Искатель, 2014 № 07
Шрифт:
— Ты чего?
Собака снова зарычала, но от миски то ли с супом, то ли с борщом, не отошла.
— Дед Илья! — крикнула Рыбакова.
Собака с лаем бросилась на непрошеную гостью. Ошейник передавил ей шею, и лай перешел в хрип. Собака, натянув до предела цепь, остервенело скребла землю лапами, поднимая плотные клубы пыли.
— Кого там принесло еще!
На крыльце дома появился широкоплечий небритый старик в клетчатой рубашке навыпуск и подвернутых до колен штанах. В руках он держал мокрую половую тряпку. Старик
— Здравствуйте! — сказала Рыбакова весело.
— Здорово, — пробасил хозяин. — Чего надо?
— Я хотела у вас попросить лодку напрокат. Деньги я вам сразу могу заплатить.
— Ага, а где мне потом лодку искать?
— Так, я верну!
— Ага. Верю.
— Я правда заплачу! Для верности номер телефона своего вам оставлю. Вы завтра на рыбалку не поедите?
— Утром поеду.
— А вечером?
— Вечером нет.
— А в выходные вы рыбачите?
— Собирался.
— Вы, наверное, каждые выходные рыбачите?
— С апреля по октябрь каждые. Сил хватает пока. Да заткнись ты, сучье отродье! — внезапно гаркнул старик на свою заходящуюся в лае собаку. — Видишь, с человеком разговариваю!
Собака, вздрогнув, присела и прижала к голове уши.
— Пошла вон!
Поджав хвост, с опаской поглядывая на хозяина, собака развернулась и, звеня цепью, затрусила к будке.
— А в позапрошлый понедельник вы ездили на рыбалку? Я, кажется, вас с пляжа видела.
— В позапрошлый? В предпоследний день мая, что ли? Был. Клевало, правда, плоховато. Почти ничего не привез домой. Такое со мной редко случается.
— Вы же в метрах пятидесяти от пляжа стояли?
— Да, мое там место.
— А велосипедиста не видели тем вечером в понедельник?
— Кого?
— Мужчину на велосипеде. Он через Серебрянку переехал примерно в десять часов.
— Ну, видел, кажется. Когда не клюет, только и остается природой любоваться. А причем тут велосипедист?
— А это он сказал, что дед Илья здесь в Бирючинске один из лучших рыбаков.
— Прям уж так и сказал?
— Да. И еще сказал, что у вас можно лодку напрокат взять. Я, правда, того мужчину не знаю. Вы его не знаете?
— Да я, милая, к нему и не приглядывался. Это кто-то из маслозаводских был. Он как Серебрянку переехал, сразу на тот край слободки свернул, к маслобойне.
— А мы, вот, с друзьями хотели у вас лодку взять порыбачить. Знаете что, может, вы нам рыбки продадите? Килограмма три мы купили бы? Только хорошей.
— Сейчас ничего дельного нет. Сор один. Распродал я все. Завтра в обед приходите. Обещать не обещаю, сами понимаете, но постараюсь.
— А как вас по батюшке?
— Илья Егорович.
— Я завтра в час дня к вам зайду. До свидания, Илья Егорович!
— А лодку брать передумали?
— В выходные после обеда возьмем. Хорошо? Покататься. Какие из нас рыбаки! Лучше уж мы у вас настоящей рыбы купим, чем тратить время на селявок.
— И
— До свидания!
Рыбакова повернулась и пошла к воротам.
— Ох уж эта интеллигенция, — донеслось до нее сзади. — Семь пятниц на неделе. То лодку им, то рыбу…
Глава 40
Жарких ел гамбургер, запивая его, напоминающим по цвету деготь, крепким чаем, и рассказывал Посохину о своей поездке в Воронеж. Майор с мрачным видом крутил в руках пустую чашку, и время от времени поглядывал на старшего лейтенанта, когда слышал, по его мнению, что-то достойное внимания.
— Прибыв на место, я установил, — докладывал Жарких, — что Рябинникова Юлия Николаевна проживает в старой брежневской пятиэтажке. Это значительно облегчило поставленную передо мной задачу. Народ там, в основном, не один десяток лет живет, и слежка за соседями отработана уже досконально. Я выдал себя за помощника участкового и провел беседу с тамошними старухами. Красная папка и удостоверение на ветеранов производят неизгладимое впечатление. Помогали мне бабульки очень старательно.
— Тамошние полисмены на тебя не обидятся?
— Все нормально. Я известил кого надо.
— Участковый что-нибудь интересное тебе сообщил?
— У него на гражданку Рябинникову никакого негатива нет. Никто на нее не жаловался и в контактах с уголовным элементом наш объект не замечен. Живет она там с дочкой всего год. Квартира двухкомнатная. Находится в исключительной собственности Рябинниковой Юлии Николаевны. Перед вселением был евроремонт.
— Что еще разузнал?
— Во-первых, мужики к ней не ходят. Бабки пенсией клялись.
— Могли и прошляпить. Она не показалась мне Белоснежкой.
— Шеф, Белоснежка, замечу, крутила роман с семью гномами одновременно, а с нашей героиней дела обстоят как раз наоборот.
— Брат Гримм, давай короче. Тебе еще отчет сегодня писать. Завтра утром он должен быть уже на столе у Карельского.
— Если в сжатом виде, то одна старушенция оказалась знакома со всей семьей Квасовых: матерью, отцом, дочкой и внучкой.
— Кстати, в завещании внучка не упоминалась. Вероятно, Квасова не сомневалась в родительских чувствах дочери.
— Согласен. Идем дальше. Эта старушенция, — Жарких поставил чашку с чаем на блюдце, достал из кармана куртки телефон и нажал несколько кнопок, — Климова Надежда Ивановна, обо всех Квасовых отзывалась положительно.
Старший лейтенант положил телефон на стол и снова взялся за чашку с чаем.
— Ты про дочку погибшей давай рассказывай. И не с полным ртом, — заметил Посохин.
— Ну, что… На машине к ней никто не приезжал, домой не подвозил — во двор к ним можно легко заехать и тачку есть где поставить. С цветами и конфетами на квартиру никто из неизвестных бабкам мужчин не приходил.