Исход. Экскурсия в мегаполис (журнальный вариант, издание "Шестое чувство")
Шрифт:
Сгруппировавшись, Антон скатился в придорожную канаву и что есть сил метнул дымовую шашку в сторону джипа. Краем глаза заметил долговязую тень: пригибаясь и стреляя на ходу, Крис перебегал дорогу. Из джипа по нему вели огонь, но, похоже, не прицельно — дым мешал.
Генерал перевел дух, ощупал себя — вроде цел. Попытался сориентироваться.
«Так, пятеро, что впереди, пока не в счет. Их цель — автобус. С левыми разберется Крис; если их всего трое, шансы почти равные».
Беспокоили снайперы. Антон начал было смещаться к придорожным кустам, и тут же прозвучал хлопок. В плечо вонзилась тупая боль, рука онемела.
С противоположной стороны ответно ударила «оптика» Криса. Что-то грузное, ломая ветки, с шумом ухнуло на землю. «Один есть, молодец, старик!» — подумал Антон сквозь боль и рывком перебросил тяжелое,
И момент настал. Джип уже победно подруливал к автобусу, когда трехсотсильный дизель «Ивеки» взвыл во всю мощь, покрышки завизжали, и многотонная махина в клубах сизого дыма с неожиданной легкостью пошла назад, сметая с пути и закручивая волчком игрушечный внедорожник и сидевших в нем людей. Два, три оборота вокруг оси, и джип, словно натолкнувшись на невидимую преграду, стал на дыбы, перевернулся и ухнул в придорожную канаву. Стоны и вопли сидевших в нем людей на мгновение заглушили даже шум боя. «Два — ноль», — отметил про себя Антон, но любоваться захватывающим зрелищем было некогда. В том-то и заключался его «золотой шанс»: стоило Сеньке «врубить задний» и тем отвлечь на себя внимание, как Антон начал рывками смещаться вдоль опушки, отыскивая взглядом второго стрелка. «Вот он, гад!» Человек в камуфляже удобно устроился на развилке низкорослой криворукой сосны и, прижавшись к стволу, вел прицельный огонь по уходящему автобусу. Нападения снизу он явно не ждал — видно, посчитал Антона убитым. Почти не целясь, Антон срезал его короткой очередью и, когда тот упал, быстро ощупал пульс: готов! По внешнему виду стрелок был явно не деревенского происхождения: средних лет, крепко сбитый, жесткое волевое бритое лицо. Наемник!
Придерживая раненую руку, генерал снова нырнул в лес и начал по дуге выходить на свою «пятерку», которая, судя по звукам, беспорядочно обстреливала позицию Криса. Американец был еще жив, но отвечал нечасто. «Молодец», — отдал ему должное Антон, понимая, что тот тактически «поддразнивает» бандитов, связывая их силы и отвлекая от командира. Надо было во что бы то ни стало нейтрализовать этих пятерых, пока они не поняли, что им противостоят всего два человека, и не вызвали подкрепление.
Рука слушалась все хуже. Рана, скорее всего сквозная, — не бог весть что! — но крови теряется много. В глазах темнело, и генерал понимал, что силы оставляют его. Надо было действовать быстро. Окоп возник на пути так неожиданно, что он едва не свалился в него. Четыре спины (почему не пять? — машинально подумал он) сотрясались от непрерывной стрельбы. Антон выхватил гранату и, сорвав чеку, закричал: «А ну, гады, бросай оружие, руки вверх, морды в землю. Всех положу!» Дважды уговаривать не пришлось. Автоматы полетели на бруствер, люди в окопе, потрясенные видом громадного окровавленного человека с гранатой, безропотно попадали на дно. Стрельба сразу утихла.
Но это было еще не все. «Командир, — раздался издалека хриплый, будто надломленный крик Криса, — осторожнее, двое справа! Держу их на мушке. И еще те, из джипа, могут быть где-то поблизости».
Позиция была не ахти. Патовая была какая-то позиция — вроде не нашим и не вашим. Антон контролировал «окопников», но и сам, похоже, был на мушке — как тополь на Плющихе. Те двое, справа, стрелять по нему пока не решались: то ли Криса опасались, то ли в окопе оказался их командир. Да еще неизвестно, сколько подтянется из джипа, где они, что делают? С учетом убывающих сил — совсем скверная позиция.
«Худо дело, — подумал Антон, оценивая затуманенным разумом сложившуюся ситуацию, — еще пара минут, и они перещелкают нас, как куропаток». Выхода не было. Он уже приготовился крикнуть Крису, чтобы тот уходил, и напоследок решил угостить «хлебосольных хозяев» противопехотной гранатой, но тут …
Раздирая воздух ревом винтов и маневровых турбин, из-за кромки деревьев вынырнул и тяжело завис над поляной боевой вертолет-разведчик Армии обороны. Ракетные установки и дуло тяжелого бортового пулемета грозно смотрели на Антона и бандитов. Усиленный мегафоном голос приказал сложить оружие. Генерал сделал шаг в сторону, наблюдая, как шестеро его «подопечных» с поднятыми руками послушно сбивались в кучу, и Крис подгонял с противоположной стороны дороги обвешанных пулеметными лентами еще троих наемников.
