Искатель. 1967. Выпуск №6

Гашек Ярослав

Вертолет, установив, что мы не пожелали погибнуть, улетел. Между прочим, до сих пор не понимаю, как он осмелился подняться в такую погоду, впрочем, возможно, то был не вертолет, а самолет, у нас не было возможности разбираться, кто там и как кружит. Зато показались огни «Янтаря». Мы связались с ним по радио, я подключил разговор с капитаном «Янтаря» к корабельной трансляции, чтоб голос помощи услышали все. Правда, капитан на радостях, что мы живы, так лихо пустил ураган через семь гробов в центр мирового равновесия, что если не урагану, то нашим женщинам пришлось определенно дурно, но по чрезвычайности с этим можно было не посчитаться.

«Янтарь» зашел к нам с правого борта, боцман со старпомом сами, закрепив себя концами, чтоб не снесло за борт, метали ему буксирный

трос. И тут случилось такое, во что бы я ни за что не поверил, не происходи это на моих глазах. Волны, как почти всегда во время ураганов, становятся огромными, но не частыми, мы то падали куда-то в бездну, нос рушился вниз, словно пытаясь завернуть под мостик, то, наоборот, взлетали вверх, и нос поднимался перед рубкой стеной, так что приходилось задирать голову, чтоб разглядеть, что там творится. И это совершалось скорее медлительно, чем быстро, иногда проходило по минуте от падения к подъему и от подъема к падению. Сама по себе качка эта не так уж страшна, если у корабля хорошая остойчивость, а об остойчивости нашего «Бурана» можно сказать лишь одно — отличная. Но совсем иное дело, если рядом по борту с тобой корабль и то этот корабль вздымается над тобой, то ты над ним вздымаешься, а он летит в кипящую пучину.

«Буран» и «Янтарь» мотало на разных волнах — когда его несло на гребень, нас спускало в долину, а когда мы карабкались на вершину волны, он катился вниз. И вот в какой-то момент нас потащило в провал, а «Янтарь» стал вздыматься над нами. Не знаю, как это произошло, то ли нас подвернуло к нему, то ли ветер покачнул его, но корма «Янтаря» вдруг поднялась над нашей палубой, ударила о мачту, погнула ее в три погибели — мачту потом выпрямили, но вмятины остались, можете при случае проверить — и осела на палубу, круша фальшборт и надстройки. Мы с Поморным и рулевым едва успели отскочить. Правое крыло мостика было снесено начисто, а перед самыми нашими лицами, дико звеня, вращался в воздухе винт. Скажу откровенно, я много видал невеселых картин, ураганы в тропиках тоже не сахар, но страшнее этой картины вращающегося у глаз винта я еще не знал и, думаю, не узнаю. Если бы на один метр забросило «Янтарь» дальше к нам на корму, от нас троих, находившихся тогда в рубке, не осталось бы ни одной целой косточки, всех бы нас в доли секунды перемололо на фарш. Застывшие, даже не закричав, мы трое прижались к стенке рубки, и только глядели на вращающийся винт, такой ужас напал. Картина усугублялась тем, что прожектор не повредило и бронзовый винт попал в световой поток — огромное зловещее солнце сверкало над нами, ослепляя и парализуя.

А в следующий момент «Буран» покатился в ложбину между двумя волнами, а «Янтарь» понесла вверх вершина волны. Очнувшись, я схватил за руку оцепеневшего рулевого и ринулся наружу, а Поморный выскочил за нами. Надо было торопиться, пока корма «Янтаря» снова не осела, а другой раз могло получиться хуже.

Но капризная волна отвернула «Янтарь» в сторону, и, когда нас стало вздымать, он осел рядом, так близко борт о борт, что можно было перескочить с судна на судно. И в этот момент старпом швырнул выброску, тянущую буксирный трос, а ребята на «Янтаре» поймали ее и стали трос выбирать.

Как удачно у них получилось, я узнал потом, в эту минуту мы трое, выскочив из рубки, боролись с ураганом, старавшимся вышвырнуть нас за борт. Я хватался за леера, за меня хватались Поморный и рулевой.

Второй якорь тоже срезало. Теперь мы, полностью беспомощные, зависели от того, сумеет ли «Янтарь» закрепить нас на буксире.

