Ищущий во мраке
Шрифт:
Порыскав в сундуке, я нашёл несколько рубашек, пару брюк, безрукавный тулуп из овчинки и мужскую шинель. Платья и юбки даже трогать не стал: для путешествия лучше всего Этне одеть не стесняющую движения мужскую одежду.
Лишнее, что могло пригодиться, сложил в мешок. Рубашка, что была на мне с самого пробуждения, давно износилась, потеряла три пуговицы и дурно пахла кровью, потом и мазями для компресса.
Наложив на повреждённый сустав сухой бондаж, я нацепил новенькую серую рубаху. «Чуть великовата, правда, но пойдёт».
– А, ну ка, примерьте, –
Марко я вручил тулуп. Он был ему как раз по размеру. Этне досталась куртка. Верхняя одежда, включая рубашки, была длинновата в рукавах, но я решил оставить как есть. Всё-таки, они ещё вырастут, да и подвернуть рукава можно. Чего не скажешь о штанах. Они были слишком длинные для Марко. Этна же наступала пятками на штанины. Не критично, но в мире кромешной темноты можно легко споткнуться даже из-за такой мелочи. Придётся подшить. Но так, чтобы, если другой одежды не найдётся, всегда можно было бы распороть нитки и вернуть брюкам прежнюю длину.
Помассировав виски, я взялся за работу. И неожиданно столкнулся с трудностью, о которой и не догадывался.
– Чёрт… – вздохнул я, потирая глаза.
Нить не желала проходить сквозь ушко. Точнее, мне каждый раз казалось, будто бы она это сделала, но в следующую секунду убеждался в обратном. Как не пытался – то приближая, то отдаляя – всё выглядело слишком расплывчато.
«Мои глаза давно не отдыхали, и к свету надо привыкнуть…» – сказал я сам себе.
Мотнул головой.
«Кому ты врёшь, Эдгар? Ты просто состарился. Скоро начнёшь жаловаться на боли в коленях и спине, слух начнёт ухудшаться… Пара лет, и мне, так и так конец, постоять за себя не хватит сил. Хочется, конечно, узнать точный возраст, тогда можно было бы прикинуть, сколько мне осталось».
– Эдгар, тебе помочь? – спросила Этна, подойдя ближе.
– Да, просунь нить в ушко, а то я что-то плохо вижу, – несколько стыдливо прозвучало из моих уст.
– Да давай я сама всё подошью, мама меня научила, – произнесла девчонка. – Мы вовсе не так беспомощны, какими выглядим! – улыбнулась она.
– Ну, если так, то… – потёр я уставшие глаза.
– Ложись спать, – настояла Этна. – Ты уже достаточно позаботился о нас, теперь мы позаботимся о тебе. Нам всё равно тут ничего не грозит.
– Как знать, – ответил я. – Хорошо, посплю, но одним глазом. Кто-то должен среагировать в случае опасности.
– Дядь, а дай-ка мне ружьишко! – воскликнул Марко.
– Тебе? Хах, стрелять-то хоть умеешь? – малец меня удивил своей отважностью.
– Отец рассказывал, да и ничего сложного в том, чтобы нажать на курок – нет, – ответил мальчишка.
– Тебя отдачей унесёт.
Учитывая, что все мы жили впроголодь, для своих десяти лет, Марко был слишком мелким, метра полтора ростом, может. Даже мне, старику, брать питательные вещества для поддержания тонуса было неоткуда. А уж растущему организму…
Точно также, как Филимон обрёк меня на мучительное существование, спасши жизнь, родители Этны и Марко, в некоторой степени, обошлись с ними жестоко. «Они даже света
– Ну и пусть унесёт, зато ты проснёшься от выстрела! – ответил Марко. – А до этого – можешь спокойно поспать.
– Хм, ну… Уговорили.
Отдав швейный набор Этне, я развали в кресле, держа руку на кобуре. Прикрыв лицо шляпой, сам не заметил, как начал проваливаться в сон.
***
Мне было шестнадцать, когда Ольгерду стукнуло восемь. Мне оставалось учиться всего ничего, тогда, как брат только перешёл во второй класс. Я пахал на двух работах, чтобы нам обоим хватало на покрытие школы. А ведь ещё нужно было жить на что-то.
В последние года два, отец завязал пить. Вынужден был завязать, ибо желание никуда не делось. Мне не составило труда определить причину, ведь я учился на доктора.
В суставах Иоганна скопилось слишком много солей от постоянных попоек и питания теми объедками, что мне удавалось раздобыть на ужин. В конце концов, он потерял возможность ходить, и судя по всему, рано или поздно перестал бы шевелить руками.
Костяшки его пальцев округлились, он не мог даже до конца сжать их в кулак. Пришлось подкладывать под отца пелёнки, чтобы не разводить срач, пока меня не было дома.
Честно говоря, я хоть и ненавидел отца за своё детство, но какая-то привязанность, глубоко в душе, осталась. Он выглядел жалко и стал натуральной обузой. Я знал, что если не приготовлю с утра хоть что-нибудь, то Иоганн и Ольгерд помрут с голоду.
Брат… Его недоношенность сказалась на его здоровье. Мы заметили это уже после того, как матушки не стало. Он встал на ноги только к четырём годам. Но передвигаться без помощи костылей, так и не научился.
Ольгерд страдал от нарушения нервной системы, которая сказывалась на моторике. Да, он мог ходить и даже подтирать себе задницу, но взять нож в руки и начистить картошки, было для него непосильным трудом.
«Господь, за что всё это свалилось на меня…» – ложась спать, каждый раз думал я.
К своим шестнадцати годам, я был вынужден кормить двоих инвалидов, один из которых только начал постигать жизнь. Иной раз, греховные мысли посещали мою голову: «Спокойней, Эдгар, отцу недолго осталось, скоро, тебе не придётся его кормить».
И в один день его не стало… Проклятый день.
Потому что к нам пришёл пристав и сообщил, что квартира, выделенная Иоганну, принадлежала государству. А поскольку ни я, ни Ольгерд, не были ветеранами войны 1639-го года, то и проживать в ней нам не положено.
Я понимал, конечно, что со смертью отца, мы лишимся его пособия в нелишних десять клети, но оказаться на улице с братом-инвалидом…
Да простит меня О, но я раздумывал о петле. Ольгерда бы отправили по приютам, и хотя о пренебрежительном отношении к пациентам в них известно, трёхразовое питание и крыша над головой ему были гарантированы.