Иша Упанишада
Шрифт:
Гуру:
Да, ничего трудного здесь нет, если у тебя есть ключ. Но постарайся осознать, что это значит. Подними глаза к Солнцу: Он там, в этом удивительном сердце жизни, света и блеска. Понаблюдай ночью бесчисленные созвездия, сверкающие как множество спокойных сторожевых костров Вечного в беспредельном безмолвии, которое не есть пустота – там пульсирует присутствие единого покоя и непостижимого существования; взгляни, сияет своим мечом и поясом Орион, как сиял он и арийским праотцам десять тысяч лет назад в начале арийской эры; Сириус в его великолепии; Лира, плывущая в биллионах миль от нас по океану пространства. Вспомни, что эти неисчислимые миры, большинство которых могущественней нашего, вращаются с неописуемой скоростью по велению Древнего Днями, а куда они несутся, не знает никто, кроме Него, и подумай, что они в миллион раз древнее твоих Гималаев, прочнее, чем основание твоих холмов, и такими пребудут, пока Он по воле своей не стряхнет их как увядшие листья с вечного древа Вселенной. Представь себе бесконечность Времени, осознай беспредельность Пространства и тогда вспомни, что, когда этих миров не было, Он уже был такой же, как сейчас, и когда не станет этих миров, Он будет такой же, как сейчас; представь себе, что Он есть за пределами Лиры и Он есть далеко в Пространстве, где не видны звезды Южного Креста. А потом вернись на землю и подумай, кто этот Он. Он совсем близко от тебя. Видишь согбенного старика, который проходит мимо тебя, опираясь на клюку? Ты сознаешь, что это Бог проходит мимо тебя? Вот со смехом носится на солнышке ребенок. Ты слышишь ли Его в этом смехе? Но на самом деле Он еще ближе. Он в тебе, Он есть ты. Это ты светишь на расстоянии миллионов миль в беспредельном Пространстве, это ты уверенным шагом проходишь по кипящим волнам эфирного моря, это ты расставил звезды по местам и нанизал ожерелье солнц – не руками, но при помощи Йоги, этой безмолвной, свободной от действия, внеличностной Воли, которая сегодня поместила тебя здесь, слушающим себя во мне. Взгляни, о дитя древней Йоги, и перестань трепетать и сомневаться; не бойся, не сомневайся, не скорби, ибо в том, что кажется твоим телом, есть Единый, который дуновением способен созидать и разрушать миры.
Поистине Он внутри всего этого, как безбрежный океан духовной силы, ибо не будь Его, ни внешний ты, ни этот внешний я, ни это Солнце, ни эти миры не могли бы просуществовать даже миллионную долю мгновения. Но Он и вне всего этого тоже. Даже в своих проявлениях Он вне сущего в том смысле, что превосходит все сущее, atyatihadda'sagulam, в непроявленности же своей Он совершенно вне сущего. Эту истину постичь труднее, нежели другую, но постичь ее необходимо. Существует тип пантеизма, который видит Вселенную как Бога, а не Бога как Вселенную; но если Вселенная есть Бог, то Бог материален, делим и изменчив, он простое течение и перетекание материи; но все это не есть Бог сам по себе, а Бог в своих тенях и видимых проявлениях; если вернуться к нашему сравнению, то все это – тени и вымыслы шекспирова ума, сам же Шекспир не только больше, чем весь мир его театра вместе взятый, Шекспир не только в нем и вне его, он еще существует и отдельно от этого мира, отличаясь от него.
Ученик:
Вы хотите сказать, что это все эманации Его Ума?
Гуру:
Нет. «Эманация» глупое слово и глупая идея. Бог не тело, испускающее пары. Если ты Его эманация, то скажи на милость, куда вышли все эти эманации? где они находятся, где их местопребывание? Нет такого места, где ты оказался бы вне пределов Бога – невозможно выйти из своего «Я». Если ты даже убежишь в отдаленнейшую точку пространства, Он будет и там. Гамлет и все прочие, что они – эманации шекспирова ума? Можешь ты мне сказать, куда именно вышли эти эманации? На страницы книг с тленностью их бумаги, которая есть сегодня и разрушится завтра? В сочетания букв английского алфавита, которыми покрыты эти страницы? Замени их сочетаниями букв любого другого алфавита или перескажи сюжет на любом языке тому, кто не знает, что такое буквы, – и Гамлет заживет для него. Или эти эманации в звуках, обозначаемых буквами, звуках, которые звучат в один миг и забываются в другой? Но Гамлет ведь не забывается – он продолжает жить в твоем уме. Может быть, это отпечатки, оставленные в материальном мозге забывшимися звуками? Нет, «я» Сна внутри тебя, даже если ты никогда не слышал и не читал «Гамлета», расскажет тебе о Гамлете, если высвободить это «я» при помощи соответствующего процесса йоги или сильного гипноза. Театральный мир Шекспира не появился как эманация его ума, потому что он был в его уме и есть в его уме; ты можешь знать о Гамлете, поскольку твой ум есть часть того же универсального ума, что и ум Шекспира, – я говорю «часть», имея в виду кажущееся, в реальности же это один нераздельный ум. В нем, по его природе, заключено все знание – вечно и от века – и то знание, которое мы получаем в бодрствующим состоянии такими способами, как через речь или письмо, это всего лишь фрагменты, созданные (выделенные) из него, но все равно остающиеся в нем, так же как миры есть всего лишь фрагменты, сотворенные (выделенные) из Брахмана – то есть это сознание, отобранное и сформированное из Универсального сознания, но всегда остающееся в Брахмане. «Эманация» – метафора, наподобие метафоры в Шрути относительно паука и паутины, удобная для определенных целей, но не истина, а потому – основание весьма шаткое, чтобы строить на нем философию.
Истинный пантеизм состоит в том, чтобы постичь Бога во Вселенной и в себе, этот шаг необходим для приближения к Непознаваемому, а ошибочно принимать Вселенную за Бога значит стоять на позициях пантеизма ошибочного и перевернутого с ног на голову. Этот перевернутый пантеизм составляет внешний аспект Ригведы – именно поэтому Ригведа, в отличие от Упанишад, может вести либо к продолжению порабощенности, либо к Брахмалоке, в то время как Упанишады могут привести только к Брахмалоке или к самому Брахману.
Ученик:
Но новейшая наука утверждает, что Ригведа либо генотеистична, либо политеистична, но подлинного пантеизма в ней нет.
Гуру:
Если ты обращаешься за истолкованием своей религии к христианам, атеистам и агностикам, то от них ты можешь услышать и еще более удивительные вещи. Что ты думаешь о толковании ведической религии, предложенном Чарвакой, – это не пантеизм, не политеизм, а плутотеистическое изобретение браминов? Европеец или эпигон его научных взглядов не более способны проникнуть в дух Веды, чем ветер свободно веять в закрытой комнате. В особенности это относится к педантам – им никогда не пойти дальше словесных манипуляций. Люди типа Макса Мюллера берут на себя смелость учить нас Веде и Веданте на том основании, что они в какой-то степени выучили санскритскую грамматику, но когда мы обращаемся к ним за светом, то обнаруживаем, что они играют в шарики на ступеньках за храмовой оградой. Нет у них адхикары (adhikara), чтобы войти вовнутрь, потому что явились они проникнутые духом надменности, с предвзятыми идеями, явились поучать, а не учиться; поэтому их ученость могла быть полезной для освоения грамматики, но не для постижения истины. Другие, не знающие даже основ санскрита, заглянули глубже, чем они, – даже при том, что подчас умудрялись увидеть больше того, чем на самом деле было. Например, что такое этот генотеизм, это новомодное словечко, злополучный гибрид педантизма и заблуждения? Если имеется в виду, что у различных групп ариев разные боги играли роль главного Бога, прочие же считались ложными или относительно ложными, то это неизбежно должно было вызывать яростные конфликты между сектами и бесконечные религиозные войны, чего в действительности не наблюдалось. Если, напротив, имеется в виду, что разные группы верующих предпочитают разные формы Владыки Вселенной и поклоняются выбранной ими, то мы все равно получаемся генотеистами, потому что нет среди нас ни одного, у кого не было бы собственного иштадевата (iadevata), которым может быть Вишну, Шива, Ганапати, Марути, Рама, Кришна или Шакти; тем не менее все мы признаем только одного Владыку Вселенной за всеми формами, которым поклоняемся. Если бы, наоборот, один человек поклонялся различным силам природы, рассматривая каждого бога как Владыку Вселенной, то это был бы пантеизм – простой и ясный. И в этом, на самом деле, заключался наружный аспект ведической религии; но когда авторы Веды оставили свои алтари, чтобы углубиться в медитацию, они осознали, что Брахман не есть Вишвадэвы, что не есть он и синтез Вишвадэв, а есть нечто отличное от всего; тогда открылось им то, что дано в Упанишадах: te dhyanayoganugata apa'syan devatma'saktim svaguairnigu'yham. Именно это имеется в виду, когда говорится, что Брахман вне всего – он не есть ни синтез Природы, ни что бы то ни было из содержащегося во Вселенной, это он содержит в себе Вселенную, которая лишь тень Его собственного Ума в Его собственном уме.