«Янтарю» удалось отвалить от нас, он отдалился, повернул на запад и начал потихоньку выводить нас из бухточки в залив Уик-оф-Треста. Наружу вылез Веретенников и спросил, как дела, похоже, что наши злоключения кончены. Я не спешил с окончательными выводами. Я словно предчувствовал, что случится в следующую минуту. А в следующую минуту буксир, прочнейший стальной трос, порвало, как нитку. Нас с «Янтарем» по-прежнему мотало на разных волнах, и сила несущейся водяной стены оказалась мощнее скрутки железных проволочек.

— Все, —

сказал я Веретенникову, когда «Буран», безвольный, неуправляемый, замотался на волнах. — Кажется, пришла пора объявлять шлюпочную тревогу.

Мне ответил не Веретенников, а стармех, пулей вылетевший наружу. Мы еле удержали его в четыре руки. Он, ошалев, даже не сопротивлялся ветру.

— Все! — орал он. — Все, Виктор Николаевич! Сочи не отменяются. Полный не гарантирую, а малым пойдем.

Что еще сказать вам? Больше всего я теперь боялся оставаться в крохотной бухточке, прикрытой с востока стеной Фанзи-Несса. Она нас спасла, но могла и погубить — ветер менялся, как почти всегда ветры меняются при циклонах. Он уже заходил с юго-востока, а если бы еще повернул южнее, спасительная бухточка обернулась бы могилой — без якоря обязательно размолотило бы о скалы. В общем я выбираюсь помаленьку в залив Треста, там все же поспокойнее, и намерение одно — выскочить в открытое море, подальше от обрамленных опасностями окал. И тут подходит «Чурленис».

Остальное представляет уже мало интереса. «Чурленис» взял нас на буксир и отвел в Лервик, где мы и отремонтировались. Там же, в Лервике, я купил якорную скобу за 30 фунтов для запасного якоря, а один военный корабль («Восхищен вашими мужеством и умелостью», — просигналил он, когда мы входили в порт) подарил нам к якорю свой вертлюг, предохраняющий якорную цепь от скручивания. Вообще в Лервике много было толков о нашем происшествии. О кинокадрах, где запечатлена наша борьба с ураганом, я уже говорил. На судно часто приходили люди, поздравляли, жали руки, много получали телеграмм и от своих и от англичан, а от одной англичанки из города Стоун-Тауна пришла открытка с горячими поздравлениями и приглашением побывать у нее в гостях. Но мы, конечно, ни о каких гостевых прогулках и не думали, надо было скорее торопиться к себе в порт, там ведь тоже предстояло — уже на берегу — выдержать немалый шторм.

— Понимаю, — сказал я. — Вы опасались, что береговые начнут продираться, выискивать неточности в ваших распоряжениях. Давно известно, что с берега виднее, как действовать в штормы на море.

— Нет, что вы! — сказал он, удивленный. — В управлении у нас немало капитанов, попадавших в ураганы и пострашнее того, что бушевал у острова Фетлар. Все мои действия признали правильными, особенно отметили выдержку и спокойствие, а какое реально было спокойствие, за уже вам подробно рассказывал, Стармеху, правда, вставили фитиля, что решительно не настоял на ремонте главного двигателя, прежде чем выходить в открытый океан, зато «Янтарь» получил премию за самоотверженность при спасении нашего «Бурана».

— А где сейчас ваш «Буран», Виктор Николаевич? Почему вы не на нем?

— «Буран» ремонтируется, и дело это долгое — полгода займет, не меньше. Мог бы, конечно, я пожить в гостинице в это время, потихоньку наблюдать за ремонтом, Но как вам объяснить? Скучно мне на берегу, если долго задерживаюсь, тем более ремонт за границей, семья все равно далеко. Представился случай идти в рейс на «Славе» старпомом, я согласился. Вот отплаваю здесь месяца три-четыре, а потом, естественно, опять возвращусь на свой «Буран».

Игорь РОСОХОВАТСКИЙ

СИГОМ и СОЗДАТЕЛЬ

Рисунки В. ЧЕРНЕЦОВА

СТАРИК

Он сидел в глухой аллее парка и читал газету. Из раскрытой хозяйственной сумки выглядывал замороженный цыпленок. Воздух был почти неподвижен, в нем парили пахучие пушинки…