галю, она придет по этому адресу, я вам паспорт покажу! Где мой пиджак? — Лукашин поискал глазами пиджак, который валялся на полу, за шкафом. — Вот мой пиджачок… висит… А вот и паспорт мой. Вот — город Москва… Нет, вы смотрите! Сто девятнадцатое отделение милиции. Прописан постоянно по Третьей улице Строителей, 25, квартира 12! Это, между прочим, документ. И… чешите отсюда!
Надя насмешливо скривила губы:
— Значит, вы думаете, что вы в Москве? — не выдержала и расхохоталась в полный голос.
— А где я, по-вашему? — в ответ рассмеялся Лукашин, но это был неуверенный смех. — В Москве, деточка, в Москве!
Тогда Надя выдвинула из буфета ящик, достала свой паспорт и протянула Лукашину. Тот послушно прочел:
— Ленинград, Третья улица Строителей, 25, квартира… — Он вернул паспорт, и только сейчас дошел до него страшный смысл прочитанного: — Вы что же… намекаете, что я в Ленинграде?
Надя торжественно молчала. Лукашин нервно засмеялся и сразу же прервал себя:
— Но как же я мог попасть в Ленинград, я ведь шел в баню…
— С легким паром! — поздравила Надя.
— Спасибо! — сказал Лукашин, а Надя показала рукой на дверь:
— А теперь уже хватит! Уходите!
— Но если я действительно в Ленинграде… какая беда, а? — Лукашин в ужасе опустился на пол. — Постойте, мы поехали на аэродром… да, я помню… мы провожали Павла… перед этим мы мылись… Неужели я улетел вместо Павла?
— Не надо пить! — догадалась Надя.
— Я абсолютно непьющий… В рот не беру… Нет, это невероятно… Галя уже пришла, а я на полу… в Ленинграде… Хоть бы я попал в какой-нибудь другой город…
В лифте Надиного дома медленно и с достоинством поднимался Ипполит Георгиевич, мужчина солидный и знающий себе цену. Он остановился возле Надиной двери, поправил галстук, улыбнулся и, предвкушая удовольствие от будущей встречи, позвонил в дверь.
Ипполит и не подозревал, какую реакцию вызовет его звонок.