Искатель. 1964. Выпуск №1
Шрифт:
«А ваше состояние? Неужели никто не замечает? Долго его не скроешь».
«Если официально никто не узнает, меня не уволят. Треть всех офицеров атомных подразделений или алкоголики, или наркоманы. Всех уволить невозможно: образование стоит дорого».
Я вновь увидел блеснувшую молнию атомного взрыва.
«Да разве вы знаете о тренировке офицера атомных частей, — говорил как бы для себя Гарвер. — Часами в специальных кабинах, днями и ночами в специальной одежде. При опытных взрывах находишься совсем рядом в траншее, ползешь по зараженной местности и не знаешь, не поразили ли тебя эти проклятые лучи?.. Что еще остается человеку, как не стать после всего этого наркоманом или алкоголиком?»
В голове моей стучало: атомные войска! Я видел перед собой не человека — развалину. И ему они доверили страшное оружие, наркоману, истерику, которому нельзя давать в руки и простого ножа!
«Что с вами?» — как во сне услышал я голос Гарвера.
Я встал.
«Немедленно уходите». На какое-то мгновение мне даже показалось, что американец бросится на меня. Но Гарвер поднялся и молча вышел из коттеджа.
И тогда страх, невероятный страх заполз мне в душу. Там идет человек, безумец с дрожащими руками. Один неверный жест этих рук — и человечество ввергнуто в пучину безумия. И я его отпустил. Задержать, немедленно задержать!..
«Хэлло! — крикнул я в открытое окно. — Вы идете неправильно, на базу в другую сторону».
Гарвер вернулся к моему дому. Я действовал машинально, надел накидку и, взяв в кабинете кинжал, старую фамильную реликвию, пошел рядом с американцем.
Гарвер молчал. Я спросил его:
«А вам не страшно от одной мысли: вдруг прикажут нажать кнопку вашего страшного орудия?»
Он посмотрел на меня.
«Не раз меня охватывал ужас. Но, думая о смысле жизни, я спрашивал себя: является ли этот страшный взрыв каким-то небывалым ужасом? Все мы гонимые, обманутые дураки. Иногда я думаю: белая молния, огонь — всему конец, и покой, покой!..»
Его голос был голосом сумасшедшего.
Я убил его. — Доктор Матзумоко встал, подошел к стеклянной стене и открыл окно. — Вильям Гарвер умер сразу. Накидкой я замел следы, пошел к морю, пробежал по воде и вернулся домой другой дорогой.
Я рассчитывал на арест и решил скамью подсудимых превратить в трибуну против атомных преступников, показать, в чьих руках находится атомное оружие, призвать народы к борьбе.
Ареста не последовало. Газеты молчали, следователи исчезли. Потом появились вы. Я понимал: вопрос с расширением американской базы перешел в решающую фазу — и не знал, что делать. Признаться или молчать?
Через несколько дней на том месте, где я убил Гарвера, появился американский офицер. Он внимательно оглядывался, немного посидел среди дюн. Почему он интересовался местом убийства? Может быть, товарищ убитого или его заместитель. Раньше я его никогда не видел.
Офицер подошел к моему садику. Лицо у него было умное, приятное, хотя что-то в нем говорило о жестокости. Я поздоровался с пришедшим.
Он заговорил:
«Удивительно пустынная местность».
«Да, особенно ночью».
«Вы постоянно здесь живете?»
«Я старик и меня не пугают тени убитых!»
Американец закусил губу.
«Его здесь нашли?»
«Там, где вы только что сидели. Вы ищете место убийства?»
«Не совсем. Когда вышел на берег, вспомнил — и огляделся».
«Вы заместитель покойного?»
«Да, я откомандирован на его место».
Он не знал о моей осведомленности.
«Я угадал в вас новичка, — продолжал я, — потому что знаю почти всех офицеров вашего пункта. Они часто проходят мимо моего дома. Прогулки разгоняют тоску».
«Да, здесь тоскливо. Особенно тому, кто только что приехал из Штатов».
«Из Штатов? Это интересно, — сказал я. — Сам я учился в Англии, и меня интересуют западные новости. Если у вас найдется время, навестите меня».
«Я был в Англии в войсках. С удовольствием зайду к вам». И он откланялся.
Американец пришел на следующий вечер. Поговорили об Англии. Я рассказывал ему о своей учебе. Он мне — о жизни на родине, заметно избегая говорить о своем обучении. Да меня этот вопрос и не интересовал. Меня занимало другое. Этот офицер не Гарвер, не наркоман, не неврастеник. Он производил впечатление мыслящего человека. Как же он относится к атомному оружию? Каковы его принципы? Можно ли ему доверить смертоносное оружие?
«Американская армия в Японии слишком сильно напоминает о войне, о гибели Хиросимы и Нагасаки».
О'Коннор улыбнулся.
«Я знаю, атомные взрывы — шок, не скоро забываемый, но и он со временем пройдет».
За эту улыбку я его возненавидел.
«Это не шок — это смертельная опасность. Потому люди и борются против атомной войны».
Американец опять улыбнулся, закурил сигарету.
«Протесты, борьба — все это не ново. Когда немец Шварц изобрел порох, всюду кричали. Потом смирились. Позже Нобель изобрел динамит, везде собирались конгрессы, говорили о конце человечества в будущей войне. А сколько с тех пор истрачено динамита? Миллионы тонн. Так было и с подводными лодками и с самолетами, возмущались, протестовали, а потом привыкали».
«Нельзя сравнивать атомное оружие с другими видами оружия, — возразил я, — Оружие, лишающее людей потомства, испепеляющее целые области земного шара и угрожающее не только одному противнику, но и всему человечеству, — это же безумие!»
«Правильно, действие атомного оружия сильнее, чем динамита. Это вполне естественно. С развитием техники оружие становится более мощным. Атомное оружие — продукт технического прогресса, и задержать его невозможно».
«По вашему мнению, его невозможно запретить?»
«Нет. Рабочие когда-то разбивали машины, лишавшие их работы. Вместо разбитых ученые изобрели более совершенные станки».
О каком прогрессе говорил этот человек? Бомба, несущая гибель сотням тысяч людей, для него — прогресс?
«И вы беспрекословно выполните приказ и нажмете кнопку?»
«Да, нажму, — спокойно ответил он. — Я не сделаю, так другой сделает. Какая польза от моего сопротивления? В этом случае я пошел бы не только против своей страны, но и против прогресса. А эта роль исторически смешна и неблагодарна».