Ученик:
Понимаю.
Гуру:
Если ты действительно понимаешь, значит ты готов сделать следующий шаг, который предлагает Шрути, когда выводит из единства Брахмана моральный принцип, высочайший из известных религиям.
yastu sarvai bhutani atmanyevanupa'syati sarvabhuteu catmanam tato na vijugupsateЧеловеку, обнаружившему, что он заблудился в парадоксах, созданных двоякой природой его «Я» – между Шакти, которая знает, и Шакти, которая изображает незнание, Шрути дает надежного проводника, прочный посох и совершенный идеал.
Постарайся увидеть все создания в твоем «Я». Если твой ум отказывает тебе, если страдания твоих оболочек все еще скрывают бессмертный Дух внутри, утри слезы, даже если то слезы кровавые, осуши глаза и взгляни на Вселенную. Это твое «Я», то есть Брахман, и все сущее есть ты сам, твоя радость, твоя печаль, твои друзья и враги – в Нем (tatra ka moha ka 'soka ekatvamanupa'syata). Все: жена, дети друзья, враги, радость, печаль, победа, поражение, красота и уродство, воодушевление и безжизненность – все это лишь свойства Единого Сознания и это наше собственное сознание. Если вдуматься, то нет у нас ни друзей, ни врагов, ни радостей, ни печалей, которые бы не были делом рук наших. Ученые говорят, что виды различаются по их воле к адаптации к определенным обстоятельствам. Это только одно применение универсального принципа. Воля есть основа всего – человек проявляет волю, чтобы завести жену и детей, друзей и врагов – и они появляются. Человек по собственной воле зовет к себе болезни и печали – болезни и скорбь захватывают его. Человек волей стремится быть сильным, красивым и счастливым – и мир становится ярче от его сияния. Вся эта Вселенная есть лишь результат Единой универсальной Воли, которая, решив сотворить в себе множество, превратила себя во все те формы, что мы в ней видим.
Ученик:
Эту идею трудно усвоить, она слишком огромна и, вместе с тем, слишком тонка, так что ее трудно уловить.
Гуру:
Потому что Авидья, ощущение различий, – твое естественное состояние в теле. Подумай немного. Тело сформировано из протоплазмы, умножающей себя, – она себя не делит, ибо деление не дало бы ей расти. Она создает себя из себя, оставаясь той же по внешности, размеру и природе, и тем самым строит тело, которое есть только протоплазма, умножающая себя. Пусть это несовершенный пример, но он может помочь тебе понять.
Ученик:
Но умножается она не в себе, а из себя – как мужчина и женщина рождают ребенка из себя.
Гуру:
Так тебе кажется, потому что она действует во Времени и в Пространстве – по той же причине, по которой тебе кажется, что существует много Дживатманов, каждый вне другого, а более глубокое знание показывает, что есть лишь один; или тебе кажется, что у человека два отдельных сознания, а умелый гипноз доказывает, что это одно сознание, по-разному действующее внутри себя. С одной стороны нам кажется, что Единый множится, подобно протоплазме, потому что Единый Дживатман тот же во всем и отсюда фундаментальное сходство сознания во всех существах; с другой стороны кажется, будто Он делится, на манер человеческого сознания, потому что Он есть нечто целое, и все кажется частичным выражением того всеобъемлющего нечто; с третьей кажется, что Он соединяет вместе части Себя, потому что ты, сознание, которое есть Он, объединяешь себя и свою жену, сознание, которое тоже есть Он, и вы становитесь единым целым, и этот процесс продолжается до тех пор, пока из въяшти (vyai), анализа частей, ты не получишь самасти (samai), синтез целого; наконец, кажется, будто Он вычитает Себя из Себя, потому что, как я уже говорил, каждый шаг созидания есть выделение или формирование части из более обширного целого. Но все это только образы или внешние проявления – и что бы Он ни создавал, все должно находиться в Нем, ибо Ему некуда уйти, чтобы создать это в каком-то другом месте, так как Он есть все Пространство и все Время. Осознай, таким образом, что все тебя окружающие – жена, дети, друзья, враги, люди, животные, объекты одушевленные и неодушевленные, все в тебе, в Универсальном Уме, как актеры на сцене, и все кажется находящимся вне тебя только для видимости, для удобства спектакля. Если ты осознаешь это, ты не будешь ни на кого сердиться, а следовательно, не будешь никого ненавидеть, и поэтому никому не будешь стараться причинить вред. Ибо как можно сердиться: если враги вредят тебе, так это ты сам себе вредишь; какими бы они ни были, это ты их такими сделал; что бы они ни сделали, это ты причина их действий. И не сможешь ты причинять им вред, потому что вред ты причинишь не кому-нибудь, а самому себе. С чего бы тебе ненавидеть их и стараться им навредить – не будет же Шекспир ненавидеть Яго за то, что тот навредил Отелло; или ты думаешь, что Шекспир разделял чувства Яго, когда приговорил удачливого злодея к смерти и мукам? Если бы Шекспир ненавидел Яго, ты сразу бы сказал, что это иллюзия, Авидья, Шекспира – поскольку это сам Шекспир позволил Яго причинить зло Отелло, поскольку на самом деле не было ни Яго, ни Отелло, а один только Шекспир, творивший себя в себе. В таком случае почему ты должен считать свою ненависть к себе, ставшему собственным врагом, более оправданной, чем ненависть Шекспира к собственному творению? Раз все в тебе, все есть твое собственное творение, все есть ты сам, ты не можешь ненавидеть сотворенное собой, не можешь испытывать отвращения к самому себе. Отвращение и ненависть есть дети иллюзии, незнания. Это негативная сторона моральности, но существует и позитивная, основа которой излагается далее в Шрути. Чтобы вывести себя из нереальностей, ты должен увидеть все создания в «Я»; но ограничившись одним этим, ты скоро очутишься в Нирване, где прекращаются все действия, и опустишь занавес в недоигранном спектакле. Чтобы продолжить спектакль до назначенного часа твоего последнего выхода, ты должен и себя увидеть во всех созданиях. Природа «Я» в состоянии Видьи есть блаженство; но состояние Видьи есть состояние самореализации, реализации единства и универсальности. Природа «Я» в состоянии Авидьи, ложного ощущения многообразия и ограничений, не может испытывать чистое блаженство, а только удовольствие и страдание, ибо удовольствие отличается от блаженства своей ограниченностью и тем, что включает в себя страдание, в то время как блаженство по природе безгранично и выше двойственности. Блаженство рождается, когда само страдание становится удовольствием, поглощается удовольствием. Поэтому все, что хотя бы частично устраняет ощущение различий и помогает приблизиться к окончательному единству, несет в себе частичное забвение страдания, а значит и касание блаженства. Но человек не может не упиваться восторженно тем, что дает ему блаженство, не может это не любить. Вот почему, увидев себя в другом, загораешься любовью к этому другому, ибо человек должен черпать наслаждение в себе самом; если же видишь себя во всех созданиях – не можешь не любить их всех. Вселенская любовь есть неизбежное последствие постижения Единого во Многом, а как может совмещаться со Вселенской Любовью хоть капля ненависти, злости, неприязни или отвращения? Они растворяются в любви, как ночной туман в лучах восходящего солнца. Посмотри на это по-другому и увидишь еще одну сторону единой Истины. Вся ненависть и все отвращение возникают от одной причины – от Авидьи, которая породила Волю, именуемую Желанием, из которого родилась Аханкара, которая породила желание, именуемое Голодом. Из Желания-Голода рождаются приязнь и неприязнь, приязнь к тому, что удовлетворяет нас или помогает нам осуществить наше желание, неприязнь к тому, что препятствует исполнению желания или снижает удовольствие от него. Приязнь такого рода – это приязнь протоплазменной оболочки ко всему, что доставляет ей чувственное удовлетворение, приязнь витальной оболочки ко всему, что доставляет ей эмоциональное удовлетворение, приязнь умственной оболочки ко всему, что доставляет ей эстетическое удовлетворение, приязнь оболочки знания ко всему, что доставляет ей интеллектуальное удовлетворение. Но за пределами всего этого есть нечто еще, не столь доступное пониманию: мне нравится красивое женское тело, или хорошая картина, или приятный собеседник, или увлекательная пьеса, остроумный оратор, или хорошее стихотворение, или возбуждающая мысль хорошо аргументированной дискуссии – но помимо всего этого мне может нравиться кто-то еще без всякой видимой причины или оправдания.
