Ищущий, который нашел
Шрифт:
– Мне страшно, - крикнула Силна, ползущая от одного выступа до другого. Я обернулся и с трудом подтащил ее к выступу. Обнял и срывающимся от усталости голосом просипел:
– Не смотри ни вперед, ни назад. Просто иди, шаг за шагом, по чуть-чуть. Главное, помни, я рядом, - последнее было самым ненадежным аргументом, но, как ни странно, возымело эффект. Силна порывисто обняла меня и, вздохнув, поползла вперед. Теперь мы могли передвигаться исключительно на четвереньках и никак иначе.
Сияние становилось все ярче и полнее, мерцающий свет заполнял все пространство. Огни плясали на снегу, в воздухе, на черном небе, на наших лицах, создавая ощущение полной сюрреалистичности. Сияние выглядело плотным и ощутимым, казалось, протяни руку - и дотронешься до луча. А потом все перемешалось, и мою руку нащупала ледяная ладошка Силны, и мы, крепко-крепко сцепив пальцы, до боли в суставах, поползли вверх. Выступ за выступом, через дикую боль. Мы ползли, а неземное
Я не знаю, сколько мы так ползли: несколько часов или несколько дней, все смешалось, и я сходил с ума, цепляясь за руку и за спасительные мысли, желудок болел от голода, а глаза приходилось закрывать, потому что я не мог ничего рассмотреть за пятнами, плывущими перед глазами. И вот я оступился, упал, ударившись головой. На какое-то время отключился, а когда очнулся, тупая боль сверлила все тело, свет бил в глаза, и мне казалось, что я умер.
– Мы пришли! Вставайте!
– радостный, звонкий, со слезами голос. Я с трудом разлепил веки: тело болело от усталости, голода и жажды, штаны позорно промокли, так как справлять нужду пришлось уж, как пришлось, и ноги сводило от холода. Я чувствовал, что умираю, но хотел жить. Свет ударил в лицо, и я увидел прямо над собой небо. Черное-черное и бесконечное, оно уходило туда, ввысь, где не было богов, а было что-то единое и целостное. Я смотрел вверх, из опухших глаз текли слезы на ветру, а в небе бесновались всполохи. Они плясали, а у меня в голове все выстраивалось в цепочку: мои поступки, моя смерть, нелепые идеи, свет и тьма, безумие и ясный рассудок... Я распахнул глаза шире и сел. Ровное плато, холодно-ледяное, черное небо и белый снег, а в центре: всполохи света, бьющие, как из фонтана. И там, в этих всполохах, рождались фигуры, неясные очертания приобретали объем, и ко мне уже двигались существа, вышедшие из холодного сияния, расколовшего гору посередине.
– Что это?
– прошептала Силна, прижимаясь ко мне. Я загородил хрупкую фигурку собой, не желая отдавать эту частичку земного, чистого и светлого тепла на суд ледяной пустоте. Для меня эта холодная магия была пустотой и ничем больше, а бьющий в глаза свет - отражением другого, чистого первородного источника. Всмотрелся в то, на что указывала пальцем Силна. Из столпа света выплывали фигуры, неясные, нечеткие и нереально высокие. Я услышал голос, как будто раздробленный на сотни осколков-голосов. Звенящий и отражающийся от скал и кристаллов льда голос обращался ко мне. Я не мог разобрать слов, все перемешивалось и звенело на разных тонах. И вдруг в завихрениях снега и сиянии неба я увидел силуэт. Фигура приближалась ко мне, приобретая вполне четкие контуры. Это был мужчина, но в то же время он отличался от всех людей и всех спектрумов. В нем было что-то более неземное, нежели во всех яшинто вместе взятых. И в то же время я ощутил, что что-то связывает меня с этим могущественным некто, что-то неуловимо знакомое было в его величественной фигуре, в чертах лица, которые я не мог разглядеть и которые я, без сомнения, не мог раньше нигде видеть.
Мне стоило большого труда держать глаза открытыми, и различать, что бред, а что - реальность. Но когда некто приблизился ко мне вплотную, и я смог разглядеть бледное красивое лицо, дрожь ужаса прошла по телу. Он был велик, причем все величие этого существа я не ощущал, и это меня спасало. Мужественное и суровое лицо было породистым, как у чистокровных царей, глаза - бездонными и мудрыми, как у Вартрана... но нет, все эти сравнения были бессмысленны, когда речь заходила о нем. Некто был величественнее их всех. Во всей его стройной, но суровой фигуре было первозданное мужество, и перед ним хотелось упасть на колени, признав свое ничтожество рядом с ним. Но я не мог этого сделать, ибо лежал на плато, не в силах встать. И смог разглядеть безумие, отчаянно плескающееся в бездонных глазах, кривую усмешку искусанных обескровленных губ, змеями извивающихся на бледном лице.
– Виктор...
– произнес вдруг Некто, и от его голоса воздух стал словно реже, а я почувствовал себя жалким и слабым людишкой. Голос был мне знаком, хотя я мог поручиться, что слышу его впервые. И ощущения он вызывал знакомые. Я вспомнил почему-то Город, могущество, капля за каплей втекающее внутрь меня, мало-помалу завладевающее мной, пьянящую власть и понимание, кто стоит за этим могуществом...
– Хогг...
– сорвалось с пересохших губ. Не то ругательство, не то откровение. Некто склонился надо мной, так, что я смог разглядеть платиново-белые пряди волос, словно припорошенные снегом, и суровый излом крыльев-бровей.
– Вот мы и представились.
