Ищу страну Синегорию
Шрифт:
Вот еще интересная сторона человеческой психологии: ведь не я одна вижу эти вещи, но никому в голову не придет спросить — откуда? На столе свежие овощи, а рабочие едят черствый хлеб. Ворчат, чаще шутят, но ничего не предпринимают. Такова сила привычки. Если на дороге появляется камень, об него вначале спотыкаются, а затем привыкают и начинают обходить. Мы много обходим таких камней.
Гости подходили поодиночке, словно немного стесняясь. С такими лицами школьники встречают друг друга на вечернем киносеансе. Кряжева многие не любили, но отказаться от приглашения
Усаживались кто где смог. Смуглая Женя в желтом ситцевом платьице напомнила мне весеннюю бабочку. Рядом с ней солидно, как «бывалый человек», уселся Лева. Собаки собрались в сторонке, как зеваки перед окном ресторана…
Наконец появился именинник. В негнущемся парадном костюме, с докрасна отмытыми руками.
Сейчас же на другом конце стола, как пружина, взвился Костя:
— За именинника!
Вразнобой поднялись руки со стаканами. Костя нагнулся и с сияющим лицом вытащил что-то из-под стола.
— Дорогому имениннику, чтобы, значит, был достаток в доме.
На его широкой ладони сидел маленький черно-белый котенок с розовым бантом на шее. Так вот зачем Костя отпросился вчера со смены!
Кряжев вдруг резко поставил стакан.
— Спасибо за подарочек! Удружил — черную кошку в дом!
— Так… он же с белыми пятнами, и вообще…
Неудержимый хохот заглушил остальное.
Точно невидимая рука сдернула с людей чинную скованность. Все зашумели, задвигались, руки потянулись за водкой и закуской. Про котенка забыли. Женя посадила его к себе на колени.
Наверное, я так и не смогу никогда понять смысла выпивки. Я могу выпить много, но все время какая-то внутренняя сила держит под контролем и мои движения, и то, что я говорю… Если ее не будет — человек или смешон или отвратителен. Так и случается обычно с теми, кто пьет. Но во имя чего это? Воспоминания всегда остаются. Если не помнит мозг, помнит тело. Стоит ли снова пить, если знаешь, что навсегда забыть невозможно?
Кажется, я первой почувствовала грозу. Она снова подошла близко и, как умный враг, выжидала только случая, чтобы ударить. Я встала и отошла в сторону.
Сразу же все исчезло — люди, шум. Был только притаившийся, испуганный лес, поникшие цветы. Я села на кочку. У самых моих ног выглянул из травы прозрачный, как лицо больного, цветок белозора. Грустный осенний цветок. Он совсем не похож на синюю генциану. Но я тоже люблю его. В нем особая доверчивая нежность. Я сорвала белозор и приколола его к волосам.
Надо было возвращаться обратно. Там Женя. Ей вовсе незачем напиваться.
Наверное, я довольно долго отсутствовала, как-то не заметила времени. У столов начиналась большая попойка. Все о чем-то спорили, никто никого не слушал и не слышал… Я вернулась на свое место. На минуту все стихло, когда поднялся именинник. Он был уже заметно во хмелю.
— Я за тайгу выпью, ребята! Кормит она нас и кормить будет! И каждый в ней сам себе хозяин.
— За медведей! — поддержал Костя и ловко опрокинул в рот стакан водки.
— За людей! — неожиданно трезвым голосом возразил Яша. На него посмотрели. У Кряжева поползли вниз брови.
— Пей! Матери вашей так! Гуляет тайга! — заорал вконец пьяный Гарька и, расплескивая вино, потянулся к имениннику.
— За тебя, дед! Никаких нам этих кон… комплексов не надо… Так я говорю?
И тут между людьми за столом словно пробежала трещина. Так из маленькой водомоины вырастает овраг, и уже ничем не соединишь того, что осталось на двух его берегах…
Молча встал из-за стола и отошел в сторону Толя Харин. Еще раньше подошли ко мне Женя и Лева. Яша взял под руку Ганнусю и присоединился к нам. За столом стало пустовато.
Кряжев оглянулся.
— Это что? Именинника обижать?! Водки мало, что ли? Марья! Тащи еще ящик! Кряжеву на все хватит!
Гарька, Зитар и еще кто-то с треском отодрали от ящика доски. Гарька восторженно потряс в воздухе бутылкой.
— Ура!
Но бутылка отлетела в сторону и ударилась о ствол лиственницы. Рядом с Гарькой появилась Любка. В руках ружье. Ее давно уже не было видно, ушла, не выпив даже за первый тост. Я вспомнила, какими глазами смотрела она на Кряжева, и испугалась.
— Подвинься, окурок! — Молча взяла еще бутылку, хлестнула о ствол. Брызнули осколки. Пьяно запахло спиртом. Другую, третью.
Кряжев рванулся с места.
— Стой, стерва! Очумела?!
Любка сейчас же прицелилась в него, точно ждала этих слов. Сбоку попытался подойти Зитар, но Лева молча оттащил его в сторону.
Кряжев и Любка остались вдвоем. Десять шагов, разбитый ящик и ружейный ствол, нацеленный в грудь.
Не опуская ружья, Любка заговорила:
— Может ты, именинник, расскажешь, как мой муж погиб, а? Или уже забыл? В тайге медведь судья, так, что ли? А я скажу, пусть знают! Он до того, как с тобой познакомился, капли в рот не брал. Дура я была: думала — жизнь с ним проживу. Работать сюда поехали.
А тут — ты. В тайге, мол, иначе нельзя, в тайге свой закон. Пейте, ребята, мне не жалко. Он и пил. А когда спьяна реку переплывать кинулся, кто его остановил? Ты? Не было тебя тут! Погиб человек — и спросить не с кого? Так? Нет, старик, не выйдет! Одной его смерти хватит! Больше никто на тебя ишачить не будет, и водке твоей тоже конец!
Обернулась к нам:
— Что стоите! Бейте все это к чертовой матери, я отвечаю!
Женя первой схватила бутылку, за ней Лева.
Яша остановил побоище.
— Не дело придумали. Водку Кряжев покупал, пусть сам и пьет. А вы бы, девочки, убрали все это. Живем ведь тут…
Кряжева перестали замечать.
По лицам женщин я поняла, что не одна Любка поминала его недобрым словом. Пили часто, по поводу и без повода, и всегда щедрее других был Кряжев. Расплачивались кто чем мог. Но… люди вдруг заметили камень и столкнули его с дороги.
Наверное, Кряжев понял это. Повернулся, сутулясь, пошел к домику. И почти в ту же минуту стремительно хлынул дождь. Все бросились врассыпную. Тут уже стало не до водки.