Исчезнувшая
Шрифт:
— Понимаешь, он был совсем один, а сейчас ведь праздничная пора. — Дашай сложила руки. — Где твой новогодний дух?
— Рафаэль был здесь. — Вид у мае был такой, словно ей очень хотелось что-нибудь разбить. — Когда вы двое пританцевали в дом, он исчез.
— Он был здесь?! — Дашай всплеснула руками. — Ну откуда ж мне было знать?!
Я оставила их на кухне ссориться и, выйдя из дома, направилась к пирсам. Синий воздух ложился на кожу сладкой прохладой, и пересмешник в манговых зарослях выводил свою щемящую песню — песню, которую поют по ночам только одинокие птицы. Я села на пирс
На память пришли слова Джесса: «Ты когда-нибудь смотрела ночью на небо и гадала, кто смотрит на тебя оттуда?» Сегодня я чувствовала себя слишком незначительной, чтобы кто-то на меня смотрел. «Что, если мы и вправду марионетки? — подумалось мне. — Что, если мы всего лишь плод чьего-то больного воображения?»
Я просидела там до темноты в ожидании, но звезды так и не появились, и папа тоже не вернулся.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ВМЕСТО РОДИТЕЛЕЙ
ГЛАВА 10
Спустя две недели я ехала в мамином фургончике в колледж. Из Хиллхауса позвонили в декабре, сообщили, что я принята и могу приступать к учебе в январе, если мне будет угодно.
Угодно ли мне было?
Мама и Дашай отвезли меня в Орландо к врачу (одному из наших), который проверил мне слух. Он не обнаружил никаких тревожных симптомов и сказал, что головокружения у меня могли быть вызваны воспалением среднего уха, которое обычно проходит само по себе. Затем мы отправились в торговый центр, чтобы купить мне одежду для школы — джинсы и футболки, аккуратно уложенные теперь в чемоданчик на колесиках, — а потом обедать, в процессе чего они пытались вызвать у меня положительные эмоции по поводу «новых начинаний».
Мае дошла до того, что процитировала читанное где-то выказывание, что, мол, оставить родительский дом — все равно что родить самого себя.
— Гадость какая, — поморщилась я.
По пути она рассказывала мне, как сама уезжала из дома.
— Я всегда знала, что хочу в Хиллхаус. Ведь туда поступали самые крутые ребята из старших классов.
Говорят, у меня буйное воображение, но мне оказалось нелегко представить собственную маму в виде озабоченной «крутыми ребятами» старшеклассницы.
— А родители хотели, чтобы ты туда поступила?
— Родители умерли, когда мне было четырнадцать, — бесстрастно отозвалась она. — Мы с сестрой отправились жить к родственникам.
Потерять родителей в четырнадцать лет казалось мне невероятным. Я долгие недели тосковала по исчезнувшему отцу, но представить себе, что он мертв, что больше никогда не вернется, — это было невозможно.
— Мама умерла от рака. — Мае свернула на I-75.— А у папы вскоре после этого случился инфаркт.
— Они были старые?
— Им шел четвертый десяток. Не старые. Это одна из причин, почему я хотела стать вампиром, — чтобы никогда не страдать, как они.
Мимо проносился пейзаж. Я откинулась на сиденье и задумалась.
— Не переживай, Ари. — Мама погладила меня по плечу. — Твой отец вернется.
— Но где он? Почему от него нет вестей?
— Я точно не знаю. Но подозреваю,
Мы остановились на обед — креветки с овсянкой в маленьком городке в Джорджийской низменности, где вдоль обочин покачивалась на заливных лугах серебристая и бледно-зеленая трава и воздух сладко пах подсохшим сеном. Усевшись снова за руль, мама вручила мне небольшую ламинированную карточку. На ней присутствовала моя фотография, имя, число и месяц рождения. Но проставленный там год делал меня на семь лет старше.
— Мне это сделали на черном рынке в Майами, — пояснила она.
Я таращилась на свою якобы совершеннолетнюю фотографию.
— Никогда ни о каком черном рынке не слышала.
— А что тебя так потрясло? Как, по-твоему, мы получаем водительские права и паспорта? — Она опустила стекло. — Разве твой отец не упоминал о Вамполье — Вампирском подполье? Это важная часть нашей сети взаимопомощи.
— Зачем мне фальшивое удостоверение личности?
Она вставила ключ в зажигание, но двигатель запускать медлила.
— Ты обнаружишь, что у большинства твоих друзей такое есть, чтобы ходить в бары и клубы. Им совершенно ни к чему знать, что тебе всего четырнадцать. Администрации колледжа твой истинный возраст известен. Они считают тебя вундеркиндом.
Мое высшее образование будет основано на лжи, подумала я.
— Без некоторого количества вранья никуда не впишешься. — Мае не отрывала глаз от приборной панели. — Тебе всего четырнадцать, Ари. Ты хочешь, чтоб с тобой обращались как с ребенком?
Она завела машину.
— Некоторые вампиры делают пластические операции, чтобы создать эффект старения. Таким образом, они могут жить в обществе смертных много лет, и никто ничего не заподозрит.
— Они делают операции, чтобы казаться старше? — Мне это показалось смешным. Каждый раз, проезжая по Флориде, я замечала придорожные рекламные щиты, вопящие об омолаживающих процедурах. Один гласил: «Даже ваш парикмахер не будет знать наверняка».
— Самые лучшие хирурги, те, что в Майами, делают изменения незаметными, — сказала мае. — Они могут даже сделать так, чтобы человек выглядел словно после легкой подтяжки или подкожных инъекций. — Мы ехали по проселочной дороге; послеполуденное солнце окрашивало луговые травы в бледное золото. — Разумеется, этого хватает только на какое-то время — продолжительность человеческой жизни. Затем нам приходится переезжать, получать новое удостоверение личности и начинать сначала, как сделал твой отец. Нам нужно поговорить еще об одной вещи. — Мае перевела взгляд с дороги на меня. — О сексе.
— Я все знаю, — быстро ответила я.
Мама поправила зеркало заднего вида.
— Ты знаешь «факты жизни». Но в курсе ли ты, как они работают в случае с вампирами?
К тому времени, когда фургон свернул в кампус Хиллхауса, я узнала все о вампирском сексе — по крайней мере, в теории — и впервые в жизни подумала, что моя мама ханжа.
Поскольку чувства наши настолько обострены, вампиры склонны воспринимать мир с гораздо большей интенсивностью, нежели люди. Мама сказала, что тот же принцип справедлив и для секса.