Мне уже не было страшно. Казалось, я давно знал, что эта встреча должна состояться. Страшно было только из-за того, что где-то за моей спиной, куда я был не в силах повернуться, дрожала от страха Силна. Я не хотел, чтобы она была тут, хотел защитить ее, но знал, что это невозможно. Ибо я сам бессилен перед величием этого существа, которого я не смел назвать по имени.
По лицу Хогга вдруг прошла гримаса, сделавшая на миг лицо страшным, но тут же он спокойно улыбнулся. Странное дело, в нем не было ничего темного и страшного, злого и удушливого, как в Жанне, как в черной пиявке... Он был воплощением мужества, холода и разума. Хотя нет... Я присмотрелся внимательнее. Был надлом, страшный надлом, и эта бездна отчаяния плескалась в каждой его черточке. Я вдруг ощутил острую жалость - это создание когда-то было безупречным... Создание?! То есть Хогг - не создатель?! Это открытие настолько поразило меня, что я даже приподнялся на локте, широко раскрыв глаза и попытался поворочать языком, чтобы сказать хоть что-то.
– Кто ты?
– прошептал наконец я. Нелепейший вопрос, и если бы я задал его кому-то другому, то мог бы и не рассчитывать на ответ. Но от слабости я не мог сказать что-то более вразумительное, да и мой собеседник все понял. Кто он: создание или создатель, зло или добро, плоть или дух? Лицо Хогга искривилось, но было видно, что он борется с собой. Словно что-то изнутри раздирало его, проступая на миг сквозь прекрасные черты, как кровь из зажившей на вид раны. Наконец он взял себя в руки и ответил. Я вздрогнул, пытаясь привыкнуть к звучанию его голоса. Он звучал и вне меня, и внутри. Словно бы повсюду и только в моей голове. Надо было привыкнуть, чтобы не сойти с ума, но такой роскоши мне не позволили.
– Я ждал тебя. Хотел увидеть того, кто пошел по моим стопам. И спросить, - при этих словах по его телу прошла судорога, и я ощутил, как дрогнула вместе с ним гора, отозвавшись голодным стоном. Хогг улыбнулся, а я ждал. Пока мне было ровным счетом ничего не понятно.
– У нас нет времени, поэтому буду краток. Ты был в Городе, в нашей Цитадели. Ты знаешь, что это. Но ты не знаешь, кто мы. Я и моя сестра Илен - те, кому было поручено удерживать равновесие в мире. Те, на чьих плечах качались чаши весов. Мы должны были создавать этот мир и наполнять его, как наполняют сосуд напитками. Илен создавала теплые спектры, она порождала то, что было близко ей. Я - то, что было близко мне, - он печально улыбнулся, а я пожалел, что не могу склонить голову. Он был велик, и я трепетал перед этим истинным величием, перед печальной гордой улыбкой и могучей фигурой. Я слушал внимательно, не смея поверить, что я слышу это, что мне открываются тайные знания, получить которые мечтал бы каждый. Хогг говорил, а я не верил тому, что слышу. Но приходилось поверить, ибо звучало все слишком убедительно. Он говорил быстро, будто бы боясь не успеть, и боролся с собой, некоторые фразы давались ему с огромным трудом.
– У нас не было ни памяти, ни знания - ничего. Мы были заперты в Городе. У нас был только свод нерушимых правил и вера. Только вера - ничего больше. Никаких доказательств, никакой уверенности, что что-то есть... там.
– Он выделил голосом это "там". Голос дрогнул, эхом расколовшись на сотни осколков. В глазах плеснулось подавленное отчаяние.
– Мы лишь наместники здесь. Мы созидали этот мир, но не мы его создали. Но никаких доказательств. Абсолютная власть. Илен верила. Она верила и следовала законам, она говорила, что знает, что это правда. А я... я хотел как лучше. Ты знаешь, что это, Виктор. Поэтому я и ждал тебя. Ты тоже решил, что свыше ничего нет. Что восстанавливать справедливость придется тебе. И я так решил. Я не верил, я лишь хотел как лучше, - голос задрожал, задрожала и гора. Вдруг по лицу прошли судороги, белые волосы взметнулись в воздух, а в бездонных глазах проявилась чернота. Абсолютная чернота - прогоревший пепел. Лицо исказилось, став жутким и страшным. Хогг зарычал и вдруг ударил меня ногой в живот. Дыхание прервалось, я почувствовал, как треснуло ребро и надорвалось что-то внутри. Тупая боль отдалась во всем теле, меня отшвырнуло на несколько метров, я ударился головой о скользкие ледяные камни, цепляясь ногтями за снег. Перед глазами все поплыло, а во рту отчетливо ощущался металлический привкус. Я держался, сплевывая кровь на снег, пытаясь не показать ужаса. Нога опять взметнулась, и я съежился от неминуемой боли, но удара не последовало. Хогг взял себя в руки. Жуткая улыбка сошла с лица, он с сожалением смотрел на кровь, текущую у меня изо рта. Я сглотнул соленые капли и молча поднял голову, показывая, что слушаю.
– Все цвета, все спектры, объединенные вместе - абсолютный свет. Так я рассудил. Я ничего не сказал Илен, я знал, что она не поймет. Я хотел рискнуть и создать абсолютное добро, то, что займет место Того, кто оставил нам только веру. Я уже не верил в него, не верил в того, кто бросил нас одних на произвол судьбы с такой тяжкой ношей, как власть. И я попытался сотворить абсолютное добро. Но ведь если случайно уничтожить все цвета, получится абсолютная тьма. Абсолютная чернота, та, которая рождается там, где нет веры. Я ошибся...