Если бы все дело было в одном удовлетворении чувств, то очевидно, что после животного удовлетворения потребности у меня не было бы причины отдавать предпочтение одной женщине перед другой; мне случалось видеть, как этому животному импульсу присваивалось имя любви; вероятно, я сам так делал, когда во мне брало верх протоплазменное и животное начало. Если бы все дело было в эмоциональном удовлетворении, то я мог бы на время тянуться к женщине, которая доставляет удовольствие моему телу, но до тех только пор, пока она удовлетворяет меня эмоционально – своим послушанием, симпатией к моим предпочтениям, приятной речью, восхищением мною или ответной любовью. Однако, как только это кончится, начнет меркнуть и моя приязнь к ней. Этого рода приязнь тоже постоянно получает имя любви и воспевается в поэзии и в любовных историях. Точно так же, будь все дело в эстетическом наслаждении, моя приязнь к женщине большой красоты или большого обаяния, вполне возможно, пережила бы угасание эмоционального удовлетворения, но, когда морщинки стали бы прочерчивать письмена возраста на ее лице или если бы несчастный случай погубил ее красоту, моя приязнь начала бы охладевать или вообще исчезла бы, поскольку следствие потеряло бы подпитку причины. Интеллектуальное удовлетворение редко участвует в любви мужчины к женщине, но даже если оно играет роль, то чаще всего интеллектуальное удовлетворение возникает из единомыслия и скоро истощается от ежедневного и еженощного общения. Откуда тогда берется та любовь, что важнее жизни и сильнее смерти, которая переживает и утрату красоты, обаяния, которая преодолевает и самую страшную боль и презрение, какое объект любви способен обрушить на нее, любовь, которая часто изливается из великого и высокого интеллекта на объект бесконечно более низкий? И что такое есть та любовь женщины, которую ничто не может превзойти: которая жива в пренебрежении, цветет в презрении и жестокости, чье пламя поднимается выше красных языков погребального костра, которая следует за тобой в небеса или способна вытащить тебя из ада? Не надо говорить, что этой любви не существует и что все всегда основано на чувственной потребности, тщеславии, корысти или себялюбивом наслаждении, что Рама и Сита, Руру и Савитри – просто мечты и вымысел. Человеческая природа, осознающая свою божественность, с презрением отбрасывают эту клевету – и поэзия благословляет, а история подтверждает ее вердикт. Эта Любовь есть не что иное, как «Я», ясно или смутно распознающее «Я» и потому стремящееся к осуществлению единства и к блаженству единства. А что такое друг? Разумеется, я не ищу в друге плотского наслаждения и не выбираю его за внешнюю привлекательность или за сходство вкусов и целей – для этого мне достаточно простого товарищества. Я не за то люблю его, что он любит меня или восхищен мной, за что я, наверное, любил бы ученика и последователя; я не обязательно требую, чтобы он обладал гибким умом, как если бы он был интеллектуальным помощником или учителем. Все эти чувства присутствуют, но не они душа дружбы. Нет, я люблю моего друга по причине, по которой любят женщины, – потому что люблю, потому что, согласно старой бессмертной формуле, он есть мое другое «я». В этой формуле древний римлянин интуитивно коснулся глубиннейшей тайны Любви. Любовь есть превращение «Я» из ложного «я» в уме или теле в свое истинное «Я» в другом: я люблю его потому, что открыл в нем мое «Я», не мое тело или ум, не вкусы и чувства, но само мое «Я» любви и блаженства, о наружном аспекте чего так прекрасно сказано в Шрути: «Любовь есть его правая сторона и т. д.» Это же относится и к патриоту; он увидел самого себя в своем народе и стремится растворить свое низшее «я» в высоком национальном «Я»; и потому что он способен сделать это, у нас есть такие, как Мадзини, Гарибальди, Жанна Д’Арк, Джордж Вашингтон, Пратап Сингх или Шиваджи; их не могло нам дать низшее материальное «я»; таких людей не производит на свет мастерская полезности, как и кузня Чарваки, и не вырастают они в саду Эпикура. То же происходит и с тем, кто любит человечество, кто растворяет или стремится растворить свое низшее «я» в роде людском; никакое просвещенное себялюбие не могло бы дать нам отца Дамиана, или Иисуса, или Флоренс Найтингейл. И наконец, то же относится и к любящему весь мир, великим примером чего является Будда, недосягаемый идеал Божественной Любви в человеке, кто отвернулся от совершенного божественного блаженства, как отвернулся он и от совершенного человеческого блаженства, дабы не только он сам, но и все живые существа могли достичь спасения.