Искатель. 1967. Выпуск №4
Шрифт:
Мысленно возвращаюсь к первым, как говорится, дням творения. Первичный океан, в котором зародилась жизнь…
Между кооцерватной каплей и живой клеткой лежит пропасть неведомого. Мы не знаем, какие стадии претерпел этот великий переход. Да и не столь уж это важно в данном конкретном случае. Просто я задумался над путями эволюции. По сути, мы знаем лишь один ее путь — совершенствование вида. Для эволюции отдельная особь — ничто, а вид — все. И не случайно! Нужны тысячи существ, чтобы выдержать все мыслимые и немыслимые мутации. Пусть останется лишь несколько пар, которые передадут потомству свою удивительную приспособляемость, и вид будет спасен. Это дорога безумного расточительства,
Треска мечет миллионы икринок, для того чтобы наверняка вылупились, выросли и дали потомство лишь две рыбы. И это ее верный и единственный козырь в конкурентной борьбе. Расточительность — дань слабости. Так, может быть, мыслим путь экономии и силы?
И я подумал, что в первичном океане эволюция могла идти по двум руслам. Ведь природа исследует все возможности. Что в ней может протекать, то протекает. Наряду с известной нам картиной совершенствования животного мира могло происходить и совершенствование отдельной одинокой особи. Мы не знаем, как из разрозненных клеток возник первый организм. Но тем не менее считаем такой переход само собой разумеющимся. Во всяком случае, он покоится на фундаменте наших знаний и пересмотру вроде бы не подлежит. Но вот сформировался первый организм. А что дальше? Тут мы призываем на помощь идею размножения. Так возникает вид, так начинается совершенствование вида.
Ну, а если где-то в глубинах первичного океана только что сформировавшийся организм не захотел умереть и стал совершенствоваться сам? Возможен такой вариант?
Во всяком случае, он не более уязвим, чем любая из созданных нами моделей происхождения жизни. Не обязательно совершенствоваться в длинной эстафете поколений. Любой из ныне живущих организмов способен к совершенствованию. Увеличьте эту способность в тысячи раз, и вы получите бессмертное существо. Смерть особи — залог бессмертия вида. Когда же особь и вид предстают в едином лице — смерть не нужна. Такое существо не подвластно смерти.
Вот, собственно, и все мои исходные представления о генезисе чудовищного студня. Теперь немного о его психологии. Не надо бояться слов. Наделено оно сознанием или нет, какая, в сущности, разница? Просто нужна первичная схема, в которую бы достаточно непротиворечиво укладывались все известные факты.
Я испытал абсолютное одиночество, и оно заставило меня предположить, что чудовищное существо само абсолютно одиноко.
Но еще я пережил и непередаваемый, какой-то первозданный ужас. Почему же, отталкиваясь от этого ужаса, мне не попытаться обрисовать психологию чудовища, не докопаться до тех корней, которые, собственно, и порождают ужас? Такая попытка не несет в себе ничего порочного, она вполне в духе доэмпирической науки. В конце концов я смотрю на чудовище, как древнегреческий натурфилософ взирал на мир. Мы оба были лишены экспериментальных возможностей.
Каким же должно быть существо, появившееся еще в архейскую эру? Оно не подвластно смерти и не знает врагов. Все для него чужое, и оно чуждо всему живому. В темных и холодных глубинах трудно заметить течение времени. Равнодушное постоянство из века в век окружало чудовище. Ему неведом страх, зато все живое цепенеет от ужаса при его приближении.
Это странная жизнь вне времени, без вражды и какой-либо привязанности. В море всегда вдоволь рыбы, и поэтому нет никаких забот. Может быть, нет даже эмоций и желаний. Если за миллионы лет в буром студне и пробудилось сознание, то оно непостижимо для нас, равнодушно и сумеречно. У такого существа не может быть цели, как нет ее у самой природы.
Полное отчуждение, принципиальная невозможность любых контактов. Слишком оно велико, чтобы замечать случайную добычу. Планктон или исполинский кит — для него все едино. Даже понятие добычи неведомо ему. Это всего лишь автоматический, само собой разумеющийся процесс. Здесь не надобны усилия и никаких отступлений от извечного и бесстрастного молчания глубин.
Фантасмагория. Иррациональный лабиринт, в котором мучительно бьется человеческая мысль. Вот откуда этот ледяной ужас.
Помните «Поминки по Финнегану»? Джойс там такого нагородил… Финнегану мерещится в бреду, что он вовсе не заурядный дублинец, а легендарный король Марк, преследующий Тристана и Изольду. Чайки носятся над кораблем и кричат: «Три кварка для сэра Марка…» И уже не отличаешь правду от вымысла, не знаешь где кто. Финнеган — это Марк, ты сам — это Финнеган. А тут еще загадочные три кварка. Что может быть страшнее оцепенения беспомощности?
Я не случайно заговорил о трех кварках. Не ради отдаленной аналогии между моими ощущениями и финнегановским бредом. Так случилось, что кварки перекочевали из путаной повести на страницы физических журналов. Сейчас все только о них и говорят. Теоретики считают, что в основе материи лежат, кроме легких, истинно элементарных частиц, три тяжелые частицы с дробным электрическим зарядом. Это и есть кварки. Они неуловимы, как, впрочем, и полагается по их названию. Попробуйте объяснить, что такое кварки? Это непереводимый абсурд. Конечно, дело не в названии. Для нас важно, что они долгое время были неуловимы. Не надо думать, что я отвлекаюсь от сути повествования. Кварки, по крайней мере мне так кажется, играют в нем не последнюю роль. Посему позволю сделать небольшое, но весьма важное отступление.
Считается, что кварки могут рождаться в космических лучах высоких энергий. При столкновении частицы с энергией порядка 1011– 1212 электрон-вольт с атомными ядрами верхних слоев атмосферы можно ожидать появления небольшого числа этих самых кварков. Как ни мало этих частиц, но они вот уже миллиарды лет пронизывают атмосферу. За столь длительный период должно было образоваться примерно сто миллиардов кварков на каждый квадратный сантиметр земной поверхности. Спрашивается, куда все они подевались?
Кварк обладает дробным зарядом. А привычные нам частицы либо вовсе не заряжены, либо обладают единичным зарядом. Поэтому кварки нельзя нейтрализовать. Они законсервировались, так сказать, навечно. Но поскольку они все же заряжены, то вокруг них будут конденсироваться водяные пары. Так вместе с образовавшейся капелькой кварк выпадает на землю, а оттуда рано или поздно просачивается в Мировой океан. Чувствуете, к чему я клоню? Примерно за пять миллиардов лет в каждом кубическом километре воды могло накопиться около одного миллиграмма кварков.
Но, к сожалению, и в миллион раз большее их количество до сих пор не смог обнаружить ни один известный нам метод физико-химического анализа. Слишком уж мала концентрация.
Все это вещи достаточно известные. Но вот недавно я познакомился со списком новых нобелевских лауреатов. Среди них два шведских физика, удостоенных премии за обнаружение частиц с дробным электрическим зарядом. Они выделили эти частицы из океанской воды. Невозможное оказалось возможным. Секрет в том, что шведы брали пробы воды из глубоких впадин. Они предположили, что кварки, как и тяжелая вода, могут концентрироваться в отдельных местах Мирового океана. Конечно, проделали тысячи проб, переработали сотни тонн воды и все такое. Но успех — налицо.