Иша Упанишада
Шрифт:
Видеть свое «Я» во всех созданиях и все создания в своем «Я» – вот непоколебимая основа всякой религии, любви, патриотизма, филантропии, гуманизма – всего, что возвышается над эгоизмом и грубой утилитарностью. Ибо что такое эгоизм? Ошибочное принятие тела и витальных импульсов за свое истинное «я» и старание дать им удовлетворение, грубое, узкое и преходящее удовольствие вместо чистого блаженства, своего истинного «я», которое есть вся Вселенная и даже больше Вселенной. Себялюбие возникает из Авидьи, из великого фундаментального неведения, которое порождает Аханкару – чувство индивидуального существования, погруженности в собственное индивидуальное существование, что немедленно ведет к Желанию, к Голоду, который есть Смерть, смерть тебе самому и другим. Ощущение – это есть я, а то есть ты, и я должен заполучить то или другое, иначе ты заберешь это себе – и составляет основу себялюбия; ощущение, что этот я должен съесть тебя, чтобы жить и не быть съеденным, – это принцип материального существования, из которого возникают раздоры и ненависть. И ненависть не может исчезнуть, пока существует различие между «я» и «ты», не может исчезнуть жадность, не могут исчезнуть война, зло и грех, а поскольку не исчезает грех, не могут исчезнуть горести и страдания. Это вечная Майя, которая смеется над всеми материалистическими планами построения материалистического Рая на земле. Рай не может зиждиться на основе еды и питья, на равном распределении благ или даже на общем владении всеми благами, потому что мое и твое, жадность, ненависть будут снова и снова возвращаться – если не между этим человеком и тем, так между этим обществом и тем. Христианство надеется научить людей жить как братья – счастливой семьей, где все любят и помогают друг
Ученик:
Идеал безусловно благородный.
Гуру:
Весьма благородный, он существует у нас в благородном двустишии: вся земля – это моя семья(vasudhaiva kuumbakam), но все, что предполагает различия, зиждется на Авидье и неизбежных плодах Авидьи. Приходилось ли тебе наблюдать большую единую семью, скажем, объединенную семью в Бенгалии, особенно в те времена, когда больше не действует арийская дисциплина? За внешней демонстрацией силы и единства – какие склоки, раздоры, сколько мелочной злобы и ненависти, зависти и жадности! А потом приходит беда – война, судебный процесс и расставание навеки. Что представляет собой объединенная семья, то же в более крупном масштабе представляет собой объединенное государство – Россия, или Австрия, или Германия, или Соединенное Королевство. Человечество как единая семья на практике должно быть человечеством как единое государство. И что же это даст? Можно будет избавиться от войны – на какое-то время – люди перестанут увечить тела друг друга, но тело это не самое главное, хотя его следует уважать в качестве избранного орудия или любимого одеяния Брахмана. Ведь не удастся же избавиться от куда более жестоких увечий, причиняемых человеческому «Я» ненавистью, жадностью и раздорами. Европейцы придают слишком большое значение телу, слишком опасаются физического греха и с куда большим спокойствием относятся к греху ментальному. Им достаточно, что женщина на деле воздерживается от выполнения своего желания, что мужчина физически воздерживается от насилия – тогда она считается целомудренной, а он – умеющим контролировать себя. Для тебя, рожденного в арийской дисциплине, пусть и исковерканной долгим рабством, для ария, целомудренного умом и духом, а не просто сдержанного в словах и поступках, мягкого сердцем и умом, а не просто соблюдающего приличия в словах и поступках, это – если и не целиком антиарийская позиция или позиция млеччхи, то, в лучшем случае, наполовину усвоенная добродетель наполовину арианизированных людей. Так обстоит дело с подлинным самоконтролем и настоящей нравственностью. Вот почему не может быть земного Рая: никакой Рай, даже если бы он существовал, не смог бы устоять, пока не побеждено то, что создает грех и ад. Возможно Рая не земле никогда не будет, но если ему суждено появиться, то произойдет это не потому, что все люди станут жить как братья, ибо братья ссорятся и злобствуют так же, а то и больше, чем просто друзья или незнакомые люди, а только когда все человечество постигнет, что оно есть единое «Я». А этому не произойти, пока человечество не постигнет, что каждый человек и есть все сущее, ибо если объединившееся человечество начнет тиранить птицу, зверя или насекомое, то атмосфера боли, ненависти и страха, поднимаясь из низшего творения, заразит и загрязнит чистоту высшего творения. Закон Кармы непреложен, и как ты поступаешь с другими, так же твой поступок скажется и на тебе самом – в этой ли жизни или в другой. Ты что же, думаешь, что со всем человечеством в целом может произойти такая странность – каждый увидит собственное «Я» в собаке и в коршуне, и даже в змее, которая жалит, в скорпионе, который кусает, и что человек скажет Смерти – ты брат мой, Погибели – ты сестра моя, более того, что он узнает в них самого себя? Sarvabhuteu catmanam, Шрути не простит тебе самого скверного из ползающих насекомых, самого смрадного из извивающихся червей.
