Искатель, 2013 № 08

Юдин Александр Васильевич

Сознание возвращалось к Корноухову медленно.

Он сначала приподнялся, встал и только после этого с трудом открыл глаза.

Борис Петрович все вспомнил, все. Он намекнул ей на постель, а она не захотела отдаться. Потом Лиза испугалась, схватила нож, а у него все помутилось в глазах. И что было дальше, он не помнил.

Корноухов, взглянул на лежавшую в неестественной позе, окровавленную, полуобнаженную Елизавету. Затем посмотрел на себя и осторожно поднял вверх правую руку, в которой был зажат большой кухонный нож.

Так,

значит, он отнял его у Елизаветы. А что было потом? Он не помнил. Неужели она его так возбудила, что околдовала до потери сознания.

Да, вероятно, он потерял над собой контроль, рассвирепел и озверел до чертиков.

Эти вялые рассуждения Корноухова прервал визгливый окрик:

— Руки вверх! Не двигаться! — В комнату ворвались двое в полицейской форме. — Сержант, быстро готовь фотоаппарат. Этого субчика надо с разных сторон заснять. Особенно руку с ножом. Отдельно возьми труп и общую панораму.

Корноухов стоял неподвижно, крепко сжимая в руке основную кровавую улику.

Голова уже работала нормально, но он ничего не мог понять. Он все еще надеялся, что это сон или шутка.

Но перед ним стоял майор с дикими глазами и без всякого намерения шутить. В его руке заметно дрожал пистолет, направленный на Бориса Петровича.

Майор четко отдавал команды суетившемуся по комнате сержанту:

— Детали потом снимешь. Сейчас аккуратно в пакетик возьми у подозреваемого ножичек. Спокойно, я буду страховать. Теперь, гражданин убийца, вытягиваем ручки вперед.

Корноухов покорно сделал все, что велел майор.

— Сержант, наручники на него надень. Молодец! Ты здесь над деталями поработай, отпечатки сними с трупа, брюки его осмотри и всякое такое. А мы с убийцей вниз спустимся и побеседуем.

Корноухов еще никогда не чувствовал себя таким униженным, таким беспомощным. Из одежды на нем была только окровавленная рубашка и такой же грязный галстук. Ниже пояса он был голый.

Борис Петрович сидел за столом и тупо смотрел на наручники.

Майор, который с глубокомысленным видом расхаживал по комнате, напоминал Корноухову инспектора Лестрейда. Наивен, глуповат, истеричен, но верный служака. Педант и законник. Хуже не придумаешь!

Майор вдруг резко подошел к столу, сел перед Борисом Петровичем и стал сверлить его взглядом:

— Я уверен, что вы убийца. Это очевидно! Или у вас есть другая версия?

— Нет, но я не понимаю, как это произошло.

— А здесь и понимать нечего. Картина преступления как на ладони. Вы пришли в гости, так?

— Так.

— Потом вам захотелось яркой любви, так?

— Так, она сама мне намекала.

— Это детский лепет, гражданин. Женщина уже одним своим видом намекает на это. Я прав?

— В некотором смысле вы, конечно, правы.

— Далее. Вы настаивали на близости, а она не отдавалась. Тогда вы взяли нож и стали угрожать, так?

— Она первая взяла нож.

— Это детали. Вы не в песочнице,

чтоб выяснять, кто первый начал. Нож-то оказался у вас в руке, так?

— Да, так.

— Затем вы убили ее. И после этого изнасиловали. Так или наоборот?

— Я не помню, как это было.

— Это не оправдание. Улики-то у нас налицо. А при такой картине преступления вам «вышка» светит. Однозначно! Хорошо, что мы успели, пока вы улики не уничтожили. Хозяйка нас предупредила.

— Кто?

— Хозяйка дачи, некто Елагина. Приходит она, понимаешь, к себе, а тут такая картинка маслом.

— Елагина моя знакомая. Я как раз ехал к ней!

— Нехорошо у нас получается, — покачал головой майор и иронически улыбнулся. — Ехали вы в гости к одной, а убили другую. Это вы скажете на суде в качестве своего оправдания. Мод, ошибочка получилась, не ту я убил. «Хотел слопать кока, а съел Кука».

— Что мне может помочь, гражданин майор? — Корноухов машинально вспомнил, что в старых фильмах в такой ситуации следователя надо называли «гражданин».

— А помочь вам может только раскаяние и чистосердечное признание. Пока я не начал официальный протокол писать, на-пишите-ка вы мне явку с повинной. Мол, я, такой-то, сознаюсь, что убил гражданку при таких-то обстоятельствах. Кстати, вы кем до этого работали?

— Там в кейсе документы.

Корноухову показалось, что майора ни капельки не испугало его служебное удостоверение, а даже обрадовало:

— Вот так номер. Ожидается процесс века? Я так понимаю, уважаемый Борис Петрович, что эту должность вы занимали до сегодняшнего вечера. Здесь вам не мелочевка какая-нибудь. Тут у нас убийство при очень отягчающих обстоятельствах. И с особой жестокостью. А закон у нас един для всех. Писать признание будете?

— Буду.

— Вот и отлично. Я пока с Елагиной побеседую — она здесь в машине дожидается. Сержант, — неожиданно звонко крикнул вдруг майор. — Сержант, ты постереги подозреваемого, пока он признание пишет. Сними наручники, но на мушке его держи.

Майор вернулся через полчаса, когда Корноухое завершил повесть своего преступления. В конце были фразы об искреннем раскаянии.

Он не стал писать, что потерял сознание. Это получалось очень неубедительно. Борис написал: «Потерял контроль над собой в результате резкого душевного волнения и эмоционального возбуждения».

Красиво и похоже на правду.

Майор внимательно прочитал бумаги.

— Честно описали. Вижу, что вы осознали свой проступок. Я тут с Елагиной поговорил. Не хочет она, понимаешь, огласки. Предлагает мне замять дело.

— Не понял? — Борис Петрович попытался сосредоточиться. Он почувствовал, что сейчас майор скажет что-то важное. — Я тоже хотел бы все замять.

— С вами все понятно. Это диалектика! Верхи хотят, а низы не могут. У низов обнищание ниже плинтуса.

— Вы хотите взятку? Вам нужны деньги?