Ищущий, который нашел
Шрифт:
– Все мы сдохнем, как суки, если оно дойдет до нас, - истерично прошипел Лаурон осипшим голосом. В безумных зрачках плясали огни.
– Все будет хорошо, ты бредишь, Лаурон. Что - оно?
– попытался я уточнить, контролируя свой голос. Лаурон содрогнулся всем телом, мне показалось, что его сейчас стошнит. Но вместо переваренной еды он извлек из своего нутра только тихие слова:
– Полная чернота. Чернее ночи и омерзительнее дерьма. Она тут, Хогг подери!
В этот миг совсем рядом, в соседней хижине, раздался чей-то испуганный крик. Я вскочил, вглядываясь: какие-то темные силуэты с оружием в руках надвигались на полную женщину, мельтешившую у изгороди. Я видел выделявшееся на фоне черного неба и пылающего огня белое платье, растрепанные волосы, светлым пятном отчаянно мечущиеся из стороны в сторону. Силуэты из тьмы вышли на освещенную часть, снося изгородь на своем пути. Я смог разглядеть их, и волна ужаса с такой силой тряхнула меня, что я отшатнулся. Толпа состояла из мужчин, женщин и детей. У кого-то в руках блестело непонятно откуда взявшееся оружие, у кого-то - кухонные ножи. Их одежда была заляпана кровью, и они неумолимой стеной надвигались на несчастную женщину, по-звериному рыча и возбужденно подрагивая в предвкушении крови. Я оглянулся
Истеричный крик заставил меня опять обернуться. Я мешкал. Непозволительно, глупо, беспощадно мешкал, лишая эту женщину жизни вместе с толпой этих ненасытных убийц, впивающихся оружием и ногтями в тело упавшей на траву жертвы. Я уже не видел ее белого платья, подобно мирному флагу реющего на фоне неба. Только омерзительные твари, что-то кричащие и наносящие удары по давно бездыханному телу. Крики умирающей прорезали тишину, сливаясь с более далекими, и смолкли в ночном ватном безмолвии. Я зарычал, ненавидя себя за промедление, и, подхватив Лаурона, потащил его, стараясь оставаться незамеченным. Сердце бешено стучало в груди, грозясь вырваться наружу, отдавалось в стучащих по земле пятках и билось в висках. Я больше никому не позволю умереть! Там дети, они не должны этого видеть. Это слишком, это...
Дверь мне открыла Азот. Ее синие глаза смотрели ясно и спокойно. Перехватив не сопротивляющегося Лаурона и захлопнув за нами дверь, она констатировала:
– Надо что-то делать.
Я не мог ей ответить. Страшные картины стояли перед глазами. Я слышал довольное урчание этих тварей, которые когда-то были людьми. Я видел белое платье, разорванное в клочья вместе с телом. К горлу подкатывала тошнота вместе с приторно-сладкой рыбной похлебкой. Надо будет сказать хозяйке, чтобы клала в похлебку больше соли. Хотя, говорят, что соль вредна, но все же... Хогг, о чем я думаю?!
Испуганная хозяйка выглянула из-за занавески, пряча за спиной Ричи. Ричи испуганной не выглядела, скорее воодушевленной. Дети любят приключения, для них это игра. Игра, пока не столкнешься со смертью...
– Что там происходит? Я слышала, Аза кричала... Начался пожар?
– дрожащим голосом спросила она. Я хотел было ответить, но Азот, хлопотавшая над бесчувственным телом Лаурона, повернулась и перебила:
– Нет времени разговаривать. Если мы промедлим, вы все умрете, - я молча кивнул, оглядываясь в поисках чего-либо, могущего сойти за оружие.
– Ты еще и безоружен?! Хм, повелитель окончательно стал тряпкой, - фыркнула Азот, но в ее голосе проскальзывали нотки вины. Она понимала, что если бы поверила мне, все могло бы обойтись. Впрочем, какое теперь дело?
– У меня есть палаш, остался моему мужу после войны с Холодными Землями. Здесь вообще почти у всех оружие есть, тут все ветераны, почти все недавно переехали из городов. Говорят, вроде бы им дали за что-то земли. Клочки жалкие конечно, зато река рядом, - от волнения женщина говорила без умолку, видимо, чтобы успокоиться. Я был подобен вынутому из ножен клинку - в любой момент готов сорваться с места. Промедление было невозможно, и с каждой секундой я приближался к панике. Даже на миг захотелось прильнуть к холодным губам, чтобы остудить разум. Наконец хозяйка выудила откуда-то бережно обернутый холщовой тканью палаш и протянула мне. Я скинул ткань и повертел оружие в руках. Клинок был шире шпаги, но уже меча, довольно тяжелая гарда. А в целом палаш был хороший: простой и надежный, настоящий вояка. Такого стоило уважать. Я оглянулся на Азот, стоявшую, скрестив руки на груди. Ее лицо не выражало ничего хорошего.
– Идем?
– позвал я, подходя к двери. Азот мрачно поинтересовалась:
– И что ты собираешься делать? А, иди! У тебя есть план?
– Остановить их!
– выпалил я, понимая глупость сказанного. За окнами уже раздавались крики. Каждая секунда промедления стоила кому-то жизни.
– Когда ты успел стать истеричкой, Виктор? Как ты думаешь, что происходит? Могу пояснить. Черная пиявка проникла в деревню. В этой деревне большинство - сосланные из городов. Следовательно, лишенные вечности и зараженные пиявкой. Пиявка поражает людей, причем почему-то на удивление быстро, такого еще не было. Мы не знаем, как она проникает в них, не знаем, что с ними происходит. Так что же ты будешь делать? Выйдешь один? Я предлагаю увести эту семью, - и она кивнула на притаившихся детей и хозяйку. Бедные дети, они не знают, что их мать несколько минут назад упала на траву, разорванная на части... брр...
– Но остальные, - начал я, но Азот холодно перебила:
– Остальные умрут. Они не будут ходить и всех убивать. Это не эпидемия бешенства. Те, в ком черная пиявка, скоро умрут сами, разрушенные до абсолюта. Останется только пустота. Подумай, Виктор. Всем мы не поможем, но эту семью спасем.
– А если я излечу их? Я же могу, - высказал я абсурдную мысль. И тут же понял всю ее нелепость. Что со мной? Что за детская истерика? Я сам себе залепил пощечину, чувствуя, как горит щека. Азот вознаградила меня таким взглядом, что кровь прилила и ко второй щеке.
– Что происходит?
– подала наконец голос испуганная хозяйка.
– Как вас зовут?
– поинтересовался я. Она захлопала глазами и пробурчала:
– Амичи.
– Прекрасно, Амичи. Берите детей и за мной. Нам нужно отсюда уходить.
– Уходить?! Вы спятили? Что происходит? И зачем вам оружие? На нас напали?
– с опозданием спохватилась Амичи, истерично всплескивая руками. Я подошел к ней совсем близко и твердо произнес, глядя в глаза:
– Просто пожар. Кто-то совершил поджог, и нам лучше уйти, потому что это может быть опасно. Таков был приказ Исполняющего Обязанности, - придумывал я на ходу, пока Азот тушила свет. Испуганные глаза смотрели на меня из темноты. На улице раздался крик. Мы медлили, непозволительно медлили. Я сжал палаш, покрутил его, пытаясь найти баланс. Я шел первым, Азот - замыкающей, шипением и тычками заставляя детей замолчать. Им не было страшно - пока только интересно и весело. Лаурон почти пришел в себя и плелся перед Азот, молча глядя перед собой и что-то бормоча себе под нос. Я отворил дверь и, пригнувшись, огляделся. Точнее, попытался: мы слишком опоздали. Прямо на меня уставилось несколько пар глаз. Я замер, закрывая собой проход, не позволяя детям и Амичи покинуть хижину. Прямо передо мной стояли трое мужчин. Жилистые, невысокие, но хорошо сложенные, лет сорока. Что-то было в них неестественное, я не сразу понял, что именно, а когда присмотрелся, заметил: странные позы, звериные, готовые к прыжку. И глаза... В отблесках костра водянистые глаза выглядели особенно жутко, бессмысленно-жестоко и страшно. В руках полыхали отраженным огнем палаши. Видимо, это стандартное оружие, которое выдавали в армии. Что ж, я проигрываю им во многом: их трое, они владеют палашами лучше, чем я, и...
Первый удар обрушился совершенно неожиданно. Я едва успел отразить натиск палашом, чувствуя боль в плече. И сразу же град ударов. Они атаковали молча и беспощадно, не жалея себя. Я перешел в атаку, пытаясь оттеснить их от хижины и дать Азот выйти наружу. Удары были неожиданно техничными, один прошел совсем близко от меня, клинок чиркнул по бедру, разорвав штанину. Отвлекаться я не мог - воспользовавшись брешью в защите, я крутанул палаш и сделал резкий короткий выпад. Клинок с громким хлюпаньем вошел в тело, издав противный чавкающий звук. Оседая на палаш, безумец застонал. Я встретился с ним взглядом, и меня охватил ужас. Умирающее тело дергалось в конвульсиях, а в глазах зияла пустота и недовольное, обиженное выражение, как у незадачливого любовника, которого завели и оставили за несколько мгновений до окончания. Мне стало тошно, я брезгливо дернул палаш, сбрасывая тело. С глухим стуком то, что недавно было человеком, рухнуло к моим ногам, пачкая сапоги кровью. Но мне было не до этого: на меня уже градом сыпались удары. Послышался топот ног: к нам приближались другие зараженные. Надо было заканчивать. Борясь с тошнотой и пытаясь не обращать внимания на едкий пот, застилающий глаза, я рубанул одного по шее. Хрустнули сухожилия и, брызжа кровью, засияла жуткая улыбка от уха до уха. Я отпрыгнул и тут же увернулся от третьего удара, направленного мне в живот. Я крутанул меч, хитрым приемом выбивая оружие у него из рук, и подбил ногой по коленям. Но, падая, бывший вояка извернулся и, по-звериному зарычав, вцепился в мою ногу, царапая ногтями. Я замахнулся мечом, но замер на миг. Убить безоружного было для меня недопустимым. Взвившись и вскочив на ноги, он с хриплым криком сомкнул зубы на моей руке. Я почувствовал острую боль и, не пытаясь высвободиться, рубанул мечом по шее. Зубы клацнули и отцепились, сгибаясь от удара, он кулем рухнул за землю, брызжа кровью на траву. Я отскочил и огляделся, стараясь не обращать внимания на капающую из прокушенной руки кровь. Мне было тошно. К нам приближались еще зараженные. Они облепили изгородь, кто-то пролезал под ней, кто-то срубал доски, кто-то перелазил. Когда я оглядел новую партию врагов, сердце замерло в груди. Это были обычные жители, не только мужчины. Были три женщины, а может и больше, просто я не рассмотрел, и даже ребенок. Ребенок?! Его-то за что лишили вечности?! В животе неприятно похолодело. Мальчик лет восьми шел за взрослыми, изо рта текла пена, как у буйнопомешанного, а в глазах горела жестокость. Я оглянулся на хижину: Азот по одному выводила детей, пока я сражался с зараженными ветеранами. Когда я обернулся, она подгоняла мальчика. Тот по-пластунски полз, боясь поднять голову и тихо поскуливая от страха. Я так и не понял, куда именно она их переводила, не понял скольких уже перевела: на меня обрушился град ударов. К счастью, удары были нанесены не мечом, а кулаками. Острые зубы впились в уже прокушенную руку, впились, пытаясь вырвать шмат мяса. Я ударил ногой, не прицеливаясь. Меня уже облепляли рычащие звери. Именно звери. Эта копошащаяся, мечтающая убить, превратить в ничто, масса, не могла быть людьми, даже вооруженными. Мальчик пробился через толпу взрослых, пытаясь добраться до моего тела. Я отступал, едва успевая отбиваться мечом. Голова шла кругом, я отбивался на автомате, представляя, что я всего лишь дерусь с безликой массой, уверяя себя, что это не люди. Руки болели, отдача от проходящих вскользь ударов больно отзывалась в предплечье. Пот застилал глаза, едко щипал и мешал мне видеть противника. Моим противником стала масса. И я дрался с этой массой, исступленно бился, на автомате совершая выпады и тычки, рубящие и колющие удары. Чей-то палаш коснулся моей шеи, слегка царапнув кожу, и вонзился наискось в грудь другого. Отсутствующим взглядом следя за тем, как один зараженный заваливается набок и харкает кровью под ударом другого, я впервые задумался, почему они не дерутся сами с собой. Видимо, у них была общая цель. А вот сейчас... И я просто-напросто уклонился от удара. Из-за большой плотности тел, они столкнулись, превратившись в рычащее, кровавое месиво. Я, прорубая дорогу и принимая на себя кривые и скользящие удары, попытался вырваться из этого замкнутого пространства, образованного клубком обезумевших тел. Совсем рядом я увидел Азот. Она ловко убивала своей иглой, почти танцуя, не позволяя кому-либо коснуться ее. Увидев меня, она рванулась навстречу. Я расслабился, увидев совсем близко свою подругу, и позволил себе опустить меч и вытереть пот со лба. Удар звоном отозвался в ушах, боль пронзила меня, и я содрогнулся всем телом, издав хлюпающий стон. Мое бедро было рассечено, хлестала горячая кровь, облепляя штанину и натекая в сапог. Совсем рядом стоял мальчик, кровожадно рыча. Я попытался отшатнуться и предостерегающе поднял руки: уходи, я тебя не трону, но последовал следующий удар. Запах крови будоражил его. Тошнота подошла к горлу, я пошатнулся. Нет, ребенок есть ребенок, он не может... Игла тонко просвистела в воздухе. Водянистые глаза, полные ярости, мигнули и вытаращились, а я с громким стоном рухнул на траву.
– Зачем, дура?! Зачем ты это сделала?!
– закричал я, не в силах слышать рычание и сиплые крики. Холодные твердые руки подхватили меня, обняв за талию, а тихий голос прошептал на ухо:
– Вставай, уходим.
Меня толкнули в кусты, и, крепко держа за руку, потащили куда-то. Я поплелся следом, пригибаясь и стараясь вести себя спокойно. Шумело в ушах, кровь хлюпала в сапоге, штанина прилипла и натянулась. А я как-то шел, бессмысленно глядя в пустоту, чувствуя, как ужас холодными пальцами вцепился в горло и не отпускает. Это было самым страшным в моей жизни. Ни Город, ни смерть - ничто не сравнится с этим. Это нечто не могло быть человеком. Это было бы слишком ужасно, слишком страшно. Еще слышались хриплые выкрики существ, забывших человеческую речь. Но я не мог их слушать, я смотрел в одну точку и кое-как передвигал правой ногой, руками помогая левой. Липкая кровь засыхала на пальцах, а я шел. Черная пустота, страшнее смерти, омерзительнее дерьма... Да ты пророк, Лаурон. Это страшнее всего на свете.