Ищущий, который нашел
Шрифт:
– Угу. Ирвен, а зачем мы туда едем?
– я замешкался. В принципе, меня не удивил бы и вопрос - куда мы едем? Эти люди явно не в курсе. Это пушечное мясо, те, кем так легко пожертвовали. Спрашивается, зачем? Подсыпали бы мне яду, раз уж так мешал. Они-то чем виноваты?
– Ты хочешь правду?
– я удивился, услышав в ответ следующее:
– А что, бывает и неправда?
– Поэт, где ты жил? В мире духов?
– раздраженно спросил я.
– Нет, зачем же. Я мыл полы во дворце. И писал стихи. Только это почему-то не нравилось царю и лордам. Они меня били. А тут вдруг такая честь - в поход, да еще с вами, ирвен Виктор...
– я поперхнулся. Жалость затопила меня. Маленький сумасшедший юноша, оторванный от жизни, он был счастливее всех нас.
– Мы можем встретить смерть. А можем - удачу. Мы хотим построить свою страну. Страну мечты, где нет царя и лжи, где любовь и понимание. Может, построим. А может, умрем. Или - передумаем. Ты можешь уйти, поэт. Я не держу, - и я отвел взгляд от его щенячьих падающих глаз. В глазах застыло недоумение и надежда.
– Утопия... Главное, не разучись мечтать, ирвен! Конец - это когда в утопии идет дождь, - тихо сказал Теодуш и поковылял в начало нашего каравана, затерявшись среди моих "солдат". Каторжники грубо захихикали, глядя на его утиную походку и блуждающий взгляд, а я замер. На меня натыкались, ругались, но, поняв, кто это стоит, тут же извинялись и услужливо расшаркивались. А я все стоял и невидящим взглядом смотрел прямо перед собой. Снежная дорога искрилась на солнце, ноги гудели от усталости, а в голове звенели слова Теодуша. Безумный поэт, глупый и наивный. Но ведь он прав! Я тряхнул головой, пытаясь выбросить из головы навязчивые мысли. Опустился на корточки, зачерпнул снег и окунул лицо в белую кашицу. Кожу обожгло ледяным холодом, и я вздохнул свободно. Утопия... Что ж, пора вернуться в реальность.
Жанна, неожиданно подкравшаяся сзади, взяла меня за руку и спросила, кивая на людей:
– Видишь, как царь тебя не любит. Ай-яй-яй, дорогуша, довел старичка до нервного срыва!
– Ты лучше скажи, когда мы придем, и что там увидим, - перебил я ее, любуясь заснеженными равнинами.
– Придем дней через пять, не раньше. А насчет того, что мы там встретим... Поле битвы. По моим расчетам, сейчас там произойдет первое столкновение сил Хогга и Илен. Первое, в котором замешаны люди. Если победит свет, Илен то есть, твоя мечта об утопии может сбыться. Если тьма, то есть Хогг - моя мечта о государстве с тоталитарным режимом и матриархатом. Пока это только назревает, люди еще ничего не поняли, но это приближается. Нарастает, клокочет в самом сердце Девятого Княжества. Мы можем получить многое, если придем вовремя. Или мы придем раньше или позже, тогда нас просто убьет... Как получится. Это риск. Но риск только для нас - царь уверен, что это верная гибель.
Я задумался.
– А что это вообще за война? Объясни нормально!
– Жанна хмыкнула.
– О, это великая война! Мы получаем власть над людьми, можем склонять их к свету или тьме... Мы - то есть спектрумы. Первородцы открыли доступ к источникам, которые находятся где-то в Девятом Княжестве. Первородцы используют нас как солдат в этой войне. Ты же знаешь, что каждый спектр, используя силу источников, способен влиять на подвластный ему спектр ауры? Причем не только ауры природы, но и ауры человеческой души. По крайней мере, я так это вижу. Ну а всего не знает никто, - я посмотрел на темнеющее небо. Странная война, странные цели... Что ж, поневоле я ввязан в эту войну, несмотря на то, что мне этого совершенно не хочется.
Жанна, заметив, что я опять ухожу в себя, легонько ударила меня по щеке изящной ручкой, одетой в изысканную кожаную перчатку на меху. Все уже обогнали нас, только самые медлительные обходили, кланяясь и что-то шепча. Мы оказались в хвосте каравана.
– Дорогуша, я тебя теряю! Не стоило втягивать твою прекрасную головку, набитую опилками, в дела великих мира сего, - кажущаяся заботливость умело сочеталась с тонкой язвительностью. Глаза широко открыты, губы сочувствующе подрагивают, а все выражение какое-то ухмыляющееся, ядовитое. Я успел изучить Жанну и ее тонкие издевки и уважал ее. Но нервировать меня она не перестала.
