Искатель следов
Шрифт:
Затем десятью рыбьими костями, привязанными к кусочку дерева и смоченными в киновари, он приступил к накалыванию рисунка.
Там, где кожа не поддавалась уколу, Единорог делал надсечки кремнем, затем места, накрашенные алой краской, натирались порохом, и в результате получилась татуировка из голубой и красной краски.
Во все время этой операции индейцы, не переставая, пели воинственные песни и играли на трещотках с целью заглушить крики боли, которые могли бы вырваться из груди страдальцев.
Но охотники мужественно вытерпели все эти мучения, не изменив даже обычного спокойного выражения лица, как будто они не чувствовали никакой боли.
Когда татуировка была окончена, рисунок прижгли обугленной лучиной с целью предохранения от нагноения.
Затем раны обмыли холодной водой, настоянной на траве, которую индейцы, между прочим, примешивают и к табаку, чтобы тот был не так крепок.
Описанная нами операция очень болезненна и почти всегда ее совершают не сразу, а через известные промежутки, и довольно часто она длится даже целую неделю.
На этот раз охотники выдерживали испытание в течение шести часов, не испустив ни одного стона и ничем не обнаружив своей слабости. Это произвело очень благоприятное впечатление на индейцев, которые мужество считают первой доблестью.
— Мои братья — дети племени команчей, — проговорил вождь, подводя каждому из них по лошади, — прерия принадлежит им. Лошади понесут их к самым отдаленным границам пустыни на охоте за дикими зверями и во время преследования собак-апачей.
— Хорошо, — отвечал Валентин.
Оба охотника одним прыжком вскочили на лошадей и заставили их проделать различные замысловатые курбеты.
Последняя геройская выходка после всего, что неофитам пришлось вынести в течение дня, в высшей степени воодушевила команчей, которые дикими криками восторга и бешеным топаньем ног выразили свое восхищение молодецким подвигом вновь принятых воинов.
Проездив верхом около часа, охотники спрыгнули с лошадей и последовали за вождем в хижину врачевания.
Когда все расселись вокруг костра, снова была подана трубка мира, и Единорог встал со своего места.
— Владыка жизни любит своих детей, потому что он послал им таких воинов, как Кутонепи и Курумилла. Кто может сравниться с ними? Кто осмелится сразиться с ними? Серый медведь при их приближении прячется в свою берлогу, ягуар убегает от них, и даже орел, который смотрит на солнце, спешит укрыться от их меткой пули. Братья, забудьте ваши имена, которые вы носили до сих пор, и называйтесь теперь теми, которые мы вам дадим: вы, Кутонепи, вы будете называться Quauhtli, вы будете носить имя орла, на которого вы похожи своим мужеством; вы, Курумилла, будете называться Vexolotl, и петух будет гордиться, что вы носите его имя.
Оба охотника горячо поблагодарили своих новых братьев, а затем вожди снова проводили их в хижину и пожелали им спокойной ночи после такого многострадального дня.
Вот каким образом Валентин и Курумилла, которых мы будем называть их прежними именами, познакомились с Единорогом и какой результат имело это знакомство.
ГЛАВА VI. Миссионер
C течением времени дружеские отношения сделались еще теснее, и дружба окрепла еще больше.
В пустыне физическая сила стоит на первом месте. Здесь человек, принужденный жить всегда среди всевозможных опасностей, ожидающих его на каждом шагу, должен рассчитывать только на себя и сам бороться с ними, поэтому-то индейцы и питают такое глубокое отвращение к натурам слабым и боязливым.
Валентин без труда уговорил Единорога взять в плен во время охоты на диких лошадей представителей мексиканского правительства, чтобы затем, в случае неудачи заговора, сделать их заложниками.
Все произошло именно так, как предвидел охотник, но Красный Кедр перехитрил их, и, как мы уже говорили, дон Мигель был арестован в ту самую минуту, когда считал себя полным хозяином в Пасо-дель-Норте.
Валентин, Курумилла и дон Пабло, пропустив мимо себя конвой сопровождавших арестованного дона Мигеля в Санта-Фе, вышли из засады и устроили совещание.
Для них дорога была каждая минута. В Мексике заговорщики имеют печальную привилегию перед всеми остальными преступниками в том отношении, что суд над ними производится немедленно и притом самым упрощенным способом. Поэтому им медлить было нельзя, и нужно было спешить спасать друзей.
Валентин со свойственной ему решительностью, составлявшей отличительную черту его характера, за несколько минут составил смелый план, который мог придти в голову только ему одному.
— Не горюйте, — сказал он дону Пабло, — до тех пор, пока сердце бьется в груди, надежда еще не потеряна, клянусь Богом! Первая партия проиграна, пусть так, но посмотрим, что будет дальше!
Дон Пабло, безусловно, верил Валентину, потому что последний не раз доказывал ему возможность исполнить то, что с первого взгляда казалось ему невозможным. Веселый тон и высказанное им замечание если и не совсем успокоили дона Пабло, то, во всяком случае, вернули ему надежду и мужество, особенно необходимые в такие тяжелые минуты.
— Скажите же, друг мой, что нам делать? — спросил дон Пабло.
— Прежде всего, и притом как можно скорее, мы должны отправиться к отцу Серафиму, который, вы сами знаете, всей душой предан вашему семейству.
И они пустились в путь. Ночь была темная.
Луна только изредка выглядывала из-за туч, которые заволакивали все небо, и ее тусклый бледный диск как бы с сожалением бросал на землю свои холодные лучи.
Ветер ревел в верхушках деревьев, ветви жалобно и глухо стонали; в прерии пронзительно завывали голодные койоты, и их темные силуэты быстро мелькали на горизонте.
После часовой ходьбы путешественники достигли того места, где упал миссионер, раненый Красным Кедром.
Отец Серафим исчез.