Исчезнувшие монеты
Шрифт:
А Марина вела их всё дальше и дальше. Впереди показался виадук. «Если тот человек действительно за нами следит, то перебежать его незамеченным он не сможет, только глядеть надо в оба», – подумал Ромка.
Для пущей надёжности он о том же попросил Лёшку:
– Просеки, кто за нами пойдёт.
Однако людей по виадуку прошло немного, а подозрительных парней вовсе не было. Один автобус проехал мимо и остановился впереди, но из него вышла только старая бабка с кошёлкой.
– Никого нет, – нагнав Ромку, сообщила Лёшка.
– Неужели нам
– Устали? – взглянув на них, спросила Марина. – Не волнуйтесь, мы почти пришли. Вот здесь раньше пролегала Троицкая слобода. Сейчас это почти центр, а когда-то была городская окраина.
– Да нет, мы не устали, – покачал головой Ромка и, подумав, добавил: – А ведь это нескромно – самому называть улицу своим именем.
– А ты потерпи немножко, и тогда сам ответишь на свой вопрос, – ответила девушка.
Они зашли за большой серый дом с проходной, – очевидно, фабрику, прошли по очень прямой улице. Она так и называлась: Первая Линейная.
Затем на их пути оказался маленький мостик. Марина сказала, что точно такой же был здесь и тогда, до войны. После мостика они обошли жилой жёлтый дом и подошли к оврагу, на дне которого ютились три неказистых домишки.
– Бывшая Вторая Линейная, ныне переулок Швейников – это и есть «улица Мандельштама», – указав рукой вниз, объявила Марина.
– Где? – не понял Ромка.
– Да вот же! – Марина говорила о домиках. – Один из них, под номером 4Б – он сейчас слегка перестроен, – и был ещё одним пристанищем поэта. Теперь понимаешь его иронию? «Мало в нём было лилейного, нрава он был не линейного. И потому эта улица, или, верней, эта яма, так и зовётся по имени этого Мандельштама». – Девушка грустно усмехнулась и обернулась к профессоршам. – У меня здесь возникает ассоциация с другой ямой, безымянной могилой зеков в спецпропускнике СВИТЛага, – страшном пересыльном лагере во Владивостоке, куда с биркой на ноге было сброшено его тело. Сталин не простил своего обидчика, и больной поэт лагерную зиму не пережил.
Ромка задумчиво смотрел на улицу-яму. Давняя, далёкая-предалёкая история вдруг придвинулась совсем близко и обрела реальные черты. Вот, оказывается, зачем люди ходят на такие экскурсии.
Тихо-тихо, без особого выражения, Марина прочла:
Уходят вдаль людских голов бугры,Я уменьшаюсь там, меня уж не заметят,Но в книгах ласковых и в играх детворыВоскресну я сказать, что солнце светит.Ромка явственно представил себе огромнейшую, бесконечную массу коротко стриженных людей, исчезающую в безвозвратной чёрной мгле. Ему сделалось пронзительно грустно, и он подошёл поближе к Марине, чтобы разделить с ней овладевшее им чувство.
Разгадав Ромкины мысли, девушка ласково обняла его за плечи. Его грусть смешалась с неземным блаженством и непонятным волнением. А Марина тряхнула головой и предложила:
– Спустимся вниз? Хотите увидеть «улиц перекошенных чуланы», где ходил Мандельштам?
– В другой раз. Мы с Ириной Сергеевной, пожалуй, вернёмся в гостиницу, – сказала Антонина Борисовна. – Спасибо вам большое, Мариночка, за экскурсию. До вечера.
– До вечера. – Марина убрала руку с Ромкиных плеч и взглянула на часы.
– А далеко отсюда до Смоленской? Которая Сакко и Ванцетти пересекает? – вернувшись к реальности, спросил Ромка.
– В трёх минутах ходьбы. А зачем она вам?
– Нам поручили зайти к одной женщине, – пояснила Лёшка. – Передать ей конфеты и деньги.
– Могу вас проводить, тем более что мне нужно зайти там в аптеку.
Когда, распрощавшись с женщинами, они спускались по крутой лестнице вниз, их догнал симпатичный светловолосый молодой человек. Лёшка сразу его узнала: это он заглядывал вчера в их купе, желая найти Марину.
– Добрый день. Как вы здесь оказались?
Молодой человек обращался к Марине, но за неё ответила Катька:
– У нас экскурсия была по мандельштамовским местам.
– Я так и подумал.
– А ты откуда здесь взялся? – удивилась Марина.
– К Денису заходил. Он у института живёт. – Молодой человек качнул головой влево. – И вас увидел издалека.
У Ромки вмиг испортилось настроение. С недовольством он дёрнул Катьку за руку:
– Кто это такой?
– Актёр, вместе с Мариной в театре играет. Виталий Георгиевич.
Молодой человек её услышал и весело улыбнулся:
– Можно просто Виталий. И на «ты». А вы далеко направляетесь?
– Зайдём на минутку в один дом, им надо, – девушка обвела рукой троицу, – затем в аптеку – и в театр. А вечером в Доме актёра концерт. Ты не забыл?
– Не забыл. Но время ещё есть, я вас провожу. Можно?
– Ну конечно, – тут же согласилась Марина, и Ромка почувствовал себя лишним и маленьким. К счастью, ему было чем отвлечься – мыслями о кладе.
Глава Y. Фотография на стене
Зелёный домишко, в котором жила родственница Дарьи Кирилловны, был низким и маленьким, с небольшими подслеповатыми окошками и облупленной коричневой деревянной дверью. Над крышей домика возвышались печная труба и старая телевизионная антенна.
Серафима Ивановна оказалась невысокой, худенькой, древней-древней старушкой. Только глаза у неё были тёмными и живыми, совсем как у Дарьи Кирилловны. Запахнув байковый бордовый халат, она удивлённо встретила большую компанию.
– Вы ко мне?
Ромка шагнул вперёд:
– Вы – Серафима Ивановна? Мы из Москвы. Нас Дарья Кирилловна к вам прислала, она вам привет передала и ещё кое-что. Я – Рома. А это – моя сестра и наша подруга, к которой мы приехали.
– Я – Оля, она – Катя, – сказала Лёшка.