Исход. Том 2
Шрифт:
— Я здесь. Вышел на обочину… показалось, что там что-то есть. Это оказалась старая куртка. Перехожу на прием.
— Да, понял. Почему бы тебе не приехать в Чатакуа-парк, Гарольд? Мы вместе подождем Ральфа.
«Любишь отдавать приказы, да, задница? У меня, может быть, кое-что приготовлено для тебя. Да, может быть».
— Гарольд, ты слышишь?
— Да, извини, Стью, я замечтался. Я смогу подъехать минут через пятнадцать.
— Ты слышишь это, Ральф? — закричал Стью, и Гарольд неприязненно поморщился. Он снова выставил средний палец, предназначая тот же жест Стью, и при это ухмыльнулся. «А это ты видел, хрен с Дикого Запада?»
— Вас понял, вы будете в
— Я тоже еду туда, — сказал Гарольд. — Конец связи.
Сложив антенну, выключив рацию и снова повесив ее на руль, он застыл в седле «хонды», не нажимая на стартер. Он был одет в армейскую утепленную куртку, очень удобную для поездки на высоте более шести тысяч футов даже в августе. Но куртка служила и для другой цели. В ней было тожество карманов на молниях, и в одном из них лежал револьвер «Смит-Вессон» 38-го калибра. С полным барабаном он был весомо тяжел, будто осознавал, какие серьезные задачи стоят перед ним: смерть, уничтожение, убийство.
Сегодня вечером? Почему бы и нет?
Гарольд предпринял эту экспедицию с расчетом, что ему удастся оказаться со Стью один на один. Похоже, что не пройдет и пятнадцати минут, как такой случай представится ему в Чатакуа-парке. Но эта поездка служила также еще одной цели.
Он вовсе не собирался проделывать весь путь до Нидерленда — жалкого городишки в горах немного выше Боулдера, который и славен-то был только тем, что там якобы однажды останавливалась Пэтти Херст во время своего бегства. Мотоцикл ровно гудел, ветер обжигал лицо, словно затупившаяся бритва, и по мере того, как Гарольд поднимался все выше и выше в горы, что-то изменилось.
Если положить магнит на один конец стола, а кусок металла на другой, то ничего не произойдет. Но если двигать металл к магниту, постепенно сокращая расстояние (Гарольд на мгновение задержал этот образ в своем воображении, смакуя его и напоминая себе не забыть запечатлеть это в дневнике по возвращении домой сегодня вечером), то в один прекрасный момент получится так, что металл продвинется дальше, чем следовало бы ожидать исходя из силы толчка. Кусок металла остановится, но с такой видимой неохотой, словно он ожил, и частью его живой энергии является полное негодование физического закона инерции. Еще один или два легких толчка, и вы уже почти — а возможно, и на самом деле — видите, как кусок металла подрагивает на столе и слегка вибрирует, словно в быстром танце, наподобие тех мексиканских прыгающих шариков на резинке, и внутри каждого из этих маленьких деревянных шариков самый настоящий живой червячок. Еще один толчок, и равновесие между силой трения/инерции и притяжением магнита нарушается в пользу последнего. Кусок металла, ожив окончательно, теперь двигается сам по себе все быстрее и быстрее, пока в конце концов не подлетит к магниту и прочно пристанет к нему.
Ужасный, увлекательнейший процесс.
Когда в этом июне наступил конец света, сила магнетизма была еще непонятной, хотя Гарольд и думал (его разум никогда не отличался рационально-разумной направленностью) о том, что физики, занятые изучением подобных вещей, считали, что магнетизм неразрывно связан с явлением притяжения и что притяжение есть краеугольный камень Вселенной.
По пути к Нидерленду, продвигаясь все выше на запад, ощущая, как становится все прохладнее, и, наблюдая, как вокруг еще более высоких вершин за Нидерлендом медленно собираются тучи, Гарольд почувствовал, как точно такой же процесс начинается в нем. Он был близок к моменту равновесия… еще совсем немного, и он достигнет момента смещения. Он был куском металла, находившимся именно на том расстоянии, когда малейший толчок отправляет его дальше, чем это сделала бы приложенная сила в нормальных условиях. Он уже ощущал в себе это подрагивание.
