Искатель. 1965. Выпуск №1
Шрифт:
«Пить так пить! — И пошли летать стаканы. Старик же носом заклевал, а Иван, войдя во вкус, только голос подавал: «Пить так пить!»
Он обнял гостя, и начали они песню спивать: «Последний нонешний денечек гуляю с вами я, друзья…» Расчувствовался и старик, прослезился, да и говорит: «Правильный ты мужик, Иван. Бери, к чему душа лежит». И дает Ивану связку ключей.
Старик ушел, а Иван стал примерять ключи ко всем отверстиям, что находил в стене. Вдруг что-то трынкнуло, и открылась дверца, раньше неприметная. Иван присвистнул, вошел в светелку и увидел дубовую постель. Иван сделал к постели шаг — и обомлел. Спит царская дочь. Она почуяла, что на нее смотрят, зашевелилась и открыла глаза. Соскочила с кровати и кинулась с криком, слезами к Ивану на грудь:
«Спаситель! Спаситель!»
Сняла с пальца кольцо, дала Ивану и строго-настрого сказала: «Береги, Иванушка, кольцо. По нему ты докажешь батюшке, что меня спас».
Когда возвратились с пустыми руками капитан и портупей-прапорщик, стали собираться в обратный путь.
На берегу, глянув на руку Ивана, царская дочь спросила о кольце.
«Тьфу, забыл на лежанке, — сказал Иван. — Я сейчас обернусь. Обождите». — И пошел к избушке.
Прапорщик подмигнул капитану, обхватил царскую дочь, как сноп, и понес ее к лодке. Она отбивалась, голосила, но… Придя на берег, Иван увидел в синем море только паруса надутые. Иван постоял, постоял, а потом собрал стог сухих листьев, забрался в него и заснул. Вот отчего мы порой много спим. Ну, пора за лопаты!
…Солдаты спрыгнули в траншею.
Солнце жгло, да так, что от просоленных гимнастерок, прилипших к телу, дымился пар. Казалось, что единственное спасение от зноя — это не шевелиться.
Слышался крик:
— Нажимай!
— Пить так пить!
И — общий смех.
— Проснулся Иван от толчков, протер глаза и увидел парнишку. Мальчишка сказался сыном лесничего и привел Ивана к своему отцу-бородачу.
«Вот што, — прошамкала борода, — живи у меня в работниках, присматривай за скотиной, а в ту конюшню, что за домом, не суйся, а то несдобровать тебе, понятно?»
«Понятно, товарищ начальник».
Ну, и стал жить Иван в работниках. Пас коров, коз, а та конюшня ему покоя не давала. Любопытство его распирало. Он нет-нет да и подойдет к ней, прижмется ухом. Как-то не выдержал. Тем ключом открыл замок, отодвинул дверь и присвистнул. В стойле, танцуя, переминался жеребец арабской породы: шея лебединая, ножки тоненькие, вышибают искры копытами. Вспрыгнул Иван на коня, да и шарахнулся с него кубарем. Жеребец проржал человеческим голосом: «Иван, ты мне жизнь спас. Лесник — это не лесник, а леший. Порешил он меня сгноить заживо. Проси, чего хочешь».
«Домой! — закричал Иван. — К матушке, к батьке! Как там они без меня, старые, управляются — концы с концами сводят. Пары уже поднимать срок пришел. Домой! Туда, где я родился, играл».
«Садись, — проржал конь, — держись за гриву цепко».
Иван почуял, как он потерял вес, и увидел, что под ним наползают друг на друга облака.
А во дворце пир горой.
Портупей-прапорщик в центре общего внимания. Сидит рядом с царем, хватает лучшие куски. Капитан тут же. Царь то и дело поднимает кружку за здоровье прапорщика, прапорщик — за здоровье даря. Кругом гости речи держат, музыка гремит и столы, столы…
Иван прискакал, узнал от соседей, что старики ушли к царскому двору: может, там перепадет и им что-нибудь?
Иван присоединился тогда к общему веселью. Обвязал замусоленной тряпкой палец, закричал:
«Урра!»
«Ну, дочка, ты что молчишь, белены, что ли, объелась? — обратился царь к дочери и приказал: — Поднеси-ка людям».
Она подошла к Ивану и спросила:
«Что это палец обмотан?»
«Да пустяки, царапина».
«Размотайте».
«Так, пустяк. Вот прилипчивая!»
Кругом закричали:
«Раз-ма-ты-вай!»
Иван не торопясь стал разбинтовывать — заблестело кольцо.
«Он! Он! Спаситель!» — заголосила царская дочь.
Переполох пошел. Портупей и капитан смылись. В суматохе улизнули. Вот и все. А теперь… теперь за лопаты.
— Ни. Успеется с лопатами. Ответь — с портупеем что стало?
— Портупей опять подался в армию. Только там уже на горло никого не взял. Свои его пристрелили.
— А капитан?
— Да ведь сказка давно закончилась, — сказал Суслов.
— Ты же знаешь, скажи, что с капитаном, ну, уважь!
— Ну что с капитаном? Дали посудину, приписанную к берегу. Наказали.
— Ничего себе наказание.
— Да, повезло Ивану.
— Случайно.
— Царствует, должно быть?
Суслов отмахнулся:
— Какой там царствует! Землю пашет, дом на себе держит, родителей кормит. Одним словом, кормилец.
— Как же так?
— Вот так. Огласили, что кольцо поддельное, фальшивое. Ивана чуть не упекли.
— А продолжение у сказки есть? — спросил я.
Суслов засмеялся:
— Есть, сынок, пока есть. Сказки не имеют конца. От дедов до внуков, от нас к нашим детям.
— Конец должен быть, — сказал я. — К тому же все сказки со счастливыми развязками.
— И у этой конец счастливый, — заметил Суслов.
Я не сдавался:
— А могло быть и лучше.
Суслов притворно сердится:
— Вот прицепился, желторотый. — И, одобрительно обласкав взглядом, хлопает меня по плечу. Потом говорит: — Надо бы эту траншею к обеду осилить.
Он никогда не говорил «надо», а всегда «надо бы», словно приглашал всех на совет для совместного решения. И не уважить это его «надо» равносильно было бы обиде, которую ты нанесешь людям, желающим тебе только удачи: оскорбил бы мать, отца.
Кто-то крикнул:
— Пить так пить!
И сразу показалось, что нет ничего в жизни непреодолимого, что жизнь пойдет дальше веселее, потечет по пути целесообразности, живущей в нас, — без шальных пуль, нелепых случаев, подкарауливающих каждого из-за угла, а если и вмешается случай, то он наверняка будет только выигрышным.