Искатель. 1965. Выпуск №1
Шрифт:
День спустя Миронов и Луганов беседовали с Зеленко.
Начал разговор Миронов. Произошло, сказал он, недоразумение. Какое, об этом позже. Прежде всего — об их беседе никто не должен знать за стенами этой комнаты.
Зеленко, хотя и взглянула на Миронова с недоумением, молча кивнула в знак согласия.
— Вы живете, — продолжал Миронов, — в одной квартире с Черняевыми. Нам нужно знать об этой семье все, что знаете вы сами. Поверьте, это очень важно.
— Черняевы? — переспросила Ольга. — Капитон Илларионович? Но что он мог сделать плохого? И что я о нем знаю? А семьи
— Меньше всего нас интересует Капитон Илларионович, — возразил Миронов. — Я ведь вас спросил именно о семье Черняевых. Если хотите, я уточню: как раз Ольгой Николаевной мы и интересуемся. Почему? И это скажу. Видите ли, поступили сведения, что у Ольги Николаевны имелись некоторые вещи, ну, всякие там наряды заграничные, старинные украшения, объяснить появление которых в семье Черняевых трудно. Вот мы и решили прибегнуть к вашей помощи. Вы не могли не видеть, как одевается Ольга Николаевна, сколько времени уделяет своим туалетам, как часто приобретает наряды. Возможно, знаете и то, где и как она пополняла свой гардероб. Интересуют нас и взаимоотношения супругов Черняевых, наиболее близкие из их друзей.
Зеленко понимающе кивнула, начала рассказывать. Говорила Ольга слегка запинаясь, подыскивая выражения, вспоминая те или иные факты, подробности. По ее словам, Ольга Николаевна интересовалась нарядами не больше, чем любая красивая женщина, а она была очень красивая. Была ли Величко жадной? Нет. Этого Ольга за ней не замечала. Потерянная она какая-то была, это да. Но уж нисколько не жадная.
Откуда у Величко были наряды, украшения? Зеленко не знала. Она никогда Ольгу Николаевну не спрашивала, а та не рассказывала. Не замечала Зеленко у Величко и особого пристрастия к беготне по магазинам и по портнихам. Разве куда ходила, когда Зеленко дома не было? Что ж, и это возможно.
Какие были у Величко отношения с мужем? Трудно сказать. Вроде бы неплохие, но и особой нежности между ними Ольга не замечала. Пожалуй, Капитон Илларионович относился к жене лучше, чем она к нему. Он всегда держался спокойно, ровно, а она из-за пустяков чуть не истерики закатывала. Бывало.
— Скажите, — задал вопрос Луганов, — а об отъезде Величко, об ее разрыве с Черняевым что вам известно? Быть может, вы помните какие-нибудь подробности, детали?
— Какие же подробности? — задумалась Зеленко. — Ничего особенного. Уехала Ольга Николаевна в Кисловодск. Лечиться. Уехала одна, как и в прошлом году. Я и думать не думала, что она не вернется.
— Как вы полагаете, — вмешался Миронов, — Черняев знал, что она совсем уехала? Какие между ними были отношения перед отъездом?
— Какие отношения? Обычные. Капитон Илларионович ничего не знал. Откуда? Он же сам на вокзал ее провожал. Как сейчас помню, вернулся под вечер с работы, машину не отпустил. Пробыл дома с полчаса, потом они вместе с Ольгой Николаевной вышли. Капитон Илларионович чемодан нес. Я их до машины провожала. Сели и уехали.
Через месяц я спросила Капитона Илларионовича, уж не случилось ли чего с Ольгой Николаевной, а он мне и говорит: «Случилось не случилось, только не вернется она больше. Совсем уехала. Разошлись мы…»
Закончив свой рассказ, Зеленко вопросительно посмотрела на Миронова: как, мол, теперь, все? Миронов неторопливо достал письмо Кузнецова и протянул Ольге. Увидев знакомый почерк, Зеленко нахмурила брови, чуть прикусила нижнюю губу. На лице ее появилось выражение недоумения.
— Вот, — сказал Миронов, указывая на письмо, — это и есть то самое недоразумение, о котором я говорил в начале нашей беседы. Причина, из-за которой мы решили вас побеспокоить. Письмо это — да берите, берите его, оно же вам предназначено, — написал ваш знакомый, Виктор Кузнецов. Впрочем, — улыбнулся Миронов, — автор письма вам и без меня известен. Не так ли?
Ольга вспыхнула.
— Из-за этого письма, — продолжал Миронов, делая вид, что не замечает ее смущения, — вы чуть не поссорились с Виктором, ведь так? А зря! Он ни в чем перед вами не виноват. Ну, да в этом вы сами разберетесь. Нас интересует другое: письмо это, адресованное вам, попало в руки Ольги Николаевны, которая длительное время его хранила, скрыв от вас. Вы говорите, что у вас с ней были хорошие отношения. Чем же тогда объяснить ее поступок, зачем она спрятала письмо, почему?
Зеленко беспомощно развела руками.
— Ничего не могу понять. Ольга Николаевна взяла мое письмо? Украла его, прятала? Не может быть. Это так на нее непохоже. Тут что-то не так. Вы уверены, что не ошиблись?
Миронов покачал головой.
— Посмотрите на дату: несколько месяцев письмо не попадало к адресату, то есть к вам, — факт? И находилось оно у Ольги Николаевны Величко — это тоже факт? Какая же может быть ошибка?
Зеленко встрепенулась.
— Значит… значит, Ольга Николаевна отдала вам это письмо только сейчас? Почему же вы не спросили, зачем она взяла его? Где она, я сама спрошу. Ведь… ведь это же нечестно… Гадко…
— В том-то и дело, Ольга Ивановна, — мягко сказал Миронов, — что не все тут просто. Письмо дала нам не Ольга Николаевна. Кстати, мы еще не узнали, где она находится. Вы пока прочитайте письмо, мы вам мешать не, будем…
— Извините, пожалуйста, — смущенно возразила Зеленко, — но лучше я его дома прочту. Зачем же вас задерживать?
Однако Миронов сказал, что письмо может еще понадобиться, поэтому лучше бы ей прочесть его здесь.
Когда Ольга кончила читать и с явной неохотой вернула письмо, Миронов и Луганов тепло простились с ней. Перед этим Миронов еще раз напомнил Зеленко: надо сохранить беседу в тайне.
— Кстати, — он протянул Ольге листочек бумаги. — Вот мой телефон. На всякий случай. Вдруг что случится или покажется вам подозрительным — звоните. Условились?
Как только Зеленко вышла, Андрей обратился к Лугаиову:
— Василий Николаевич, а не побеседовать ли с шофером Черняева?
Луганов согласился и день спустя вызвал шофера. Но ничего нового тот не сообщил, только повторил подробности отъезда Ольги Николаевны, уже известные ранее.
Закончив беседу, Луганов поехал в управление. Едва перешагнув порог кабинета, он понял, что за время его отсутствия произошло нечто серьезное. Миронов расхаживал из угла в угол, зажав в зубах погасшую папиросу.