Ученик:
Это не представляется возможным.
Гуру:
Да, не представляется, однако невозможное снова и снова случается. В любом случае, если человеку нужен идеал, отдаленное событие, к которому движется человечество, – обратись к этому. Не доверяйся ни одной утопии из тех, что стремятся искоренить грех или снять тот слой почвы, в которой он произрастает, не затрагивая корней греха, Аханкары, порождаемой Неведением и Желанием. Но Аханкара, пока она существует, будет плодить симпатию и антипатию (ragadveau) – изначальную пару двойственности: симпатию к тому, что способствует удовлетворению желания, антипатию к тому, что препятствует этому, чувство собственности и чувство утраты, влечение и отвращение, очарование и омерзение, любовь и ненависть, жалость и жестокость, доброту и ярость – нескончаемую и вечную череду противоположностей. Стоит допустить только одну их пару – и все остальные толпой ринутся вслед за ней. Но человек, который видит себя во всем сущем, неспособен ненавидеть, он ничего не чурается, в нем нет ни отвращения, ни страха, tato na vijugupsate. Вот прокаженный, от которого все отшатываются, – но отшатнусь ли от него я, зная, что Брахман смеющимися глазами смотрит из-под этой странной маски? Вот враг, который заносит меч, чтобы пронзить мое сердце, – я вижу дальше острого грозного меча, дальше перекошенного яростью лица и полных ненависти глаз, я узнаю маску моего «Я» и уже не могу бояться меча или ненавидеть того, кто замахнулся им. О я, глупец, называющий тебя врагом моим, как можешь ты быть мне врагом, если я сам не изберу тебя; друг и враг – это лишь творения Ума, фокусника, жонглирующего мириадами, великого мечтателя и артиста; так что если я не буду видеть в тебе врага, ты сможешь быть им не более чем сон или тень, как на самом деле просто сон твой сверкающий меч и просто тень твой грозный вид. Но ты ведь можешь рассечь меня мечом, расстрелять пулями, пытать меня огнем, разнести в клочья пушечным выстрелом? Меня ты не можешь сразить, ибо я неубиваем, непронзаем, нерассекаем, несжигаем, недвижим. Ты можешь лишь сорвать с меня эту одежду, эту оболочку пищи или размножившейся протоплазмы, в которую я облачен – я же останусь тем, что прежде. «Я» даже не буду на тебя сердиться, ибо кто же будет сердиться на ребенка, который, играя или по-детски разозлившись, порвал мне одежду? Возможно, я дорожил этой одеждой и не собирался так скоро расставаться с ней; я постараюсь сберечь ее по мере сил, даже беззлобно накажу тебя, чтобы ты впредь не рвал одежду, ну а если не сумею – так то же была всего только одежда и можно быстро купить себе другую, тем более, разве я уже не оплатил покупку? О мой судья, выносящий приговор, – я должен быть повешен за шею, пока не наступит смерть, потому что нарушил твои законы, возможно ради того, чтобы дать хлеба тысячам голодных, возможно, чтобы помочь людям моей страны, которых ты для собственного удовольствия желал бы удерживать в рабстве. Меня ты повесишь? Когда ты сможешь стряхнуть солнце с неба или обернуться в небосвод как в плащ, тогда у тебя появится сила повесить меня. Кто или что, по твоему мнению, умрет через повешение? Горстка микроскопических животных, не более того. Наружные ты и я – всего лишь сценические маски, а за ними Единый, который не убивает и не может быть убит. Маска судьи, играй свою роль, я уже сыграл свою! О сын древней йоги, постигни твое «Я» во всем сущем, не страшись ничего, не отвращайся ни от чего, никого не бойся, никого не ненавидь. Только делай свое дело с силой и отвагой и будешь тем, кто ты на самом деле есть, – Богом в победе твоей, Богом в поражении твоем, Богом даже в самой твоей смерти и муке, Богом, который не может потерпеть поражение и не может умереть. Будет ли Бог бояться кого-то? будет Он отчаиваться? будет дрожать и трепетать? Нет, это насекомые, которые образуют твое тело и мозг, – они дрожат и трепещут; Ты восседаешь внутри, безмятежно взирая на их боль и ужас, ибо они есть всего лишь тени, которым снится, будто они реальны. Постигни «Я» во всем сущем, постигни все сущее в «Я», и тогда страх убежит от тебя в страхе, боль не коснется тебя, чтобы ты своим касанием не причинил ей боли, смерть не посмеет приблизиться к тебе, чтобы ты не убил ее.
