Искатель приключений. Книга 2
Шрифт:
Сказав это с чрезвычайным одушевлением, Дебора замолчала и рыдания ее увеличились. Венера, увидев гибель всех надежд своей соперницы, вдруг перестала ревновать и искренне сожалела о ней. Она взяла Дебору за обе руки, прижала их к сердцу и смешала свои слезы с ее слезами. Мало-помалу жидовка успокоилась, рыдания ее прекратились, слезы перестали литься. Ока осталась погруженной в мрачную и глубокую печаль, сосредоточившуюся в себе самой и поэтому казавшуюся гораздо ужаснее шумного горя. Венера
Видала ли вы когда-нибудь между царями оранжереи цветок самый редкий между самыми блестящими и самыми душистыми? Он яркого живого цвета. Он возвышает над другими свою горделивую чашечку. Он вдыхает воздух и свет всеми порами. Вдруг цветок этот блекнет и увядает. Стебель его сгибается, лепестки бледнеют, запах исчезает, и венчик быстро вянет. Напрасно солнце обливает его своими теплыми лучами. Напрасно его окружают заботами. Бедный цветок умирает, и лишь тогда отыскивают причину болезни — червь подтачивал его корень!
С Деборой случилось то же самое.
С того самого дня, как Натан отказал Раулю, Дебора начала увядать. Мрачная меланхолия, овладевшая ею, уже не оставляла ее. Ее прекрасный арабский цвет лица, такой чудной бледности, принял свинцовые оттенки. Синие круги обрисовались вокруг век. Губы потеряли свою яркую краску, напоминавшую цвет граната. Восхитительная округлость груди сменилась худобой. Дебора была еще прекрасна, но блистала зловещей красотой молодых девушек, близких к смерти.
XXIV. Отец и дочь
При виде опасных признаков, описанных нами, Натан наконец испугался. Дебора никогда не жаловалась, но легко было видеть, что она страдала и чувствовала, что умирает медленной смертью. Жид в отчаянии пригласил самых знаменитых докторов своей религии. Они единогласно решили, что это ужасная и смертельная сухотка: но причин ее угадать не могли. Организм девушки был изумительно крепок, и поэтому невозможно было объяснить истоки и причины этой странной болезни. Они расспрашивали Дебору. Дебора не хотела отвечать.
— Ваша дочь скрывает от нас что-то, — сказали они Натану. — Источники жизни иссякают, но отчего? Мы этого не знаем, и потому наше искусство бессильно… Мы не можем вылечить ее…
— Итак, вы не находите никаких средств к исцелению? — спросил жид с крайним беспокойством.
— Никаких.
— Вы не имеете никакой надежды?
— Бог Авраама, Исаака и Иакова один может спасти ее… Чудом…
— Но если причина ее болезни заключается в глубокой печали, в которой она не хочет признаться и которая ее убивает… И если эта печаль прекратится, может ли Дебора поправиться?
— Может быть, силы молодости тогда и восторжествуют над причиненными уже опустошениями, но, кажется, уже поздно…
— Вы придете еще?
— К чему?
Жид остался один со своим отчаянием.
— О! Боже! Боже! — вскричал он, подняв руки к небу. — Неужели там написано, что я буду убийцей моей дочери?! Я хотел ее счастья, и вот как я вознагражден за мою любовь к ней! Я сделал все, чего требовал мой долг… Сделаю даже более! Я уступлю… Пусть погибнет будущность этой несчастной девушки, но пусть она останется жива, пусть останется жива!..
И он пошел к Деборе. Она встретила его той самой душераздирающей улыбкой, которая уже несколько недель терзала сердце бедного отца.
— Дочь моя, — сказал он ей, — как ты себя чувствуешь сегодня?
— Хорошо, батюшка; мне кажется, что я страдаю менее…
Выражение, с которым были произнесены эти слова, опровергало их смысл.
— Послушай, — продолжал Натан, — я должен сделать тебе признание и просить у тебя прощения…
Дебора обратила на отца удивленный взор.
— Признание?! Прощения? — повторила она.
— Да… Я принес тебе много вреда, но раскаиваюсь… Еще есть время поправить все…
— Зачем вы говорите такое, батюшка? Вы знаете, что никогда не можете ничем повредить мне…
— Позволь мне продолжать, дитя мое. Я хочу говорить с тобою о кавалере Рауле де ла Транблэ.
Яркий румянец заменил смертельную бледность на щеках молодой девушки. Она склонила голову на исхудалую грудь, но не сказала ни слова. Натан продолжал:
— Знаешь ли ты, почему я не согласился отдать твою руку этому дворянину?
— Вы мне говорили, батюшка, — пролепетала Дебора.
— Я говорил тебе, что он не сделает тебя счастливой… Я говорил тебе, что он игрок и скоро промотает твое состояние…
— Да, вы говорили мне это… И я вам не возражала, потому что, может быть, это было бы и справедливо!
— Это не было справедливо… Я обманывался… Или скорее, я лгал… Для этого отказа у меня была другая причина…
Глаза Деборы выразили удивление. Она могла только прошептать:
— Другая причина! Какая же?
— Представь себе… я едва смею признаться… в моей отцовской ревности я боялся, чтобы ты, сделавшись знатной дамой, не возгордилась, не стала презирать твоего старого отца… А видишь ли, я так люблю тебя, что мысль не быть исключительно любимым тобою терзала меня…
— Я могу вас разлюбить!.. Я стану презирать моего отца!.. Ах! Как дурно вы судите обо мне!..
— Теперь я понял это, дитя мое… Понял… И прошу у тебя прощения… Прошу на коленях…