Ищущий, который нашел
Шрифт:
– Вы раскрыли нам все свои карты. Если бы мы хотели, мы бы уже провернули свое черное дело прямо сейчас, зная, что вы одна. Не так ли?
– вставил я, другой рукой отодвигая в сторону Лаурона, открывшего было рот для очередного гневного заявления. Женщина опасливо оглянулась на замерших в ожидании детей, покрепче прижала к себе маленькую дочурку и покачала головой.
– Простите, но нет. В деревне много домов, может, вам стоит обратиться к ним?
– Я - сын Донуэна, Хогг вас всех дери! А это - моя молодая жена! Пустите нас немедленно, а не то...
– тонкая твердая рука заткнула Лаурону рот. Он захлебнулся словами, гневно вращая сумасшедшими глазами. Женщина испуганно отстранилась, а я весело рассмеялся, пытаясь перевести странную
– Я понимаю, вам трудно в это поверить, но мы не причиним вам вреда, - попытался я исправить ситуацию. Темнело, солнечный диск захлебывался в потемневшей воде, разбрызгивая остатки лучей. Тени пугливо бродили за оградой, ловя отблески догорающего костра. Какое-то неясное ощущение тревоги витало в воздухе, смешиваясь с терпкими запахами. Азот тоже это чувствовала, потому что в синих глазах темным ободком пробежал испуг. Даже не испуг, а, скорее, предостережение.
– Мы должны остаться ночевать здесь. И хватит разговоров, - вдруг твердо произнесла она, делая шаг в сторону дома. Женщина хотела преградить ей дорогу, но спасовала перед властной походкой яшинто, и сдвинулась в сторону, обнимая свою дочку. Я подошел к ней и мягко сказал:
– Не волнуйтесь, мы вас не тронем.
– Для нас было бы лучше, если бы вообще не пришли, - чуть слышно пробормотала она, а я сделал вид, что не расслышал. Гудела голова, и мне хотелось одного - лечь и нормально заснуть, первый раз за этот сумасшедший день. Ребятня хотела было назойливым хвостиком пойти за нами, но женщина крикливо отчитала их на каречи, и пошла в дом. Хижина оказалась значительно больше, нежели обиталище Чиины и Хорна. Даже присутствовало какое-никакое деление на части: их разделяли заштопанные ситцевые простыни. Женщина прошла первая и, опасливо косясь на нас, принялась мастерить гостевое ложе, состоящее из набитого сухой травой матраса, одного на троих. Молча положила его на пол, сухо кивнув головой, и вышла куда-то, задернув импровизированную занавеску. Не успел я разуться и упасть рядом с Азот, как женщина появилась еще раз, подавая нам миску с рыбной похлебкой. И нервно поинтересовалась:
– А где ваш третий? Ну, который говорил, что он сын лорда Донуэна...
– я почувствовал, как непонятно откуда взявшийся липкий пот стекает по спине. Что-то было зловеще нехорошее в этом вечере. Тихо, ветер не шевелился, к нам даже не попадал воздух. И запах гари неприятно впивался в ноздри. Чувство непонятной тревоги усиливалось. Я переглянулся с Азот, сидящей на краю матраса и задумчиво смотрящей в пространство.
– Куда он мог потащиться на ночь глядя?
– Тебе лучше знать твоего брата, - усмехнулась она, поворачиваясь ко мне.
– Может, отошел в кусты. Или помечтать у берега реки.
– Мне лучше знать, говоришь? Тогда я скажу, что он ушел не за этим!
– я слышал, как нелепо звучал мой голос. Азот положила руку мне на плечо и успокоительно ответила:
– Заразился истеричностью от брата? Не придумывай лишнего. Я устала и хочу спать, ты тоже. Спасибо, - обратилась она уже к женщине, нервно переминающейся с ноги на ногу. Внимательно слушавшая наши ничуть не воодушевляющие реплики, хозяйка всплеснула руками и вышла. Я вздохнул и зачерпнул похлебку. На вкус она оказалась почему-то сладкой с неприятным терпким привкусом. Этот вкус только усилил тревогу. Я попытался улечься поудобнее и закрыть глаза, облокотившись о твердое плечо Азот, но в животе переворачивался тяжелый камень. Мне было банально страшно. Не выдержав, я встал и вышел из-за занавески. Азот сонно открыла глаза и пробурчала:
– Да никуда твой Лаурон не денется! Не мешай мне спать своими ночными бдениями...
