Ищущий, который нашел
Шрифт:
Так мы шли много часов. Дорога казалось бесконечной, а снег хлестал, как плетка раба. Отряд не присоединился, это было ясно еще с самого начала, но все же последняя надежда канула в реку забвения, когда мы прошли мимо развилки на Восьмое княжество. Белая дорога уходила вдаль, к лесам, а буран все мел и мел, засыпая наши следы.
Но вот буран начал стихать. Я вглядывался в проявившиеся деревья вдоль дороги, пытаясь рассмотреть что-то сквозь ставшую прозрачнее пелену снега. И вот, наконец, буран начал подходить к концу. Где-то высоко в небе появился просвет. Я вздохнул, потер посиневшие от холода руки, и объявил об остановке.
Буран окончательно стих. Мы разожгли костры, устелили землю плащами и уселись передохнуть. Точнее, каторжники все сделали, а мы с Жанной просто уселись. Жанна положила голову мне на плечо и задумчиво играла с моими светлыми локонами. Мне было тоскливо и горько. Томило какое-то предчувствие и ощущение неправильности происходящего. Зачем я нужен Жанне? Вряд ли она меня любит. Возможно, ей просто был нужен, как и мне, верный союзник. Но правилен ли этот союз?..
Ко мне подошел один из "каторжников" и нервно кашлянул. Я подскочил на месте, но не подал виду, что испугался. Хотя испугаться было чего. Неужели магия Жанны перестала действовать? Ведь если я правильно понимаю, она сожгла его ауру, сделав ее бесцветной, а его - безвольным... Каторжник прокряхтел:
– Ирвен, есть прикурить?
– я полез было в карман за огнивом, но меня опередила Жанна. Она сбросила замшевую перчатку, провела белой рукой над сигарой удивленного каторжника. Кончики ее тонких пальцев загорелись красноватым огнем. Пламя набирало силу, постепенно краснея. Скоро на ее руке плясал огонь, я видел усмешку в ее жгучих глазах и искаженное суеверным ужасом лицо каторжника. Огонь плавно отделился от руки Жанны и охватил сигару. Каторжник охнул, скрестив пальцы и отступая. Огонь, словно насмехаясь, плясал на кончике сигары.
– Хогг!
– выругался каторжник, отгораживаясь от Жанны. Я почувствовал себя неловко - жалко его. Что бы он ни совершил, но этот поход, да еще и Жанна... И вообще, я не понимал, зачем она все это. С мятежниками разобрались, наших и так осталось очень мало, тем более если то, что она сотворила, потеряло силу, его можно просто повторить...
– Я предлагаю мир - вы со своими дружками помогаете нам с ирвеном, а мы вас оберегаем. Или смерть...
– огонь на Жанниных пальцах полыхнул и осыпался черными пылинками пепла. Каторжник смотрел, завороженный, не в силах оторвать от Жанниной руки глаз. Видимо, думал, смогут ли помочь его друзья, если их позвать. Жанна хмыкнула, догадавшись:
– Да хоть войско призови!
– она сжала руку в кулак, и сигара с тихим хлопком взорвалась в руках каторжника. Тот застонал и рухнул на колени.
– Как тебя зовут?
– поинтересовалась Жанна, улыбнувшись мне глазами.
– Донг...
– просипел каторжник, стеклянными глазами глядя на Жанну. Я испытал острый укол - Аена требовала моего вмешательства. Я понимал, что не прощу себе, но... Но тогда я наверняка стану еще одним рабом Жанны и мои мечты об утопии скроются в никуда. Лицо Донга стало жалким, каким-то раболепным, но искренней преданности не было - страх и вожделение. Он - раб. И я такой же, только зачем-то обманываю сам себя...
– Подожди! Он должен выбрать сам, ты не имеешь права!..
– вскрикнул я, хватая Жанну за рукав. Ее рука была горячей, как раскаленное железо, а искорки огня полыхнули на ее пальцах, отразившись алыми язычками в глазах. Я отступил на шаг, но не сдавался. Она приблизила свои губы к моему лицу и прошипела:
– Он уже выбрал. Он ведь мог бы выбрать смерть, но выбрал рабство. Я его понимаю - такие рождены рабами. Считай это показательным выступлением лично для тебя - чтобы понял, какая мразь на деле все смертные... А будешь возмущаться, я ведь могу и передумать...- не сказать, чтобы я испугался этого "передумать". Но я люблю жизнь. Возможно, это трусость. Но я бы назвал это хитростью. Живая собака лучше мертвого льва.
Мы устроились на ночлег. Каторжники подбавили дров в костер, покормили лошадей и привязали их к редким, но высоким деревьям. Все было относительно спокойно, я начал дремать, как вдруг кто-то принялся усердно трясти меня за плечо. Я вскочил и отмахнулся, и только потом увидел испуганного Теодуша. В его щенячьих глазах плескался панический ужас и неведомое благоговение.
– Ну что там еще?
– буркнул я. Безумно хотелось спать, тело удивленно вопрошало, не самоубийца ли я - так над ним издеваться.
– Я видел их...
– невнятно произнес Теодуш, вцепляясь в мою руку. Я оглянулся - все, кроме Теодуша и трех часовых - двух каторжников и толстого деда, спали беспробудным сном. Даже Жанна.
– Кого? Сны?
– саркастически предположил я, но поэт яростно замотал головой, так, что я даже испугался, не сорвется ли она.
– Нет! Их!
– я вздохнул, но, как оказалось, зря. Ответ добил меня окончательно:
– Чертей!
– Ко-ого??
– я чуть не упал, спасло только то, что я и так лежал. Теодуш энергично затороторил, отчаянно жестикулируя:
– Я пошел в лес... э... опорожнить мой мочевой пузырь, и встретил там их... Высокие, в глазах - огонь, с хвостами... Они меня не заметили... От них веет смертью...
– загадочно произнес поэт, заглядывая мне в лицо. Я зевнул. Черти, значит... Только их мне для полного счастья не хватало...
– Ирвен, что вы собираетесь делать?
– донесся до меня встревоженный голос Теодуша. Я сладко потянулся и рявкнул:
– Спать!
– Вы серьезно, ирвен? Странно!
– Что странного, если человек, прошедший весь день пешком, хочет спать в два часа ночи?!
– раздраженно произнес я, выговаривая чуть ли не по слогам. Поэт задумался. Видимо, решил, что раз с чертями не вышло, стоит рассказать байку про ангелов. Или про саму Смерть, чего уж мелочиться-то!
– Я их вижу!
– вдруг завопил Теодуш, наваливаясь на меня. Я вскочил, понимая, что поспать не удастся. Вскочил с твердым намерением вправить сумасшедшему поэту мозги, или, за отсутствием оных, просто немного улучшить форму головы. И застыл в недоумении...
– Я... тоже их вижу...
– прошептал я. Фигуры прорисовывались в стороне леса. В темноте, словно горящие угли, сияли татуировки у них на руках и лбах. Обнаженные, словно выточенные из белого мрамора тела были прикрыты черно-красными плащами. По всей видимости, именно полы плащей Теодуш принял за хвосты. Это были руберы. Они нас тоже заметили, потому что я испытал волну жара, исходящую от них, а снег начал таять у меня под ногами, обнажая черную замерзшую землю. Предупреждение. Я оглянулся на Жанну, но она спала. А часовые тупо смотрели в одну точку, будто ничего не происходило. Я собрался было закричать, но меня опередили - тихий вкрадчивый голос прошелестел: