Исцеление для неисцелимых: Эпистолярный диалог Льва Шестова и Макса Эйтингона
Шрифт:
Вступление, – говорилось в плане-проспекте, – представляет собой тройное введение в философию Шестова. 1-ая глава «Вступления» намечает роль Шестова в духовной жизни еврейского народа и в развитии европейской культуры и тем самым предварительно устанавливает историческое значение его. 2-ая глава характеризует сущность экзистенцио-нальной философии в противоположность философии спекулятивной. 3-я глава ставит проблему формы в философии и открывает в нарочито эссеистической и афористической бессистемности шестовского творчества динамическое единство «живой системы».
Далее должны были следовать части, предназначенные раскрыть философию Шестова как мессианское дерзновение и как теорию этого акта. «Так как мысль Шестова постоянно движется по линии борьбы между “Афином” <sic>
I-я часть (Борьба против «Афин»), по замыслу автора, должна была быть «посвящена преодолению лжемессианства науки и теоретической философии» и состоять из трех глав. Раскрывая их содержание, Шор писал:
1-ая глава – Критика теоретической истины – излагает опыт метафизики познания Шестова и его новую и радикальную Критику чистого разума.
2-ая глава – Критика автономной морали – обнаруживает трагедию падшего и сопряженного со злом добра и внутренней этики секуляризованного существования. Экскурс – Критика отвлеченной красоты – устанавливает индивидуальный и неповторимый характер красоты и объясняет напрасные усилия построения генерализирующей эстетики.
3-я глава – Критика идеалистического мировоззрения – находит в основе идеалистического мышления идолопоклонства перед абсолютированной идеей, которое приводит к подавлению и уничтожению человеческой личности и ее свободы и развенчивает таким образом ложные притязания идеализма на обретение спасения для человека и человечества [130] .
130
В обновленном варианте плана эта часть имела четыре главы: 1. Критика теоретической истины, 2. Критика секуляризованного добра, 3. Критика отвлеченной красоты, 4. Критика идеалистического мировоззрения.
II-ая часть книги (На путях к Ерусалиму) задумывалась в виде анализа методов экзистенциального мышления и должна была представлять «введение в теорию и практику философии мессианского дерзновения». В плане-проспекте это расшифровывалось так:
1-ая глава – Exercitia spiritualia – 1) устанавливает цели и задачи «духовных упражнений», 2) вырабатывает диалектику шестовского мышления как основу этих «упражнений», 3) раскрывает внутреннюю структуру и последовательность <этих «упражнений»> и показывает таким образом философию Шестова как систему духовного воспитания на путях мессианской веры. 2-ая глава – Странствования по душам – дает теорию экзистенциальной психологии в понимании Шестова, показывает на ряде примеров ее приемы и определяет метафизическое значение добытых ею результатов. 3-я глава – De profundis – открывает экзистенциальную ситуацию (ситуацию трагической безысходности), как исходный пункт философии и источник философского творчества.
Цель III-й части (Миф и мудрость в творчестве Шестова) Шор формулировал как выработку «положительного содержания учения Шестова». Она также включала в себя три главы:
1-ая глава, Миф и мудрость, представляет собой попытку выяснения религиозного мировоззрения Шестова, которое намеками и фрагментарно дано в его произведениях и которое является основой его учения. 2-ая глава – За пределами познания и разума – осуществляет завещанную Шестовым в его последнем произведении парадоксальную задачу построения «логики мышления 3-го измерения» и дает заложенную в творчестве Шестова систему религиозной философии. 3-я глава – Человек перед лицом бездны – раскрывает трагедию человеческого существования, как основу экзистенциального мышления и показывает пути преодоления этой трагедии в учении Шестова.
Наконец, в IV-й (Эллины и иудеи) и V-й (Библейское откровение и судьба философии) частях, говорилось в плане-проспекте, определяется «значение еврейской идеи, раскрытой в философии Шестова для настоящего и будущего еврейского народа и человечества». TV-я часть, в которой должна была быть осуществлена попытка «проникнуть в метафизический и экзистенциальный смысл борьбы между эллинским и иудейским духом», состояла из трех глав:
1-ая глава – Соблазны и очарования «Афин» – дает характеристику эллинской культуры и раскрывает заложенную в ней антиномию одновременного утверждения жизни и смерти. 2-ая глава – Заветы Ерусалима – устанавливает творческую сущность еврейского духа и смысл лежащей в основе его манифестации отказа от создания «кумиров». 3-я глава – Между «Афинами» и «Ерусалимом» – вскрывает борьбу эллинского и еврейского духа как основу европейской культуры и выясняет творческий смысл этого духовного конфликта в аспекте судеб еврейского народа и человечества.
Как и все другие части книги, трехглавной планировалась и последняя часть, в которой намечалась «роль экзистенциальной философии Шестова как попытки философского раскрытия библейского откровения, в преодолении современного философского кризиса».
1-ая глава – Философия на распутье – выясняет смысл современного кризиса философии в перспективе вечного круговорота философской мысли. 2-ая часть <sic> – Трагедия экзистенциальной философии – освещает срывы экзистенциального мышления у Киркегаарда, Ничше и других мыслителей этого направления. 3-я глава – Библейская мудрость, как предпосылка возрождения философии – показывает преодоление этих срывов в философии Шестова на основе библейского откровения.
В заключении автор ставил перед собой задачу определить «органические пределы философского мышления как трагедию философского творчества» и показать, «каким образом “система в бессистемности”, динамический принцип философствования Шестова, имеющий свои корни в еврейском духе и библейском откровении, утверждает и преодолевает эту ограниченность».
Книга планировалась в виде солидной монографии – с разнообразными указателями: библиографии Шестова, литературы о нем, индексами имен, основных обсуждаемых проблем и понятий.
Остается только посетовать на то, что столь капитальный, по крайней мере, для своего времени, труд о Шестове не был издан. Впрочем, мы доподлинно не знаем, был ли он вообще написан. Судя по тем кускам, что сохранились в архиве Шора, прежде всего связанным с желанием и необходимостью конкретизировать замысел автора, «расписать» его в той или иной степени подробно, не только с точки зрения перспективного плана, но и в качестве вполне осязаемых и конкретных текстовых фрагментов, работа должна была приобрести весьма основательный размах. Трудно сказать, что помешало ее полному осуществлению, завершению и изданию. Скорее всего, внешние и внутренние причины носили «встречный» характер и взаимообусловливали друг друга.
Если говорить о внешней стороне дела, то, помимо сугубо материального, финансового фактора, существовала, очевидно, еще одна весьма существенная проблема, обойти которую для полного и ясного ответа на вопрос, почему книга Шора о Шестове в Палестине не появилась, невозможно. Письмо Шора Эйтингону от 31 марта 1940 г. открывает, что выдвигаемая им интерпретация Шестова как еврейского философа вызвала несогласие и даже, возможно, резкую полемическую реакцию в кругах палестинского интеллектуального истеблишмента («официальных академических кругов», как они названы в этом письме). Шор полагал, что действием именно этих сил объясняется задержка его выступления на радио с лекцией о Шестове, заявку на которую он подал еще 12 декабря 1939 г. (см. выше, прим. 3, с. 238). Касаясь сложившегося неопределенного положения, он писал Эйтингону: