Искатель приключений
Шрифт:
– Садитесь, кавалер, – сказал незнакомец.
Рауль повиновался. Спутник его сел не возле него, а напротив, приказал ехать в Пале-Рояль. Два лакея встали на запятки, и карета покатилась.
CCVI. Странный допрос
– Позвольте мне спросить, – сказал Рауль своему спутнику, – и обещаете ли вы мне отвечать правду?
– Я к вашим услугам, кавалер, расспрашивайте меня сколько вам угодно. Даю вам слово отвечать с полной искренностью…
– Не правда ли, вы полицейский, а я ваш пленник?
Незнакомец покачал головой
– На второй ваш вопрос ответ очень затруднителен. Однако я постараюсь удовлетворить ваше любопытство. Это правда, что я полицейский, но вы не пленник мой, хотя и не совершенно свободны. Я вас не арестовал; я не караульный ваш, я только ваш спутник, конечно, спутник несколько стеснительный, вынужденный не оставлять вас ни на минуту. Впрочем, я надеюсь, что тотчас после вашего свидания с регентом вы освободитесь от моего общества.
– Но если бы я отказался следовать за вами? – спросил Рауль.
– Этого нельзя было ожидать от дворянина, настолько знающего порядки, как вы, кавалер.
– Без сомнения, но все-таки допустим это невероятное сопротивление. Как бы поступили вы тогда?
– К величайшему моему сожалению, тогда я был бы поставлен в прискорбную необходимость позвать на помощь и арестовать вас, кавалер. На этот случай у меня в кармане есть тайное повеление. Но теперь я очень рад, что дело вышло иначе.
– Знаете ли вы, что нынешнюю ночь я ужинал в Пале-Рояле с регентом? – сказал Рауль своему вежливому и благосклонному спутнику.
– Знаю, кавалер.
– Знаете ли вы, что его королевское высочество обращался со мною с беспримерной благосклонностью и скорее как с другом, нежели как с слугой?
– Знаю также и это, кавалер.
– Каким же образом я мог навлечь на себя такую ужасную немилость?
– Я не могу отвечать на этот вопрос, кавалер.
– Почему?
– Потому что решительно не знаю, о чем вы изволите меня спрашивать.
– Точно?
– Даю вам слово!
Рауль не настаивал более, замолчал и углубился в очень мрачные и тревожные размышления, которые нашим читателям угадать легко, и потому мы не станем входить в излишние подробности.
Карета остановилась.
– Мы приехали, кавалер, – сказал полицейский, – не у годно ли вам выйти?
Рауль вышел и, всходя по широкой лестнице Пале-Рояля, со своим неизбежным спутником, говорил себе:
«Итак, мои мрачные предчувствия осуществились! Откуда явился удар, кто направил гром против меня? Должно быть, эта хитрая итальянка… эта Антония Верди, моя соперница, моя таинственная неприятельница! Но что она узнала обо мне? Что она открыла? Если регент только подозревает меня в чем-нибудь, я могу еще выпутаться! Но если он узнал все, я погиб! Двери Бастилии затворятся за мною и никогда уже не откроются!»
С этими мыслями Рауль дошел до комнаты, смежной с кабинетом Филиппа Орлеанского. Полицейский сказал несколько слов дежурному, который пошел в кабинет и, тотчас же выйдя оттуда, сказал:
– Его королевское высочество ждет кавалера де ла Транблэ.
Настала решительная минута. Рауль заставил умолкнуть биение своего сердца и переступил порог. Дверь затворилась за ним, и он очутился лицом к лицу с регентом.
Филипп Орлеанский стоял спиною
– А! а! кавалер де ла Транблэ, мой верный слуга, вот и вы…
– Я всегда, – отвечал тот с твердостью, – готов к услугам вашего королевского высочества, каким бы способом ни были переданы мне ваши приказания.
– Угадываете вы, по каким причинам я потребовал вас к себе?
– Я угадываю, по крайней мере, что предчувствие, которое я высказывал вчера вашему королевскому высочеству, осуществилось гораздо скорее, нежели я опасался…
– Что вы хотите сказать?
– Я хочу сказать, что мои враги начали действовать, а ваше королевское высочество не вспомнили о своих обещаниях…
– Я никогда не забываю моих обещаний, милостивый государь! – возразил Филипп надменно.
– Однако, – смело сказал Рауль, – ваше королевское высочество обещали мне не слушать клевету, не смешивать ложь с истиной, какой правдоподобной ни казалась бы эта ложь…
– Почему же вы думаете, что против вас сделано обвинение?
– Как же мне не думать этого, ваше высочество, если я арестован?
– Самое лучшее доказательство того, что я помню свои обещания, заключается в том, что я захотел выслушать вас прежде, чем осудил. Я хотел предоставить вам возможность убедить меня, что вас действительно оклеветали.
Рауль не произнес ни слова и ждал. Его нравственное состояние в эту минуту могло сравниться с положением искусного дуэлянта на месте поединка. В том и другом случае исход дуэли зависел от того, каким образом будет нанесен и отражен первый удар. Рауль был готов отразить этот первый удар, если только отражение возможно.
– Кавалер де ла Транблэ, – сказал ему регент после нескольких секунд размышления, в которые как будто обдумывал если не то, что ему говорить, то, по крайней мере, какие употребить выражения, – что вы думаете о дворянине, который, пользуясь доверием своего государя, употребил бы это доверие во зло, обманул бы своего государя самым недостойным образом, самым постыдным фиглярством?
Рауль почувствовал, как дрожь пробежала по всему его телу, однако он собрал все свое мужество, чтобы перенести этот жестокий удар; никакого волнения нельзя было прочесть на его лице, и он отвечал:
– Дворянин, который поступил бы таким образом, как ваше королевское высочество изволите говорить, совершил бы преступление, недостойное прощения, и каково бы ни было наказание, которое обманутый государь счел бы для него приличным, никто не мог бы сказать, что приговор слишком строг.
Регент взглянул на Рауля с удивлением, которого не мог скрыть. Рауль выдержал этот взгляд, не потупив глаз. Наступило минутное молчание.