Исход
Шрифт:
— Спасибо.
— Я слышал, ты привез с собой девушку.
— Американку. Она очень нам помогла, но, в сущности, человек посторонний. А ты как себя чувствуешь?
Акива пожал плечами:
— Как может себя чувствовать человек в подполье? Я тебя давно не видел, Ари, чересчур давно. Пожалуй, больше двух лет. Хорошо было, когда Иордана училась здесь в университете. Мы с ней встречались каждую неделю. Ей скоро двадцать. Как она? Все еще встречается с тем мальчишкой?
— С Давидом Бен Ами? Да, они очень любят друг друга. Давид был со мной на Кипре, очень
— Его брат — один из наших, знаешь об этом? А Бен Моше был его преподавателем в университете. Может быть, мы и с Давидом когда-нибудь встретимся.
— Конечно, встретитесь.
— Я слышал, Иордана в Пальмахе.
— Да, она учит детей в Ган-Дафне, а кроме того, работает на передвижной радиостанции, когда та действует из нашего района.
— Выходит, она живет неподалеку от моего кибуца. Наверное, частенько бывает в Эйн-Оре?
— Да.
— Никогда не говорит, как там?
— Эйн-Ор всегда прекрасен.
— Может быть, я тоже смогу побывать там когда-нибудь.
Акива сел и налил коньяку. Рука у него дрожала. Ари взял рюмку, они чокнулись.
— Лехаим, — сказал старик.
— Я говорил вчера с Авиданом, дядя. Он мне показал расстановку британских сил в Палестине. Твои ребята знакомы с этим документом?
— У нас есть друзья в британской разведке.
Акива встал и стал ходить по комнате.
— Хэвн-Херст намеревается ликвидировать мою организацию. Англичане спят и видят, как бы уничтожить маккавеев. Они нас пытают, вешают, сослали всех наших командиров. У нас хватает мужества бороться с этими убийцами, но приходится еще и воевать с предателями среди наших. Да-да, Ари, мы знаем, что Хагана предает нас англичанам.
— Это неправда, — резко возразил Ари.
— Правда!
— Да нет же! Как раз сегодня Хэвн-Херст потребовал, чтобы национальный совет помог в ликвидации маккавеев, но получил отказ.
Акива заходил быстрее.
— А откуда, по-твоему, англичане получают информацию, если не от Хаганы? Эти трусы из национального совета предоставляют маккавеям проливать кровь и погибать. Мало того, эти трусы еще и предают нас. Хитро, правда, но предают! Предают!
— Не хочу даже слушать, дядя. Хагана и Пальмах тоже рвутся в бой. По крайней мере подавляющее большинство людей. Ты думаешь, нам легко? Но нельзя разрушать то, что создано таким трудом.
— Вот как! Значит, мы разрушаем?
Ари стиснул зубы и промолчал. Старик продолжал ходить по комнате, затем резко остановился и, подбоченившись, произнес:
— Недаром говорят, что я мастер затевать бесполезные ссоры.
— Ничего, дядя, все в порядке.
— Ты уж извини, Ари. Давай лучше выпьем еще по одной.
— Спасибо, я больше не буду.
Акива повернулся к нему спиной и глухо спросил:
— А как там мой брат?
— Был в порядке, когда я его видел. Собирается в Лондон на конференцию.
— Да, узнаю Барака. Говорить он мастер. Так и будет болтать до самого конца. — Акива облизнул губы и нерешительно спросил: — Он знает, что вы — Иордана, ты, Сара — встречаетесь со мной?
— Думаю, знает.
Акива
— Он когда-нибудь спрашивал обо мне?
— Нет.
Акива коротко и сухо рассмеялся, затем опустился на стул и налил себе еще коньяку.
— До чего же странно получается. Я всегда сердился, а он прощал. Ари, я очень устал. Год за годом… Кто знает, когда все это кончится и сколько я еще протяну. Конечно, мы не забудем муки, которые причинили друг другу, но должен же он найти в себе силы, чтобы прекратить молчание. Ари, он должен простить меня хотя бы во имя памяти нашего отца.
ГЛАВА 3
Сотни колоколов церквей Старого города, Кедронской долины, Масличной и Сионской горы присоединились к торжественному звону. В Иерусалиме было воскресенье, христианский день отдыха.
Давид Бен Ами повел Китти через богато разукрашенные Дамасские ворота по Виа Долороза — Крестному пути — к Львиным воротам, откуда открывался вид на Кедронскую долину, на могилы Захарии, Авессалома и Марии, и на Масличную гору, откуда, по христианскому преданию, вознесся Христос.
Они шли по узким переулкам, по арабским базарам, мимо маленьких лавчонок, где шел отчаянный торг. На ступеньках мечети Омара лежали сотни пар обуви. Бородатые евреи рыдали у Стены плача. До чего же все это странно, снова и снова думала Китти. Здесь, в этих унылых городах, как в фокусе, тысячелетиями сходились сотни цивилизаций. Почему именно здесь, почему избран именно этот клочок земли, эта улица, эта церковь? Римляне и крестоносцы, греки, турки и арабы, ассирийцы, вавилоняне и англичане — всех их влекло сюда, в город презренных евреев. Он и свят, и проклят. Сила и слабость — все, что есть в людях хорошего и дурного, воплощено в нем. Крестный путь и Гефсиманский сад. Тайная вечеря, последний вечер Иисуса…
Давид повел Китти в храм Гроба Господня, где в маленькой часовне, украшенной множеством светильников, над мраморной гробницей Христа день и ночь горели свечи. Китти опустилась на колени и поцеловала реликвию, как миллионы паломников до нее.
На следующее утро Ари и Китти оставили Иерусалим и направились на север, в Галилею. Они ехали мимо застывших арабских деревень в Ездрелонскую долину, болота которой евреи превратили в самые плодородные земли Ближнего Востока. Но когда они стали подниматься к Назарету, их будто отбросило на несколько столетий назад: вдоль дороги лежали выжженные солнцем, растрескавшиеся поля арабов. Назарет почти не изменился со времен Иисуса.
Ари остановил машину в центре города и принялся отгонять бросившихся к ним арабских мальчишек, но один никак не хотел отставать.
— Хотите, я вас провожу?
— Не надо.
— Может, вам нужны какие-нибудь сувениры? У меня есть щепки от креста Господня, лоскуты от Его одежды.
— Пошел вон!
— А картинки с голыми бабами?
Ари попытался уйти, но мальчуган схватил его за штанину:
— Тогда, может быть, мы с вами договоримся насчет моей сестры? Она еще девушка.