yasmin sarvai bhutani atmaivabhud vijanata tatra ko moha ka 'soka ekatvamanupa'syataОн, тот, кто различает, в ком все сущее стало Им самим, как может он впасть в заблуждение, откуда возьмется в нем скорбь, если в его глазах все сущее Едино? Это постижение могучего идеала, моральный и практический результат достигшей совершенства Веданты: в нас все сущее становится нами. Шрути гласит: для человека, чье «Я» объяло все создания, не может быть ни заблуждения, ни скорби – ведь куда бы он ни глянул (anupa'syata), он видит одно только великое Единство, ничего, кроме Бога, ничего, кроме собственного «Я», исполненного любви и блаженства. Заблуждение (moha) есть принятие видимости за действительность, смущение силой Майи.
– Этот дом, который принадлежал моим предкам, был моим, но, увы, я его лишился.
– Это была моя жена, которую я любил, но она навеки для меня потеряна.
– Должность, которую я надеялся получить и ради которой интриговал, досталась моему сопернику, человеку ненавистному мне.
Во всем этом выражается заблуждение, а результат заблуждения есть шока, скорбь. Но у того, чье «Я» стало всем сущим, не может быть заблуждений, а потому не может быть и скорби. Он не говорит:
– Я, Девадатта, лишился этого дома. Какая беда!
Он говорит:
– Я, Девадатта, лишился этого дома, зато он достался Харишчандре. Это удача.
Я не могу ничего лишиться – все ко мне же перейдет. И не могу я плакать из-за того, что моя жена умерла и потеряна для меня, потому что она, на самом деле, вовсе не потеряна для меня, а так же близка, как всегда, – она ведь по-прежнему мое «Я», она в моем «Я» и после смерти, как была, когда я руками мог ощутить ее тело. Я не могу потерять мое «Я». Мой сын разочаровал меня? Пошел собственным путем, а не моим, но он же не разочаровал свое «Я», которое есть и мое «Я», он разочаровал только оболочку, клетку, ментальную камеру, в которой я заключен. Видение Единого «Я» рассеивает все различия; беспредельный покой, беспредельная любовь, беспредельное милосердие, беспредельная терпимость составляют саму природу сильной души, увидевшей Бога. Грех, порок, болезни, мерзости мира не в силах отравить его ум или оттолкнуть его симпатию; склоняясь, чтобы поднять грешника из помойки, в которой тот барахтается, он не отшатывается от грязи, марающей его руки; слезы не застилают ему глаза, когда он вытаскивает вопящего страдальца из пучины боли; он поднимает его, как отец ребенка, который споткнулся, упал в грязь и плачет; ребенок предпочитает думать, будто плачет от ушиба, отец же знает, что ребенок не ушибся, поэтому не огорчается, но и ребенка не бранит, а берет на руки и успокаивает его воображаемую боль. Такая душа стала Богом, могучим и любящим, готовым прийти на помощь и спасти, такая душа не плачет от слабости, не добавляет к океану людских слез еще и свои. Будда не плакал при виде страданий мира, он отправился спасать его. И, конечно же, такая душа не будет горевать от ударов, которые внешний мир как будто наносит ее внешнему «я»; ибо как может горевать Он, тот, кто есть вся эта Вселенная? Для его сознания боль ничтожного личного «я» есть то же, что боль раздавленного муравья для царя, в раздумье шагающего по саду, неся на своих плечах бремя судьбы целых народов. Даже если бы он пожелал, он не сможет печалиться из-за себя, ибо должен думать о том, как облегчить печаль целого мира; его собственная радость ничто для него, ибо он распоряжается радостью всей Вселенной.
