Исход
Шрифт:
– Прислала мне халат. Из Лаоса. Что она там делает?
– Из Таиланда, - сказала Селия.
– Она занимается мелиорацией земель в Таиланде. Это хорошая, важная работа.
– Ей хорошо платят?
– Хорошо никому не платят, Мамуля. В наше-то время.
Они немного помолчали. Подул легкий ветерок. Он пробежал над стеной нежной приятной волной и всколыхнул волосы Селии. Рут захотела снова прикоснуться к ней, обнять ее. Но девушка держалась в стороне, спрятав руки в складках платья, замкнувшись в себе.
– Мама не бросала тебя, - сказала Селия.
–
– Она тебя не одобряет.
– Что значит не одобряет?
– Твой образ жизни, - сказала Селия.
– То, как ты здесь живешь.
– Ну, я же это заработала. Трудилась всю жизнь. И вполне заслужила. Твоя мать тоже в свое время сможет воспользоваться пенсионными сбережениями.
Селия отвернулась, пробормотав что-то.
– Что ты сказала?
– спросила Рут.
– Я не расслышала.
– Ничего.
Они помолчали немного.
– Я рада, что ты узнала свою мать поближе, - сказала наконец Рут, пересилив себя.
Селия улыбнулась:
– Я тоже.
Они повернулись, спустились по лестнице и пошли обратно к парку. Охранник кивнул им, но ничего не сказал. Небо было ясным и голубым, от него веяло теплом, а деревья перешептывались между собой на непонятном языке. Рут едва замечала это. Воссоединение с Селией должно было пройти не так, думала она, с тоской вспоминая о тех особых узах, которые связывали их, когда Селия была ребенком, а Рут еще не получила свои сбережения и не переехала в поселок. Все должно было быть по-другому.
– Прости, что я стала такой стервой, - сказала Селия.
Рут не ответила. Да и что она могла сказать?
За ужином Селия стала прежней: болтала ни о чем и обо всем, и даже резкие черты ее лица смягчились от радостной улыбки. Она вовлекла Бена в разговор, и, казалось, что неловкость между ними исчезла. Рут он теперь показался вполне симпатичным молодым человеком, и она не возражала, что Селия привела его. Ей было приятно видеть в доме молодые лица, смотреть на Селию после стольких лет. Куда ушли эти годы?
Когда фруктовый пирог был съеден, Селия принесла подарки. Пакеты казались бездонными. Девушка доставала одну за другой коробки в яркой обертке, а Рут открывала их дрожащими пальцами, повторяя:
– Не стоило, дорогая. Как же ты за все это расплатишься?
– Не волнуйся, - сказала Селия.
И Рут перестала суетиться. Хоть раз в жизни, думала она, позволю себе порадоваться. И дала себе волю. То был ее лучший день рождения за многие годы, за десятки лет. Когда они рассмотрели все подарки и вышли на крыльцо пить кофе, уже начало темнеть.
Какое-то время все сидели молча. Рут нравилось это молчание. Она была рада приезду Селии и Бена.
– Чудесный вечер, - сказал Бен.
– Да-а, я буду скучать по таким вечерам.
Селия положила голову Бену на плечо. Качели на крыльце качнулись от ее движения, пружины тихо заскрипели, и Рут, сидевшая в кресле-качалке, слегка им позавидовала. Совсем как дети, в самом деле.
В небе мерцали звезды. Запели сверчки. Вдруг на Рут нахлынули воспоминания о юности, о Кентукки. Как она сидела на крыльце отцовского дома, положив голову на плечо приятелю, совсем как Селия, и загадывала желание на падающую звезду. Тогда еще были такие места. Были такие крылечки, и поехать можно было куда угодно.
– Видите ту красную звездочку?
– спросил Бен и указал сквозь переплетенные ветки сирени на небо.
– Вижу, - сказала Селия.
Рут пристально вглядывалась. Ее зрение затуманилось на секунду, пока имплантат сетчатки настраивался на объект, затем она увидела ту самую красную звездочку далеко-далеко в небе.
– Только это не звезда, - сказал Бен.
– Марс?
– спросила Рут.
– Это и есть межпространственный корабль, - ответил он.
– “Исход”.
Они помолчали, продолжая качаться.
– Люди улетают далеко-далеко отсюда, - сказала Рут.
– Не знаю, правильно ли это.
– Но чтобы жить, нужно иметь место под солнцем, - сказал Бен.
– Люди должны трудиться для себя. Они не могут все время работать, чтобы оплачивать пенсию для пожилых.
– По-моему, вы несете труэйджеровскую чушь, - сказала Рут.
– Такие разговоры ведут к взрывам, о которых мы все время слышим. Как раз этим утром, я видела, как какие-то сумасшедшие разнесли поселок для пожилых в Хьюстоне. Людям надо потерпеть, придет и их черед.
– Да, но кто будет за них платить?
– возразил Бен.
Рут метнула взгляд на красный огонек в небе, будто могла заставить его исчезнуть одним лишь усилием воли.
– Молодых всегда больше, - сказала она.
– Не так много, как пожилых. С каждым днем молодых становится все меньше, а пожилых - все больше.
– Ну, и что нам теперь делать? Взять и умереть?
Бен начал говорить, но Селия прервала его, и он замолчал. Рут не могла разглядеть его лица в темноте, да это было и не нужно. Она поняла, что он за человек - ей приходилось слышать такие возмутительные доводы и раньше. Всю жизнь она трудилась от зари до зари и никогда не жаловалась, потому теперь и живет здесь. Где цветут цветы и растут деревья, каких уж нигде больше не осталось. Она это заработала. Заслужила. И не собиралась слушать того, кто хотел лишить ее этого права. Вдруг ее пронзила тревога. Она вспомнила, с каким нетерпением ждала этого дня, и напомнила себе: “Это друг Селии. Человек, которого она любит”. И, отчасти, чтобы загладить свою вину, но скорее потому, что ей нравилось слышать их голоса, радовало их присутствие в ее доме, сказала:
– Почему бы вам не остаться на ночь? Я могу позвонить в охрану, чтобы вам выдали ночной пропуск.
– Разве ты так и не сказала ей?
– спросил Бен.
Рут перестала раскачиваться и сидела не шевелясь.
– Не сказала о чем?
– спросила она - О чем ты не сказала мне, Селия? Я хочу знать.
– Мы не можем остаться, Мамочка, - сказала та.
– Утром мы должны быть на космодроме в Денвере.
– На космодроме? Я не понимаю.
– Мы улетаем.
– Улетаете?
Селия начала говорить и осеклась. Бен беспокойно пошевелился на качелях. Немного погодя Рут спросила: