Искатель. 1965. Выпуск №4
Шрифт:
— Чепуха, — сказал Семен Семенович Крапотников. — Исправный мотор, вот и все кипарисы.
Было обычное утро. Оно принесло туман. Туман пах йодом и рыбой, потому что на берегах Тихого океана туманы всегда пахнут так. Он висел на иголках лиственниц и серебрил стены домов.
В это утро Веня Ступников проснулся без пятнадцати семь. Его разбудил будильник. В сущности, Вене незачем было просыпаться именно в это время.
После визита директора норкового питомника в музей не забрела ни одна живая душа. Но Веня-то твердо
Веня пил кофе, курил и мыслил. За окном стояла белая муть. В раскрытую форточку бежала сырость. Это был знаменитый туман Охотского побережья. Жизнь снова оказалась очень сложной. Из-за того, что в каком-то проклятом питомнике дохнут норки, он, Веня Ступников, не имеет ни минуты покоя. Каждый день он как идиот тащится в эту долину. Два дня подряд приходилось доказывать, что он историк и ни черта не понимает в животноводстве. Потом еще два дня по ЕЕ просьбе таскался по всем учреждениям города в поисках помощи. Кажется, он узнал в лицо всех служащих городка. Директор питомника, тот самый злополучный чудак, исчез в неизвестном направлении.
По ночам на память ехидно приходит некий далекий город и… так или иначе приходится заниматься самокритикой. А кому это приятно? Соня-Каткаль-Тамерлан. Она заставила его даже к этим норкам относиться с уважением, хотя он с детства терпеть не мог кошек, ворон и прочую живность. И сама она похожа на норку. Движется быстро, бесшумно, и кажется, что тело ее скручено из какого-го диковинно упругого материала, Черт, на соревнованиях по гимнастике не видел такого! Интересно, а норки ехидные или нет? У нее-то ехидства на пятерых.
Сегодня ночью он нашел идею. Питомник будет спасен. Он напишет громовую газетную статью. Статью, которую будут рвать из рук миллионы. Каждая фраза как бомба.
Например. Он начнет с песни Монтана о Мари, которая носила норковую шубку. Мари гуляла в норковой шубке по Парижу, и все девушки завидовали ей, а парни на улицах шли следом, как лунатики.
А разве наши девушки не имеют права ходить в норковых шубках? Далее можно написать о достоинствах норковых шкурок.
В грустной французской песенке Мари кончила плохо. Она состарилась, и состарилась ее шубка. Мари стала никому не нужна.
Каждая девушка имеет право столько носить норковых шубок, сколько ей угодно. Но для этого нужны норки. А что же творится в нашем питомнике? Далее сплошные разрывы гранат.
Веня кончил пить кофе и закурил еще одну сигарету. Материал о норках складывался прекрасно, Только надо все хорошо обдумать.
С восьми утра Славка Беклемишев был уже в питомнике. Он наблюдал, как кормят норок. Маленькие коричневые зверьки с хрустом уничтожали рыбу. Они были веселы и явно довольны жизнью. Потом Крапотников провел Славку смотреть на больных. Это был полный контраст. Норки лежали у стенок вольер и безучастно смотрели на Беклемишева. В кормушках лежала нетронутая рыба. Один зверек был, по-видимому, мертв. Беклемишев попросил вынуть его. Зверек был невероятно худ. Сквозь шерсть просвечивала синяя, истощенная кожа. Никаких внешних заболеваний не было видно. Беклемишев чувствовал себя отвратительно.
— Надо сделать вскрытие, — сказал он как можно увереннее.
— Прошу, — сказал Семен Семенович. — Все готово. Я знал, что вы будете делать вскрытие. — Он сказал это спокойно, но Славка заметил, как у него дрожат руки, когда он вытягивал из кармана папиросу.
Они прошли в домик управления питомника. Тоненькая смуглая девушка в халате ожидала их на крыльце.
— Это наша уборщица, — сказал Семен Семенович. — Я зову ее Тамерланом.
Вулканический румянец упал на щеки Тамерлана.
— А ну вас, — чуть слышно сказала она.
Славка неприлично долго щупал дверную ручку. Ему мешала дохлая норка, которую он держал под мышкой. Он услышал, как кто-то сдавленно засмеялся за его спиной. И услышал легкий звук убегающих ног.
На обтянутом простыней столе лежали несколько скальпелей, пинцет. А в стеклянном шкафу горделиво распределился малый хирургический набор. У некоторых инструментов были даже братья. Видимо, реквизиция медицинского оборудования в городке имела широкие масштабы.
— Не буду мешать, — сказал Семен Семенович, тихонько притворив за собой дверь.
Славка закурил. Он ворошил в памяти обрывки лекций и практических занятий. Потом ом попытался вспомнить статьи, читанные им в научных журналах. Он вспомнил Дж. Б. Гупера и его желудочных паразитов. Наверное, полевые мыши тоже худели, когда паразиты грызли их внутренности.
— С этого и начнем, — сказал Беклемишев. Он взял в руки ланцет… И вдруг ему стало чертовски хорошо. Легкая тяжесть ланцета в руке была залогом, что ему, Славке Беклемишеву, надо сделать сейчас нужное и полезное дело. Может быть, первое по-настоящему полезное дело в его жизни. Ему должно повезти. Ему не может не повезти. Он заставит сделать так, что ему повезет.
Ночной таверны огонек метнулся и погас. Друзья, наш путь еще далек в глухой полночный час… —тихо запел Славка.
Мертвые оскаленные зубы зверька просили о помощи.
…Веня, спотыкаясь, шел вверх по долине. Лицо и плащ были мокры от мельчайших капель тумана. Казалось, туман настолько плотно прижимается к земле, что его можно резать ножом. Веня тихонько бормотал вслух фразы из первой в его жизни статьи. Пока это был только черновик. Но сладостный яд успеха уже туманил голову. Она должна это оценить…
— Черт! — сказал Веня, споткнувшись о камень. Ботинок был порван. Пальцы остро заныли.
Ощупывая ногу, Веня вспомнил о том, что узнал по дороге сюда. Чудак директор питомника вернулся. Привез с собой какого-то юного мужа науки. Наверняка очкарик. Аспирантишка.
Острая игла ревности кольнула Веню. А что, если это в самом деле молодой аспирант? Аспиранты — это такой народ… Всегда ухлестывают за девчатами с младших курсов. И всегда с успехом. Кому, как не Вениамину Ступникову, знать это. И Веня поспешно похромал в туман. Туда, где его должна ждать Соня-Каткаль-Тамерлан.