Искатель следов
Шрифт:
Вскоре измученные своими врагами мустанги дошли уже до того, что начали метаться как безумные. Тогда дон Мигель подал знак, и круг распался на определенном месте. Мустанги лавиной ринулись в разверзшееся перед ними отверстие, опрокидывая и разбивая все встречавшиеся им на пути препятствия.
Но тут-то их и ожидали охотники.
Мустанги, спасаясь бегством, даже и не подозревали, что дорога, по которой они устремились, шла постепенно сужаясь, а это грозило им неизбежной гибелью или, лучше сказать, пленом.
На вопрос, почему именно, необходимо сказать следующее. Охотники, открывая дорогу лошадям, искусно направили всю манаду ко входу в каньон, находившийся между двумя довольно высокими холмами. В конце этого оврага вакерос устроили из толстых пятнадцатифутовых кольев, вбитых в землю и крепко связанных веревками, свитыми из лыка, громадный кораль, куда мустанги и влетели, не подозревая даже о существовании загона.
Меньше чем за секунду кораль был уже полон.
Тогда часть охотников смело устремилась навстречу манаде и, рискуя жизнью, пересекла ей дорогу, а остальные охотники принялись загораживать вход в кораль.
В кораль попалось сразу около полутора тысяч великолепных диких лошадей.
Благородные животные с гневным ржанием кидались на стены ограды и грызли колья зубами.
Наконец они осознали бесполезность своих усилий и в изнеможении улеглись.
Они были побеждены и признали свое бессилие.
А в это время в овраге начиналась последняя борьба между охотниками и остальной частью манады. Лошади, стесненные в этом узком пространстве, делали невероятные усилия, чтобы открыть себе проход и снова бежать.
Они ржали, брыкались и яростно рвали все, что подходило к ним достаточно близко, пока, наконец, охотникам не удалось заставить их повернуть назад, и они кинулись на равнину со стремительностью лавины.
Несколько вакерос были сбиты и растоптаны под ногами лошадей, причем двое из них получили такие серьезные раны, что их подняли без чувств.
Дон Пабло Сарате со всем пылом юности увлекся до того, что влетел в самую средину манады. Вдруг лошадь его получила удар, который сломал ей правую переднюю ногу, и покатилась наземь, увлекая за собой и своего всадника.
Охотники издали крик ужаса и тревоги: молодому человеку грозила опасность быть растоптанным обезумевшими от страха и ярости мустангами.
Дон Пабло поднялся с быстротой молнии и, схватившись за гриву первой попавшейся лошади, вскочил ей на спину, где и остался стоять на коленях. Лошади были до такой степени прижаты одна к другой, что всякое другое положение было невозможно. Тогда произошла странная вещь, неслыханная борьба между лошадью и всадником.
Благородное животное, придя в ярость, начало бесноваться. Лошадь становилась на дыбы, била задом, но все было напрасно — дон Пабло твердо продолжал сидеть на своем месте.
Пока он находился в овраге, лошадь, стесненная подругами, не могла проделать все, что хотела, чтобы избавиться от бремени, которое она несла, но как только она очутилась на равнине, она подняла голову, сделала один за другим несколько скачков в сторону и неожиданно кинулась вперед с такой быстротой, что у молодого человека захватило дыхание.
Дон Пабло уселся верхом, сильно сдавливая коленями вздымавшиеся бока скакуна. Он снял с себя галстук и приготовился сыграть последнюю сцену этой драмы, грозившей окончиться для него трагически.
Но тут лошадь изменила тактику и полетела по прямой линии к реке, как бы твердо решив лучше утопиться вместе со своим всадником, чем дать ему победить себя.
Охотники следили с интересом, смешанным со страхом, за всеми перипетиями этой бешеной скачки, как вдруг лошадь еще раз изменила намерение и поднялась на задние ноги, чтобы упасть навзничь вместе со своим всадником.
Охотники издали крик тревоги. Дон Пабло крепко уцепился за шею животного и в ту минуту, когда оно собиралось запрокинуться, он с поразительной ловкостью завязал ей глаза своим галстуком. Лошадь, внезапно ослепленная, снова опустилась на ноги и остановилась, дрожа от ужаса. Тогда молодой человек соскочил на землю, приблизил свое лицо к голове лошади и дунул ей несколько раз в ноздри, тихонько почесывая лоб. Эта операция продолжалась не более десяти минут, лошадь отдувалась и храпела, не смея двинуться с места.
Мексиканец снова вскочил на лошадь и снял ослеплявший ее платок. Лошадь стояла точно одуревшая: дон Пабло укротил ее 68 .
Все поспешили к молодому человеку, который, гордо улыбаясь, принимал сыпавшиеся ему со всех сторон поздравления.
Дон Пабло спрыгнул с лошади, подозвал вакеро, и тот надел на нее уздечку. Сам же молодой человек направился к отцу, который горячо поцеловал его.
ГЛАВА XXI. Неожиданное нападение
68
Этот способ укрощать лошадей хорошо известен индейцам. (примеч. автора)
Как только успокоилось волнение, вызванное приключением дона Пабло, все стали подумывать о возвращении.
Солнце быстро опускалось за горизонт. Весь день целиком протек в тревожных перипетиях охоты. От того места, где находились охотники, до асиенды было миль десять, и поэтому следовало ехать домой как можно скорее, а иначе охотники рисковали провести ночь под открытым небом, что уже само по себе не имело ничего привлекательного.
Мужчины легко примирились бы с этой неприятностью, которая в таком климате, каким обыкновенно наслаждается в это время года Мексика, не имеет ничего особенно тяжелого, но вместе с охотниками были и дамы. Покинутые в двух милях позади, они должны были беспокоиться об отсутствии охотников, так как отсутствовали они гораздо дольше, чем предполагали раньше. Впрочем, на охоте подобные случаи повторяются очень часто.
Дон Мигель Сарате отдал приказание вакерос, чтобы лошади, пойманные в этот день, были помечены его именем, и затем охотники, весело смеясь и болтая, повернули лошадей и направились по дороге к палаткам, где оставили дам.
В этих странах, где не бывает сумерек, ночь сменяет день почти без перехода. Как только солнце зашло, охотники очутились в полном мраке, потому что по мере того, как солнце опускалось за горизонт, мрак заволакивал небо, и в ту минуту, когда дневное светило исчезло, ночь надвинулась уже вполне.