Искатель. 1962. Выпуск №4
Шрифт:
Дверь не открылась.
Еще не веря в несчастье, они топали по ступеньке вновь и вновь, нажимали на дверь — как будто чем-то, кроме взрывчатки, можно было взять этот материал, кричали — как будто кто-то мог их услышать.
Потом оба просто сидели возле неповинующейся двери, по временам снова и снова пробуя открыть ее. У обоих была только одна мысль: если бы они сразу пошли сюда, налево…
И потом, уже вернувшись в ракету, они сидели в рубке, в креслах, не снимая скафандров, хотя это и запрещалось правилами. Они убеждали себя, что
Уже не было смысла следить за быстро бегущей по циферблату секундной стрелкой, но Калве не отрывал от нее глаз. Коробов сидел сумрачный, опустив глаза; прозрачный шлем его стоял рядом на полу; потирал лоб (нестерпимо болела голова) и слушал, что ему, размахивая руками, говорил Азаров.
Что он мог сказать? И чего теперь размахивать руками?
— Связь, связь надо было держать! — резко сказал Коробов. — Мы и то их услышали, а у тебя рация!
— Попробуй! — ответил Азаров, вертя рукоять настройки. — Вон какая чертовщина творится…
Действительно, в диапазоне между десятью и тридцатью семью сантиметрами в эфире творилось что-то непонятное: мяукало, пищало, иногда заливалось звонкой трелью, раздавались какие-то завывания. Потом вдруг все смолкало, слышались только невнятные хриплые звуки, а через небольшой промежуток времени все начиналось сначала.
Послушав эту какофонию минут пять, Коробов приказал выключить рацию, чтобы не тратить питание.
— А может, это местные жители нас вызывают? — неуверенно сказал Азаров.
— Чепуха, — ответил Коробов. — Мы облазили чуть ли не полспутника — нигде ни следа. Я, конечно, не знаю, что значит этот писк, но…
— Я, кажется, знаю, — сказал Калве, не отрываясь от часов.
Оба посмотрели на него: Коробов — с интересом, Азаров — осуждающе. Калве отнимал у него последнюю надежду на спасение друзей, которые (окажись предположения Азарова правильными) могли бы найти приют у хозяев спутника…
— У нас просто не было времени подумать, — сказал Калве. — Если мы находимся в ангаре, предназначенном для ракеты (а мы, очевидно, находимся именно в ангаре, предназначенном для ракеты), и если нас, вернее — ангар, обслуживают автоматы (а его, судя по всему, обслуживают именно автоматы), то эти автоматические устройства должны откуда-то получать команды…
— Почему? — сказал Азаров. — Они могут и сами обладать…
— Логическими устройствами? Нет, не думаю, это противоречит принципу целесообразности. Тысяча арифмометров не заменит одной вычислительной машины… Так вот, все это дает нам основание предположить наличие достаточно сложных кибернетических устройств, ведущих управление автоматами и контроль за ними. Такой центр непременно где-то в спутнике имеется. Автоматы, как мы с Коробовым видели, не получают информацию по проводам. Нет у них контакта и с полом ангара. Следовательно,
— Стоп, стоп! — сказал Азаров. — Радиоволны-то сквозь стену не проходят…
— Это естественно, — сказал Калве. — Автоматов должно быть много, частот в ограниченном диапазоне — меньше. Ангар тут не один… Значит, надо, чтобы автоматы, работающие на одной и той же волне, получали команды избирательно.
— Волноводы, очевидно. — задумчиво сказал Азаров. — Наверное, волноводы. И вы смогли услышать Сендова и Раина только потому, что в этот момент находились где-то на концах одного и того же волновода.
Упоминание о друзьях переполнило чашу терпения Коробова. Он и так еле сдерживался: все нестерпимее (верно, от электрического удара в комнате с серой массой) болела голова, ныла рука, а Калве тут развел теорию, прямо хоть лекторий открывай, а мальчишка Азаров развесил уши и еще сам начинает строить гипотезы, а когда надо было держать связь, то он развлекался тем, что слушал всякое тарахтенье… Коробов с трудом поднял тяжелую голову, почувствовал: еще несколько минут, и он свалится здесь просто от недостатка сил.
Он медленно разогнул спину, тяжело поднялся с кресла. Азаров в это время спрашивал :
— А эти автоматы, которые вы видели, они, по-твоему, что делают?
— Летают, — мрачно сказал Коробов. — Свистят. Больше ничего не делают. А вот нам бы не мешало начать и делать что-нибудь… для разнообразия, что ли.
Калве насупился, стал медленно краснеть. Коробов выругал себя: еще недоставало перессориться!
— Осмотр ракеты не закончен, — продолжал он. — Пойдем составим на месте план действий. Помочь нам никто не поможет, а засиживаться здесь мы не собираемся… С тобой пойдем, — сказал он Азарову (тот торопливо закивал, потянулся к шкафу за скафандром). — А ты, Лаймон, разденься, подежуришь в рубке, потом сменишь одного из нас.
— Пока что я попытаюсь рассчитать… — начал Калве. — Погоди, в чем это скафандр у тебя?
Он потянул Коробова за локоть ближе к свету.
— Грязь какая-то. Да, наверное, эта серая масса. Когда это я успел?
— Когда падал, — сказал Калве. — Я вспомнил: ты локтем ударил прямо в лоток. — Он соскоблил с рукава Коробова темно-серые крошки непонятного вещества. — Рассмотрю их, попытаюсь понять, что же это такое. Явно органическое вещество. Иногда по структуре можно многое понять…
Калве включил рацию, кивнул товарищам. Они надели шлемы и скрылись за дверью выходного отсека. Калве остался один в ракете. Теперь здесь было непривычно тихо. Не слышалось тонкого стрекочущего шороха телеустановок, не гудела вычислительная машина, сверявшая курс корабля с программой, стрелки большинства приборов бессильно откинулись на нулевые ограничители. Калве поежился: тишина была неуютной, нехорошей; только легкое гудение рации напоминало о том, что в мире есть веселые, бодрые звуки.