Искатель. 1964. Выпуск №5
Шрифт:
К юго-западу низко-низко над горизонтом двигалась какая-то зеленая звездочка.
Пока вызывали астронома, звездочку скрыл туман.
Астроном очень серьезно выслушал очевидцев. Долго думал. Потом сказал, что, должно быть, был болид — род крупного метеора.
Каждое утро поднимались очень рано. Откапывали входы в жилье, откапывали самолеты, пробивали дорожки между снежными домами. Экипаж Фариха принялся за постройку просторного ледяного зала — своего рода кают-компании.
Как-то к Фариху, дежурившему по кухне и мывшему
— Разрешите нам, Фабиан Брунович, отправиться пешком на Рудольф. Дойдем.
— Ни в коем случае. Темнота. Трещины. Медведи. Заблудитесь. Вот-вот будет погода, с Тихой прилетят Мазурук с Аккуратовым — вывезут.
Кекушев вздохнул:
— Фабиан Брунович, да мы на Рудольфе сидим. Километрах в десяти от базы…
Фарих сначала вытаращил глаза, потом сощурил их и двинулся на Кекушева с Терентьевым.
— Вы что, — взъярился Фарих, — разыграть меня задумали, как всех часами с кукушкой? А?
Кекушев с Терентьевым едва успели ретироваться с кухни. Что касается Фариха, то он еще долго гремел алюминиевыми тарелками и кричал, что он не из таких, кого можно так легко купить. Он в Арктике не мальчик. Знает, почем фунт лиха, и на авантюру не пойдет.
Дело было в том, что старейший полярный бортмеханик Николай Кекушев по совместительству считался крупнейшим полярным мастером крупного розыгрыша. Так, пролетая однажды по трассе Главсевморпути, он на каждой станции рассказывал, что Первый госчасовой завод в Москве приступил к выпуску оригинальных настенных часов с «кукушкой». Только вместо цифр на циферблате — портреты первых двенадцати Героев Советского Союза. Первый час — Ляпидевский, второй — Водопьянов и так далее, а двенадцатый час — Отто Юльевич Шмидт. И когда наступает двенадцать, то в раскрытое окно часов выглядывает голова самого Шмидта.
Рассказано это было настолько тонко, что общественные организации всей Арктики начали слать по радио массовые заказы в Москву на высылку таких часов для премирования передовиков…
Фарих продолжал греметь посудой. Кекушев и Терентьев стояли за палаткой. Бортмеханик никак не мог решиться уйти, отказаться от своей идеи, что они находятся на острове Рудольфа, рядом с базой. Очертания гор, характер льда, вся обстановка подсказывали Кекушеву, что это так, никак иначе. И он в душе удивлялся своему начальнику, опытному арктическому пилоту, у которого в этот раз словно пелена была на глазах.
«Ну разыграл когда-то. Было, — думал Кекушев. — Но сейчас-то не до того. Кончаются продукты… Надо предпринимать что-то решительное. А Фарих… Рассуждать мне легко, а Фарих отвечает за всех и за все… Да, дело здесь не только в боязни, что я его разыграю. И настаивать бесполезно. Гордиенко, тот тоже пытался спорить, но перед ним теперь молча кладут „Астрономический ежегодник“. И он замолкает».
Кекушев пошел прочь от палатки.
Все
На месте вынужденной посадки было мертво. Только дымки — и всего-то три — говорили, что тут теплится жизнь.
Как-то вечером Фарих вел очередной разговор с базой на Рудольфе.
К микрофону подошел руководитель поисков самолета Леваневского, начальник полярной авиации Марк Иванович Шевелев:
— Как дела, Фабиан Брунович?
— Да как и вчера, когда разговаривали, как неделю назад…
— Продукты кончаются…
— Кончаются, Марк Иванович.
— Не горюйте!
— Держимся…
— Вы где-то совсем рядом. Все время отличная слышимость, как на полигоне.
— Мы рядом, Марк Иванович, на острове Джексона.
— Подожди, подожди, Фарих… Есть идея!
— Слушаю, Марк Иванович.
— Завтра, если будет ясная погода, мы зажжем на куполе Рудольфа прожектор. Он в миллион свечей. Его и за восемьдесят километров можно увидеть. Следите за его вспышками. Засеките азимут луча. И мы прилетим.
— Гора с плеч, Марк Иванович! Коли увидим…
— Увидите, увидите, Фабиан Брунович!
— Меня эти приборы да споры штурманов скоро с ума сведут.
— Следите за вспышками. О времени договоримся завтра.
Безоблачная ночь выдалась только через неделю. По радио было назначено время, когда вспыхнет прожектор.
Все столпились на леднике и уставились на север, где должен был находиться остров Рудольфа.
Назначенное время настало. Но вокруг стояла тьма полярной ночи. Ни проблеска.
Фарих обернулся к Кекушеву:
— Беги к радисту, скажи — ничего не видно. Или они запаздывают?
Ослепительный фиолетовый луч ударил в глаза Фариха. Он инстинктивно закрыл лицо руками. Словно от ожога подскочили остальные и обернулись.
Прищуриваясь, прикрывая ладонями лица, люди прыгали от радости.
— Видим! Видим! — орал в микрофон радист.
Часа через два у лагеря появились на тракторе инженер Владимир Гутовский и врач экспедиции.
Радость вызволения заставила всех на некоторое время забыть о просчетах штурманов и астронома, о том, как провела их суровая Арктика, как коварно поступила с навигаторами Альфа Кассиопеи.
На разгадку понадобилось очень много времени. А пока выяснилось, что песцы, которые бродили у лагерной помойки, — это собаки с базы на Рудольфе; «болид» оказался бортовым огнем парохода «Русанов», который привез продукты на зимовку.
А тайна коварства Кассиопеи? Это был не легкий орешек.
Начнем с того, что видимое нами положение звезд — отнюдь не истинное. Оно искажено под влиянием рефракции — преломления светового луча при его вхождении в среду с иной плотностью. То же происходит, когда мы смотрим на ложку в стакане с водой. Она будто сломана. Это тоже явление рефракции.