– Жанна, распускать руки можешь при других обстоятельств и для других целей. Как и язык, - усмехнулся я, начиная медленно двигаться вперед, дабы не отстать от каравана окончательно. На нас натолкнулся какой-то каторжник.
– О, ирвен Виктор, эрра Жанна! Мое почтение, - пробурчал он хриплым, сорванным, по всей видимости, во время побоев, голосом. Поклонился нам. Я наклонил голову в ответ, а Жанна даже не заметила его, только брезгливо поморщилась, словно он был падалью. Каторжник ушел вперед, а мы медленно пошли дальше, продолжив наш разговор.
– На что это вы намекаете, достопочтимый ирвен?
– подхватила Жанна игру, в поддельном возмущении изогнув тонкие брови. Черные глаза прожигали, я тонул в них, как в омуте, что-то темное и жаркое охватывало всего меня...
– О, простите, эрра, что оскорбил вас, однако я отнюдь не собирался этого делать. Просто вы вызываете во мне постыдные желания, - обворожительно улыбнувшись, ответил я. О неоднозначном положении Жанны при дворе ходило много слухов. Суть же была в том, что она спала с важными лордами, со всеми, кто имел при дворе какое-то влияние, а они дарили ей драгоценности и позволяли присутствовать на всех совещаниях. Ходили слухи, что Жанна была любимой игрушкой самого царя. Тот не только спал с ней, но и забавлялся разговорами со своей любимицей, говоря, что она очаровательно глупа. По своей простоте царь рассказывал лордам даже такие подробности своей жизни. Один я знал, что Жанна отнюдь не глупа, и драгоценности - не ее цель. Вот только каждый раз, как я представлял ее с царем, подступала тошнота.
– Ммм, дорогуша, как откровенно. Я бы не назвала их постыдными, не стесняйся страсти, Вик. Я тоже хочу тебя, - добавила она после небольшой паузы, резко приближаясь ко мне, так, что прядь черных волос, выбившаяся из косы, защекотала мне шею. Я хотел отстраниться, но Жанна словно гипнотизировала, и я, сдавшись, прижал ее к себе, обвив руками тонкую талию, укутанную шубкой, и поцеловал ее.
Поцелуй Жанны был обжигающим, страстным и долгим. Потом она кокетливо отстранилась, сказав:
– Все, хватит с тебя. Хорошего по чуть-чуть, а то и рассудок можешь потерять. Это как травка для любителей иллюзий...
– что-то мне подсказывало, что моя спутница не просто бахвалиться, а говорит вполне серьезно. Я все-таки не удержался и ввернул:
– А с царем ты наверняка лучше обходишься...
– Жанна ухмыльнулась, снова приникла губами к моим, слегка куснула нижнюю губу, еще больше распалив меня, и ответила:
– Ревнуешь, дорогуша? Не бойся, ты мне намного дороже, чем этот плешивый царек. А, и, к тому же, ты самый искусный любовник. Вот, я одарила тебя комплиментами, так что с тебя... Даже не знаю. Я люблю сюрпризы, ты же знаешь, дорогуша.
Я невольно осмотрелся. Огромное пространство, покрытое снегом, горело алыми всполохами заката. Закат отличался от рассвета буйством цветов, какой-то угрожающей яркостью. В груди метнулось тревожное предчувствие. Мелькнула мысль: а как, интересно, выглядим мы, если смотреть с небес? Маленькие, копошащиеся черные фигурки посреди огромного пространства, такие ничтожные в этом колоссальном храме величественной природы. Солнце пылало прямо перед нами - огромный раскаленный диск, ярко-малинового цвета, небо над нами уже загорелось алыми красками заката, и мир сиял в красных, фиолетовых, розовых и оранжевых тонах.
Бывают закаты нежные и ласковые, приносящие умиротворение и покой. Тогда я люблю сидеть где-нибудь в одиночестве, смотреть на небо и говорить с Аеной. Сейчас же бушевал совсем другой закат. Как и рассвет, он был маниакально-огненным, краски плескались, словно северное сияние, снег тоже обагрился. У меня возникла нездоровая аналогия - словно бы кровь разлилась по белому полотну.
– Быть бурану, - услышал я где-то впереди, словно в подтверждение своих тревожных мыслей. Видимо, это сказал кто-то из каторжников. Я быстро глянул на Жанну, но она стояла совершенно невозмутимая, продолжая немного ехидно улыбаться. Видимо, ждала ответа.