Существуют два пути достижения Джняны, Видения – путь внутреннего Прозрения и путь Мирового Прозрения. Существуют и два пути Бхакти – путь преданности «Я», как Владыке всего, сосредоточенного в человеке, и путь преданности «Я», как Владыке всего во Вселенной. Существуют два пути Кармы – один через йогу, успокоение оболочек, и невыразимое, не-действующее, но всеохватное всесилие «Я» внутри; другой – через успокоение желания и бескорыстную деятельность оболочек ради более обширного «я» во Вселенной. Избирающему первый путь нужно обратить взгляд снаружи внутрь, отрешиться от радостей взаимодействия с внешним миром и чувств, успокоить ум и его органы и, возвысившись над двойственностями, стать Единым в себе, atmatuiratmarama. Это слишком трудно для тебя? Твой ум тебя не слушается, а тревога оболочек продолжает скрывать от тебя бессмертный Дух внутри? Утри слезы на глазах: пусть даже будут они кровавыми, утирай их, сколько бы они ни текли, и смотри вовне, во Вселенную. Это твое «я», это Брахман. Постигни все это Космическое движение, это кружение солнц, этот свет, эту жизнь, это беспрестанное действие. Это ты сам движешься через всю Вселенную, ты есть Солнце, Луна и эти Созвездия. В тебе колышется Океан, в тебе ревет ураган, в тебе прочно стоят горы. Не будь тебя, не было бы и всего этого. Так можешь ли ты печалиться из-за страданий этой крохотной пылинки в Брахмане, этой крохотной оболочки насекомого, чьи беды ты сам сотворил и ты же можешь положить им конец? Это видение слишком величественно для тебя? Тогда осмотрись вокруг, ограничь свое видение. Эти мужчины и женщины и все живое вокруг тебя, их неисчислимые радости и печали – что такое твои переживания среди этого всего? Все они – твое «Я» и все они в Тебе. Ты есть их Творец, Распорядитель и Разрушитель. Ты можешь сокрушить их по своему желанию и можешь избавить их от скорбей и бед, если захочешь, ибо в тебе беспредельная сила. Ты не желаешь быть Асуром и причинять себе боль в других? Тогда будь Дэва, чтобы помочь своему «Я» в других. Узнай печали тех, кто живет рядом, и утоли их; ты скоро поймешь, какой радости лишал себя так долго, радости, в которой твои собственные горести покажутся тебе легкой дымкой. Сражайся с могучими вершителями зла, помогай угнетенным, освободи раба и скованного, и ты скоро познаешь радость, превосходящую любое наслаждение, ты скоро будешь посвящен в блаженство Единого, кто во всем. Даже в смерти ты познаешь упоение и возликуешь от крови, истекающей из тебя.
Ученик:
Это слишком уж возвышенные идеалы. Где взять силы, чтобы следовать им, и как можно их обрести?
Гуру:
Сила в тебе самом, а путь к тому, чтобы обрести ее, был указан еще в древние времена. Но вначале прими этот идеал, иначе нечему будет тебя побудить, когда придется преодолевать препятствия на пути.
Ученик:
Но многие ли примут этот идеал, если есть так много более легких, способных дать человеку силу и утешение?
Гуру:
Но истинны ли те идеалы? Заблуждения могут на время дать и силу, и утешение, но в конечном счете они рассеиваются и человек остается в Хаосе. Только истина есть надежная и постоянная скала опоры, стрела силы, которая не подведет. Вся Вселенная покоится на Истине, а не на том, чего нет. Тешиться заблуждениями присуще природе человека, в его тамасической оболочке грубой материи, но дело философии и религии развеять заблуждения и заставить человека посмотреть истине в лицо.
Ученик:
Но многие мудрые люди считают, что истина в более скромных идеалах, не в религии и философии, которые и являются заблуждениями.
Гуру:
Назови мне одну из этих новоявленных истин, которые утверждают, будто способны рассеять то знание, что не имеет ни начала, ни конца, поскольку ты лучше меня знаком с наукой Запада.
Ученик:
Существует доктрина наибольшего блага для наибольшего числа людей, в которой есть нечто целеполагающее, определенное и досягаемое – и ничего метафизического, ничего абстрактного.