Исчезновение слона
Шрифт:
Не зная, о чем и думать, я некоторое время стоял и смотрел на трубку в руке, а затем вспомнил про спагетти, положил трубку на рычаг и вернулся на кухню. Выключил газ, вывалил спагетти в дуршлаг, полил томатным соусом, подогретым в маленькой кастрюльке, и съел. Из-за этого несуразного телефонного звонка спагетти оказались уже слишком мягкими, хотя и не совсем разварившимися, но я был слишком голоден, чтобы придираться к тонкостям приготовления спагетти. Под звуки радио я медленно отправил в желудок все двести
Пока я мыл тарелку и кастрюлю, в чайнике закипела вода, и я заварил чай из пакетика. Попивая чай, я мысленно прокрутил в голове недавний телефонный разговор.
Понять друг друга?
Зачем, собственно говоря, она мне звонила? И кто она такая?
Какая-то загадочная история. Не припомню, чтобы мне когда-нибудь звонили неизвестные женщины, да и представить, что ей от меня нужно, я не мог.
В любом случае, решил я, у меня нет ни малейшего желания понимать какую-то там неизвестную мне женщину. Что мне от этого проку. Самое важное для меня сейчас — найти новую работу. А затем начать новый цикл собственной жизни.
И все же, вернувшись в гостиную на диван, чтобы почитать взятый в библиотеке роман Лена Дейтона, я время от времени бросал взгляды на телефон. Мысль о том, что же можно понять за десять минут, не давала мне покоя. Как можно понять друг друга за десять минут?
Если так подумать, женщина с первых слов ограничила время десятью минутами. Мне показалось, что она была довольно уверена, ставя именно такое ограничение по времени. Вероятно, девять минут было слишком мало, а одиннадцать слишком много. Точно как для спагетти al dente.
Погрузившись в эти мысли, я перестал улавливать ход повествования в романе, поэтому решил сделать несколько упражнений и погладить рубашки. Когда у меня неразбериха в голове, я часто занимаюсь глажкой рубашек. Уже давно у меня так заведено.
Весь процесс глажки рубашки разделен на двенадцать частей. Начиная с воротника (1) (внешняя часть), заканчивая манжетой (12) (левый рукав). Я никогда не отклоняюсь от этого порядка. Пересчитывая номера, я разглаживаю рубашку по порядку. В противном случае отгладить как следует не удается.
Наслаждаясь шипением пара и специфическим запахом горячего хлопка, я выгладил три рубашки, проверил, не осталось ли складок, и развесил их на вешалках в шкафу. Когда я выключил утюг и убрал его вместе с подставкой в кладовку, моя голова значительно прояснилась.
Мне захотелось пить, я пошел на кухню, и тут опять зазвонил телефон. Ну и ну, подумал я. Немного замялся, не зная, пойти ли мне на кухню или вернуться в гостиную, но в результате решил вернуться и снять трубку. Если перезванивает та женщина, я скажу, что сейчас глажу, и повешу трубку.
Однако звонила моя жена. Часы на телевизоре показывали половину двенадцатого.
— Все в
— В порядке, — сказал я с облегчением.
— Чем занимался?
— Гладил.
— Что-то случилось? — спросила она.
В ее голосе послышались едва уловимые нотки напряжения. Она прекрасно знала, что я всегда глажу, когда чувствую себя растерянно.
— Ничего. Просто решил рубашки погладить. Но ничего не случилось, — сказал я, сел на стул и переложил телефонную трубку из левой руки в правую. — А что ты звонишь?
— Я по поводу работы. Кажется, наклевывается одна работенка.
— Хм, — сказал я.
— Ты же умеешь писать стихи?
— Стихи? — переспросил я с удивлением. — Стихи? При чем тут стихи?
— Издательство, где работает один мой знакомый, выпускает литературный журнал для молодых девушек, они ищут человека, который будет отбирать рукописи и редактировать стихи. Также нужно ежемесячно писать по одному стихотворению, открывающему рубрику. Ничего сложного, а платят неплохо. Конечно же, это работа временная, однако, если все сложится удачно, они, может, предложат тебе редакторскую ставку и…
— Простая? — сказал я. — Постой-постой. Я же ищу работу в адвокатской конторе. Когда я говорил, что хочу редактировать стихи?
— Разве ты не рассказывал, что в старших классах что-то там писал?
— В газету. В школьную газету. Я писал дурацкие статьи о том, какой класс выиграл футбольный матч, о том, что учитель физики свалился с лестницы и попал в больницу. Не стихи. Я не умею писать стихи.
— Громко сказано — «стихи». Ведь эти стихи будут читать школьницы. Ничего особенного. Никто тебя не заставляет писать стихи, как Аллен Гинзберг, просто что-нибудь подходящее по случаю.
— Я не смогу написать вообще никаких стихов, — сказал я как отрезал. С чего это я смогу писать?
— Хм, — сказала жена с сожалением. — Но ведь работы в юридической конторе пока не вырисовывается.
— Я уже закинул несколько удочек. На этой неделе мне должны ответить. Если не получится, тогда и подумаем.
— Да? Ну, пусть будет так. Кстати, какой сегодня день недели?
— Вторник, — сказал я, задумавшись на секунду.
— Сможешь сходить в банк и заплатить за газ и телефон?
— Хорошо. Все равно собирался идти за продуктами для ужина, зайду по пути.
— А что у нас на ужин?
— Ну, пока не знаю, — сказал я. — Пока не решил. Схожу в магазин и подумаю.
— Слушай, — сказала жена официальным тоном. — Я вот что думаю. Может, тебе вообще не искать работу?
— Почему? — спросил я, вновь удивившись. Кажется, все женщины мира звонят специально, чтобы удивить меня.
— Почему мне не надо искать работу? Через три месяца закончится выплата пособия по безработице. Не время болтаться без дела.