– и яшинто снова откинулась на жесткий матрас, закрывая глаза. Синие волосы беспорядочно растрепались по грубой холщовой ткани. Я секунду задержал взгляд на ее безмятежном лице и вдохнул побольше воздуха в легкие. Мне бы такое же спокойствие. Но нет, мне отчего-то по-прежнему тревожно... Я отодвинул занавеску и оказался в главной части хижины, где тихо, как притаившиеся мыши, сидели дети и хозяйка хижины. На меня тут же внимательно уставилось несколько пар голубых глаз. Я натянуто улыбнулся и вышел на улицу. Темный густой воздух терпким дымным облаком окутал меня, проникая в каждую клеточку тела. Я поморгал, пытаясь настроить привыкшие к свету глаза. Темнота пошла цветными кругами, и я зажмурился. Когда открыл глаза, первым мне запечатлелся в памяти красный круг догорающего костра. Я решил не играть с собственной памятью в ассоциации и пошел за изгородь, к кустам, окликая Лаурона. Собственный голос в этой вязкой дымке звучал странно и протяжно. Я подошел к кустам, осторожно ступая на траву. Почему-то мне не хотелось шуметь - я чувствовал себя чужим среди этой странно опустевшей к ночи деревни. Подул ветер, и озноб прошел по коже. Я перестал звать Лаурона и прислушался. Было совсем тихо, где-то вдали слышались голоса, и шуршала трава под моими ногами. Огоньки из соседних хижин тоскливо горели, растворяясь в терпком воздухе. Я принюхался: пахло чем-то нестерпимо сладким, омерзительным и дурманящим. Невольно поморщившись, я шагнул вперед. Чей-то тихий стон прорезал тишину. В горле пересохло, и я замер, прежде чем отодвинуть куст, за которым совершенно точно сидел мой брат. Мои худшие опасения подтверждались...
Острые удлиненные листья отодвигаемой мною ветки зловеще зашуршали, открывая мне сжавшуюся в комок фигурку. Лаурон был сам на себя не похож. Все его тело сотрясала крупная дрожь, по белому, как мел, лбу, стекали капли пота, вызванного отнюдь не душным вечером. Меловые губы судорожно дергались, а в выглядящих огромными глазах с расширенными до предела зрачками стоял ужас. Я отшатнулся, не в силах побороть приступ необъяснимого страха. Лаурон, похоже, не замечал меня. Он смотрел куда-то сквозь, перебирая дрожащими пальцами невидимую никому паутину. Я медленно сел на корточки и заглянул брату в лицо. Странное дело, дурманящая трава всегда казалась мне пустым развлечением неудачников. Я не думал, что испугаюсь этого. Но теперь, стоя лицом к лицу с неизвестной мне стеной из дурмана, отгораживающей от меня сознание Лаурона, я спасовал.
– Ты в порядке?
– стараясь говорить медленно и спокойно, поинтересовался я. До безумия глупый вопрос. Почему бы ему быть не в порядке? Принял дозу. Большую, чем когда-либо... Только где он взял траву? И...
– Хогг!
– закричал вдруг Лаурон, содрогаясь всем телом. Его безумные глаза смотрели мимо меня, а дрожащими руками он обхватил худые плечи и раскачивался, как испуганный ребенок. Где-то вдалеке полыхнул огонь, раздался шум. Я хотел обернуться, но не мог оторвать взгляда от этого бледного лица. Изо рта потекла пена, а он продолжал кричать, истерично раскачиваясь. Я положил руки ему на плечи, почувствовав дрожь, и тряхнул посильнее:
– Лаурон, очнись!
– за этим последовала пощечина. Но Лаурон, казалось, даже не заметил. Крики стали громче. Черное небо озарилось красными сполохами, напоминая пурпурно-черную мантию. Вдруг тонкая бледная рука впилась в мое запястье, так, что на коже остались белые полукружья ногтей. Приблизив свое безумное лицо к моему и брызжа слюной, Лаурон просипел:
– Это близко... Черное, душное... Зло...
– голос был жутким и срывающимся, я не сразу расслышал, что он имел в виду. А когда расслышал, ощутил холод по спине.
– Что ты хочешь сказать? Лаурон, это все бред! Просто бред! Ты обкурился и бредишь, - попытался я убедить его, с неудовольствием отмечая и в собственном голосе визгливые нотки истерики. Абстрактные фразы ничего сами по себе не обозначают. Это всего лишь... Огонь полыхал совсем близко. Деревня горела. Я резко обернулся в сторону соседних домов. Загорались изгороди, огонь поднимался вверх, плотоядно облизывая темное небо. Во всполохах то и дело мелькали людские фигуры, раздавались крики. Я почувствовал, что схожу с ума. Этого просто не может быть! Может, я тоже надышался дурмана?