Исцеление сердца
Шрифт:
— Почему ты не подняла тревогу?
— Нет необходимости. Как я уже сказала, огонь погас.
— Ладно. Спасибо.
Сигрид кивнула ему, и Леиф закрыл дверь. Когда он повернулся, Ольга сидела на кровати, прижимая одеяло к груди. Ее волосы рассыпались по плечам. Она была прекрасна как богиня. Сердитая богиня — Ольга хмурилась, и в ее глазах пылал огонь, гораздо более опасный, чем тот, что сжег телегу Одда.
Леиф убрал меч, пересек комнату и остановился перед своей женой, глядя на нее.
— Что-то не так?
— Это была Сигрид.
—
— Она женщина.
— Да, правда.
Ее хмурое выражение сменилось недоверчивым, и недоверие было таким сильным, что казалось почти наигранным.
— Леиф, ты совсем голый. Полностью.
Удивленный, он засмеялся.
Она ревновала? Леиф засмеялся сильнее, когда эта мысль овладела им — и это было серьезной ошибкой. Ольга накрылась одеялом и отвернулась. Ее время было уже совсем близко, и переворачиваться становилось все тяжелее. А еще она стала капризной и обидчивой.
Леиф понимал, что дело в ее беременности. Но мысль о том, что Ольга будет ревновать — не говоря уже о том, что будет ревновать его к Сигрид — даже сейчас он находил ее забавной и должен был прикусить губу, чтобы не засмеяться снова.
— Ольга… Ольга, — он подошел к ней и остановил, когда она попыталась встать с кровати. — Это не имеет значения. Откуда мне знать, может, там была серьезная беда, и я не стал терять время на одевание. Сигрид даже не заметила, — он взял свой мягкий стержень в руку и пошевелил им. — И я этого не заметил. Ты — все, что мне нужно и чего я хочу. Навсегда.
Она смотрела на его мягкую плоть.
— А меня ты тоже не замечаешь?
— Уф, — пробормотал он, стараясь не засмеяться.
Сейчас она злилась, потому что он не возбудился? Что только делала беременность с женщиной! Иногда он не понимал ход мыслей своей жены.
— Я замечаю тебя, любовь моя. Я всегда обращаю на тебя внимание. Возможно, я мягок, потому что только что был момент, когда эта часть меня могла быть в опасности, — Леиф взял ее руку и сжал на своем естестве, и то сразу начало набухать. Он тихо застонал. — Видишь? Я заметил тебя.
Ольга легко улыбнулась, хотя и попыталась скрыть это, и обхватила его другой рукой, умело работая, пока он не стал твердым, как камень, и не начал постанывать от возбуждения. И когда она наклонилась так сильно, как только позволял живот, и облизала его так, будто он был леденцом, его нужда стала болезненной и жгучей. Он хотел быть внутри нее. Все остальное, независимо от того, насколько восхитительным это было, было лишь тенью этого соединения.
С каждым разом, когда рос ребенок, им становилось все труднее. Ольга уже не могла выдерживать такое глубокое проникновение, и удерживаться сверху становилось все труднее. У Леифа были идеи, но Ольга не была к ним готова. И он понимал, почему.
Леиф знал ее историю — теперь он знал все — и понимал ее страх. Ее много раз брали сзади, когда насиловали, и она боялась, что попытка сделать это снова заставит ее воспоминания ожить.
Но сейчас они писали
Он запустил руки ей в волосы и остановил ее.
— Ольга. Я хочу кое-что попробовать.
Она взглянула на него доверчивыми, но любопытными глазами.
— Что?
— Ты мне доверяешь? Полностью доверяешь?
Леиф заметил, как она сглотнула, прежде чем ответить:
— Да.
Ободрив свою жену улыбкой, он опустил руки и перевернул Ольгу так, чтобы она оказалась на коленях на кровати спиной к нему. Он почувствовал, как ее тело напряглось, когда она поняла.
— Леиф…
— Тсс, — он подошел ближе и поцеловал свою жену в плечо. — Это мы, Ольга. У нас все по-другому. Я не причиню тебе вреда. Ни телу, ни душе. Поверь мне.
— Я не могу тебя видеть, — ее голос задрожал, а вместе с ним и его решимость. Но он глубоко вздохнул, заставив ее сделать то же самое.
— Ты можешь чувствовать меня. Ты можешь слышать меня. Я с тобой.
Мягко, медленно, он приподнял ее, чтобы она откинулась на его грудь. Провел руками по ее рукам и ногам, по животу, по бокам, не лаская, а просто касаясь, пока не почувствовал, как она расслабляется.
Затем он взял ее грудь в руки, массируя и поглаживая, избегая чувствительных точек ее сосков, пока не услышал легкий стон.
Лаская пальцами ее соски, Леиф прошептал:
— Тебе нравится, когда я держу тебя вот так и глажу тебя. То, что я хочу сделать, мы не делали раньше. Но это все мы, любовь моя. Только мы.
Боги, он мог умереть от похоти и от пьянящей силы, которую чувствовал в ее доверии. Он забирал ее тело и душу, и она позволяла ему.
Легкое мурлыканье превратилось в стон, поднимающийся в груди Ольги каждый раз, когда его пальцы смыкались на ее сосках и потягивали их. Когда ее дыхание стало частым, он наклонил ее вперед, чтобы она могла упереться руками.
Она была влажной и уже пульсировала. Леиф облизал руку, чтобы смочить свою плоть и очень медленно вошел.
Сначала Ольга напряглась так сильно, что остановила его, но Леиф наклонился и стал гладить ее спину и плечи, ягодицы и бедра, касаясь поцелуями спины.
— Это я, любовь моя. Только я, — шептал он, пока она не вздрогнула и не расслабилась.
И вот, наконец, он оказался в ней. В этом положении Ольга приняла его больше, чем принимала в любом другом, и он застыл неподвижно, ласкал ее, шепча нежные слова, чтобы удержать ее воспоминания в прошлом. Он обхватил ее руками и погладил живот, затем провел пальцами по темным завиткам на лобке.
Когда Леиф был готов двинуться — только нежные толчки, никаких резких и быстрых — он нащупал пальцами и стал ласкать ее самую чувствительную точку. В течение вечности они оставались в таком положении. Ольга стояла на локтях и коленях, одело зажато в кулаках, голова опущена. Леиф встал у кровати, широко расставив ноги, наклонился, нежно потирая пальцем ее складки, и начал мягко двигаться внутри.