Исцеление для неисцелимых: Эпистолярный диалог Льва Шестова и Макса Эйтингона
Шрифт:
Были ли Вы на этот раз довольны своим пребыванием в Pontigny? Было ли оно интересным? Надеюсь, что оно не повлекло за собой какого-либо неприятного телесного дискомфорта, как в прошлом году? Сносная ли теперь погода в Ch^atel-Guyon, и когда Вы намереваетесь вернуться в Париж? Напишите мне поскорее, Лев Исаакович, о себе и о Ваших близких. Не правда ли, ведь не обязательно же «око за око, зуб за зуб», что делает нашего старого Бога таким привлекательным для Вас! [11]
Мирра Яковлевна торжественно обещала мне после нашего возвращения в Берлин навестить Софью Клементьевну. [12]
Мы оба посылаем сердечный привет Анне Елеазаровне и девочкам.
Преданный Вам
Max Efimowitsch
* Частично (без перевода) приведено в кн. Барановой-Шестовой, I: 339– 40.
1. В подлиннике по-немецки.
2. Эйтингоны отдыхали в это время в курортном городке Badersee неподалеку от Гармиша в горной Баварии, см. прим. 2 к письму 14, от 1 сентября 1924 г.
3. Возможно,
4. Горное озеро, на котором располагается Badersee.
5. Фрейд поселился на вилле Sch"uler в Зиммеринге (район Вены) 17 июня 1926 г. Следующим днем, 18 июня, датировано его письмо Эйтингону, написанное из его нового дома (Freud – Eitingon, p. 451).
6. Такого сочинения у Шестова, разумеется, нет; Эйтингон так в шутку именует книгу, которую взял с собой в дорогу, – очевидно, это была La philosophie de la tragedie: Dosto"ievsky et Nietzsche (далее его попутчик говорит о «французской книге», и к тому же появившейся, по-видимому, недавно: «в течение вот уже нескольких месяцев полностью овладела моим вниманием!»).
7. Аграм – немецкое название Загреба.
8. Речь, по-видимому, идет о композиторе и музыкальном педагоге Эдене (Эдмунде) Петере Йожефе фон Михаловиче ("Od"on Peter Jozsef von Mihalovich) (1842–1929).
9. Шурином (Schwager) Эйтингон называет Матвея Исааковича Эйтингона, который, как упоминалось во вступительной статье, будучи его кузеном, был первым браком женат на родной сестре Макса Ефимовича Фанни.
10. См. прим. 5 к письму 17, от 9 октября 1924 г.
11. Намек на ветхозаветную правовую заповедь: «око за око, зуб за зуб» (Лев. 24: 20), призывающую здесь, вероятно, не считаться письмами.
12. Неустановленное лицо.
35
ЭЙТИНГОН – ШЕСТОВУ* [1]
Berlin
Rauchstr<asse> 4
16. IX. <19>26
Дорогой Лев Исаакович,
я тороплюсь сообщить Вам, что я, к моей большой радости, только что узнал, – правда, я всегда был в этом уверен, но сегодня могу все это реализовать: мы получили вторую часть для нашего французского издания Ваших трудов, еще 150 фунтов, которые сейчас же или, во всяком случае, когда в этом будет необходимость, будут выданы Шифрину. Мой шурин Матвей Исаакович взял на себя внести эту часть суммы. Таким образом, Апофеоз и Potestas теперь могут быть изданы по возможности одновременно (а главное – что они будут опубликованы).
Матвей Исаакович уже сегодня уехал в Париж и Лондон, а 25-го, или, самое позднее, 29-го сентября он отплывет в Нью-Йорк. Я дал ему Ваш адрес в Париже; он был очень рад возможности увидеться и поговорить с Вами. Но, пожалуйста, пусть это не помешает Вам, если Вы захотите задержаться в Шатель Гийоне.
Сердечный привет всем Вашим, а также Герм<ану> Леоп<ольдовичу> и Фаине Исааковне. Последняя, по-видимому, скоро уже будет в Берлине.
Мирра Яковлевна тоже передаeт Вам самый сердечный привет.
Ваш
Макс Эйтингон
* Приведено (без перевода) в кн. Барановой-Шестовой, I: 355.
1. В подлиннике по-немецки.
36
ШЕСТОВ – ЭЙТИНГОНУ*
21/IX. <19>26
4. Rue de l’Alboni
Paris (XVI)
Дорогой Макс Ефимович!
Вчера вечером вернулся в Париж. Накануне отъезда из Ch^atel’а получил Ваше второе письмо (первое пришло еще неделю тому назад), но решил подождать с ответом до возвращения в Париж, чтобы уже заодно узнать от Ш<ифрина> и сообщить Вам возможно более точные сведения о нашем издании. He знаю, как уж и благодарить Вас за Вашу заботливость. Теперь, когда и Матвей Исаакович войдет участником к нам, дело подвинется много быстрее. Сегодня я был уже у Шифрина и сказал ему, что нашлись новые средства. По его расчету, теперь средств хватит, чтобы к концу 1927 года выпустить четыре тома (считая и III-й – уже напечатанный) – т. е. III, IV, VII и VIII, т. е. б'oльшую, значительно б'oльшую часть моих сочинений. [1] Теперь, конечно, я больше колебаться не буду, и мы непосредственно приступим к выпуску А<пофеоза> б<еспочвенности>. Я с Вами совершенно согласен, что А<пофеоз> б<еспочвенности> нужно выпустить раньше, чем VII-й том и, если я раньше говорил, что нужно сперва выпустить VII-й, а потом IV-й, то лишь потому, что боялся, как бы из-за недостатка средств выход VII-го тома не задержался на слишком продолжительное время. Но раз средства нашлись – колебаться уже не приходится. Через три дня Шлецер возвращается в Париж и сейчас же начнет переводить, так что к новому году А<пофеоз> б<еспочвенности>, вероятно, выйдет в свет. А Вл<асть> кл<ючей>, вероятно, выйдет в мае. Дост<оевский> и Нитше обошелся (считая гонорар переводчика) около 80, 82 фунтов (50 я уже дал Ш<ифрину>, остальные – нужно будет в октябре заплатить). А<пофеоз> б<еспочвенности> обойдется почти в такую же сумму. А VII и VIII тома оба вместе будут стоить около 250 ф<ранков>. Но ведь до конца 1927 года у нас есть еще 1 1/2 года, так что можно рассчитывать, что недостающие 100, 110 фунтов покроются из продажи простого издания и, может быть, даже, если продажа пойдет хорошо, можно будет сейчас же приступить к печатанию В<ласти> клю<чей>. В случае же, если продажа пойдет медленно (имейте в виду, что Hachette’у [2] приходится отдавать половину валовой стоимости книги. Правда, Шифрин надеется, что следующие тома он сам будет продавать, но я думаю, что большой экономии это не даст – а такого распространительного аппарата, как у Hachette, ни у кого нет), то с печатанием VI тома можно будет и подождать. Ведь первая, самая главная половина дела будет сделана, четыре тома будут выпущены, а там, Бог даст, и вторая половина устроится. Думаю, что есть все основания на то рассчитывать.
Теперь тоже, конечно, я могу исполнить и другое Ваше желание – не тратить выручку с роск<ошного> издания на печатание книг, а использовать ее исключительно для своих нужд. А т. к., судя по началу, можно рассчитывать, что продажа пойдет хорошо, то, пожалуй, через год или полтора мне удастся так устроиться, как это нужно для того, чтобы успешно работать. Шифрин сегодня мне сказал, что в Лондоне уже обеспечено около 15 экземпляров (в Лондоне, вообще в Англии продают на англ<ийскую> валюту – по фунту за том берут), что в Швейцарии будет продано около 5 экз<емпляров> и т. к. <sic> [3]. Потом Беспалова [4] уверяла, что у нее есть во Франции 10, 12 охотников, которые готовы сразу внести деньги за полное собрание. Если все это осуществится, то соберется порядочная сумма, и можно будет, наконец, освободиться от постоянных забот и отдаться исключительно своей работе. Когда я думаю об этой возможности и вспоминаю, что всем этим я обязан Вашей дружбе и заботе – я не знаю, как и благодарить Вас. Тем более, что сейчас, больше, чем когда бы то ни было, мне хочется продолжать работать. Возражения д-ра Hering’a на мою статью о Гуссерле показали мне лишний раз, что борьба, которую [5] я начал 25 лет тому назад, есть действительно борьба за , [6] за самое для нас драгоценное. Сама по себе статья Hering’a, как я Вам, кажется, писал, не представляет из себя ничего особенного. Но она вся пропитана духом Гуссерля – и, через Hering’a, я, конечно, разговариваю с Гуссерлем или, лучше сказать, с «Духом нашего времени». Между прочим, я изменил заглавие своей статьи о Плотине, которая напечатана в Верстах. Она по-немецки (в сборнике Франка, который выйдет к январю, вероятно, у Reichl’a) уже будет называться: На весах Иова. [7] Мне кажется, что это заглавие лучше выражает сущность статьи – и всего того, что занимает меня в последнее время. Есть ли еще такие весы Иова – когда-то ведь были они? И как сделать, чтобы люди убедились в их существовании! И мне хочется думать, что если я оставшиеся мне годы жизни смогу отдать работе, то, может быть, мы опять увидим то, что, выражаясь языком Платона, видели «блаженные и древние мужи, которые были лучше нас и стояли ближе к Богу»… [8] Одновременно с этим письмом посылаю Вам номер журнала Версты, где напечатаны вещи Ремизова и моя статья – На весах Иова (я надписал новое заглавие, перечеркнув старое). [9]
<…> бодрой и оживленной, какой я ее давно не видел. Но перед своим отъездом стала опять нервничать. Сейчас она в Vichy, [10] но через несколько дней, прямо из Vichy, она через Париж поедет одна в Берлин. Надеюсь, что при <В>ас последние признаки перевозбуждения у нее пройдут. Г<ерман> Л<еопольдович> поедет в Берлин через месяц. —
Видел сегодня Ремизова. Бедолага до сих пор не оправился после истории с автомобилем: боится на улицу выходить. [11] Он надеялся, что ему, по крайней мере, заплатит страховое общество, и можно будет отдохнуть и подлечиться. Но его расчеты не оправдались: он не получил ничего, и опять ему придется мучиться, как прошлую зиму.
Разговаривал сегодня по телефону с Леонидом Николаевичем. Он <в> восторге от своего пребывания во Франценсбаде. Говорит, что и он, и Елизавета Яковлевна великолепно себя чувствуют. Слава Богу! Матвей Исаакович <Эйтингон> сейчас тоже в Париже. Леонид Николаевич ему скажет, что я уже здесь, и завтра <конец отсутствует>
* От слов – «He знаю, как уж и благодарить Вас за Вашу заботливость» до «…(я надписал новое заглавие, перечеркнув старое)» – с некоторыми пропусками приведено в кн. Барановой-Шестовой, I: 355–56.