Никогда в своей жизни он не был настолько близок к святому опыту. Молодые не верят в
Остановившись в конце узкой главной улицы Нидерленда, оставив включенной фару «хонды», сверкающую, словно кошачий глаз, прислушиваясь к завыванию холодного ветра в соснах и осинах, Гарольд вдруг почувствовал нечто большее, чем просто магнетическое притяжение. Он почувствовал ошеломляющую, не поддающуюся никакой логике иррациональную власть, исходящую с Запада, притяжение настолько мощное, что при более детальном осмыслении его можно было просто сойти с ума. Он почувствовал, что если продвинется хоть на шаг в сторону этой силы притяжения, то потеряет всякое управление собой. И тогда он двинется туда — с пустыми руками.
А за это, хотя его трудно в этом винить, темный человек убьет его.
И Гарольд повернул назад, чувствуя холодное облегчение, какое испытывает неудавшийся самоубийца, удаляющийся от пропасти после долгого созерцания ее. Но если он пожелает, то сможет отправиться туда уже сегодня вечером. Да, он может убить Редмена одной-единственной пулей, выпущенной в упор. А затем он хладнокровно будет ждать появления этого оклахомского придурка Брентнера. Еще один выстрел в висок. Никто не всполошится, услышав выстрелы: здесь было много дичи, и люди частенько охотились на оленей, забредавших даже в город.
Сейчас десять минут седьмого, он успеет пустить в расход обоих. Франни не поднимет тревоги ранее половины одиннадцатого, а то и позже, а к тому времени он будет уже далеко отсюда, держа путь на запад в «хонде» с дневником в рюкзаке. Но ничего этого не будет, если он просидит здесь на мотоцикле, теряя время.
«Хонда» завелась со второго раза. Отличный мотоцикл. Гарольд улыбнулся — он был само веселье — и покатил по направлению к Чатакуа-парку.
Уже сгущались сумерки, когда Стью услышал шум мотоцикла Гарольда, а спустя мгновение фара «хонды» замелькала между деревьями на повороте центральной аллеи. Видно было, как Гарольд поворачивает свою увенчанную шлемом голову, разыскивая его. Стью замахал руками. Через минуту Гарольд, увидев его, махнул рукой в ответ и стал приближаться, включив вторую передачу.
После этого дня, который они провели втроем, делая общее дело, Стью стал думать о Гарольде значительно лучше… лучше, чем когда-либо. Идея Гарольда была чертовски хороша, пусть даже из этого ничего не вышло. И Гарольд, вызвавшийся поехать в Нидерленд… он, должно быть, порядком продрог, несмотря на свою утепленную куртку. Когда он подъехал, Стью отметил, что вечная улыбка Гарольда скорее похожа на гримасу; его лицо было напряженным и невероятно бледным. Расстроен, что все вышло именно так, а не иначе, предположил Стью. Он внезапно испытал жгучий стыд из-за того, что он и Франни считали, будто постоянная улыбка и слишком дружелюбное отношение Гарольда к людям — своего рода камуфляж. Задумывались ли они когда-нибудь над тем, что парень, может быть, просто старается перевернуть страницу, и пусть у него это получается немного странно, ведь он ни разу до этого не пытался сделать подобную вещь. Скорее всего, не задумывались.
— Ну что, ничего? — спросил он Гарольда.
— Ничего, — ответил Гарольд. Улыбка снова появилась на его лице, но какая-то автоматическая, безвольная, словно зияющий рот маскарадной маски. Лицо Гарольда было по-прежнему странным и мертвенно-бледным. Руки он держал в карманах куртки.
— Не расстраивайся. Это была хорошая идея. Скорее всего, она уже вернулась. А если нет, то мы продолжим поиски завтра.
— Тогда нам, наверное, придется искать тело.
Стью вздохнул:
— Может быть… да, вполне возможно. Почему бы нам не поужинать вместе, Гарольд?