Тем временем подкатил целехонький автобус, из которого щербато, во весь рот скалился в улыбке Сенька. Ребята постарше выскочили на поляну: часть во главе с Крисом ушла прочесывать лес в поисках экипажа разбитого джипа, остальные взялись охранять пленных и собирать разбросанное повсюду оружие. Из приземлившегося вертолета прибыла аптечка, Антона перевязали и подкрепили ста граммами «фронтовых». Командир экипажа доложил, что поверхностным осмотром дороги с воздуха бородатый с его людьми установлен не был, но, по данным штаба, в округе действительно орудовала опасная банда Шпиля (вот откуда «Шпилевой», понял Антон) — хорошо вооруженная, мобильная, насчитывавшая несколько сот человек. Однако зачем, с какой целью бандиты организовали сложную двухуровневую засаду на обычный, в общем-то, автобус — этот вопрос пока оставался открытым (каким-то внутренним чутьем Антон сознавал, что столкновение в лесу не было случайным, и кличку Шпиля он слышит не в последний раз).
Отклонив предложение летчика вернуться на базу, генерал приказал доставить в штаб все собранное оружие и — для допроса — главаря нападавших, остальных — отпустить. Сдавать пленных властям было бессмысленно: во-первых, вполне возможно, те были в сговоре с людьми Шпиля, а во-вторых, даже если не так, день-другой, и их все равно отпустят — муниципальные тюрьмы всюду переполнены; кому нужны новые голодные рты?
С парой связанных бандитов из леса подтянулся прихрамывавший Крис — в схватке кто-то все-таки задел американца ножом. Друзья обнялись под восхищенными взглядами «чижиков». Американец вопросительно глянул на перевязанную руку Антона — тот в ответ только поморщился, что означало: «Собирайся в дорогу», — и на лице «Рембо» впервые за весь день промелькнула улыбка.
Распогодилось. Из-за рваных серых облаков золотистым краешком подсвечивало прохладное осеннее солнце. Воспользовавшись вынужденной остановкой, «чижики», щебеча и на все лады обсуждая чрезвычайное происшествие, развели костер и принялись варить ароматный суп из тушенки. Антону, как он ни отбивался, досталась целая миска, да еще с куском теплого ржаного хлеба в придачу. Рука гудела, но он почти не замечал боли. Словно в полудреме, разомлев от костра и горячей еды, он парил душою над этой неприметной полянкой и по-детски радовался, что все так славно обошлось и они, Бог даст, без приключений доберутся до Москвы. Ему было, конечно же, невдомек, что в эти самые благостные минуты чьи-то любящие девичьи глаза из шумной толпы «чижиков» ласкали и утешали его усталую душу. (Оттого-то, быть может, и летала, не чая себя, его душа!)
Наблюдая, как сквозь воздушные вихри вгрызается в небо вертолет Армии обороны, как Крис и Сенька хлопотливо «стреножат» пленников, чтобы потом сообщить о них в ближайшем селении, как быстро и слаженно устраняются следы сегодняшних событий, Антон, неожиданно для самого себя, мыслями снова вернулся к Исходу. Он не знал, что будет дальше. Он был воином и просто выполнял поставленную задачу. Но каждый шаг вперед на этом пути, каким бы трудным он ни казался, утверждал его в главном: вера его наливалась силой, душа, исполненная высоким смыслом, мужала, сердце и разум ясно различали цель, придавая жизни неоценимую полноту.
Волчьи нравы окружающего мира не смущали Антона. Соприкасаясь с ними, он лишь крепче утверждался в правильности избранного общинниками пути духовного обновления. В царстве зла не выстроить дворца счастья. Но и зло не одолеть одной только силой и мыслью человеческой. Без веры, без молитвы, без покаяния, без должного внутреннего устроения, без самостояния в Боге и помощи Божьей род людской был обречен на самоуничтожение. Об этом буквально стенала вся до краев переполненная кровью и страданием история человечества. Исход лишь в очередной (который уже!) раз, страшно и зримо явил человеку эту истину. Неумолимая логика всеобщего духовного распада породила его, сделала явью. Но — поразительно! — та же логика придала Исходу смысл … жизненной необходимости, и в этом смысле он стал Голгофой, призванной утвердить в правде одних и открыть глаза другим, соединить избранных и — возможно, в последней предсмертной конвульсии — вразумить ослепших.