Искатель. 1968. Выпуск №6
Шрифт:
— Герр Грабов? — осведомился Эшенден.
— К вашим услугам, — сказал Густав.
— Разрешите войти?
Густав стоял спиной к свету, и Эшенден не мог разглядеть его лица. После минутного колебания он назвал фамилию, на которую получал от Густава письма.
— Милости прошу. Весьма рад вас видеть.
Хозяин провел его в тесную маленькую комнатку,
— Присаживайтесь, прошу вас. Какая удача, что я в Базеле! Давно уже мечтаю с вами познакомиться. Я буквально сию минуту вернулся из Германии. — Он сделал жест в сторону пишущей машинки. — Думаю, что мои новости вас обрадуют. Я разузнал кое-что интересное. Подработать никогда не вредно.
Держался он очень свободно, но Эшендену его непринужденность не внушала доверия. Улыбаясь, Густав внимательно рассматривал Эшендена из-под стекол очков, и похоже было, что в его взгляде сквозила нервозность.
— Вы, должно быть, сильно торопились: письмо, которое ваша жена переслала мне в Женеву, опередило вас всего на несколько часов.
— Вполне вероятно. Я как раз собирался вам сообщить, что немцы догадываются об утечке информации по коммерческим каналам и поэтому всю почту на границе задерживают на сорок восемь часов.
— Понятно, — добродушно заметил Эшенден. — И по этой причине вы решили перестраховаться и датировали ваше письмо сорока восемью часами позже его фактической отправки?
— В самом деле? Какая оплошность с моей стороны. Видимо, я перепутал числа.
Эшенден с улыбкой взглянул на Густава. Это объяснение звучало неубедительно. Кто, кто, а Густав отлично знал, что в его работе важна точность. Информация из Германии поступала кружным путем, с большими запозданиями, и требовалось совершенно определенно знать, когда произошли те или иные события.
— Позвольте мне взглянуть на ваш паспорт, — сказал Эшенден.
— Зачем вам мой паспорт?
— Меня интересуют отметки о въезде и выезде из Германии.
— Неужели вы думаете, что мои поездки фиксируются в паспорте? У меня есть свои способы перехода через границу.
Эшенден был прекрасно осведомлен в этом вопросе. Он знал, что и с немецкой и со швейцарской сторон граница усиленно охраняется.
— Вот как? Почему же вы не пользуетесь обычным способом? Вас привлекли к работе как раз по той причине, что служба в швейцарской фирме, поставляющей Германии необходимые товары, обеспечивает вам свободный проезд в обе стороны. Я еще могу понять, что вас пропустили немецкие пограничники, но как вы миновали швейцарские посты?
Густав сделал оскорбленную мину.
— Я вас не понимаю. Уж не хотите ли вы сказать, что я состою на службе у немцев? Даю честное слово… Вы ставите под сомнение мою репутацию, я этого не потерплю.
— Не вы первый — были и другие случаи, когда человек работал на двух хозяев, а информацию поставлял такую, которая и гроша не стоит.
— Вы говорите, моя информация гроша не стоит? Почему же тогда, интересно знать, мне платят больше, чем другим агентам? Сколько раз сам полковник хвалил мою работу.
Теперь уже Эшендену пришлось призвать на помощь всю свою обходительность.
— Полно, полно, голубчик, не надо горячиться. Не хотите показывать паспорт, дело ваше. Я не настаиваю. Но неужели вы принимаете нас за дурачков и думаете, что мы не проверяем сообщения своих агентов и не следим за их передвижением? Даже самые остроумные шутки нельзя повторять без конца. В мирное время я занимаюсь юмористикой и знаю это по собственному печальному опыту. — Эшенден решил, что настал момент пойти ва-банк: он был знаком с некоторыми приемами хитроумной и прекрасной игры в покер. — Мы располагаем сведениями, что вы не были в Германии и вообще ни разу туда не ездили за все время сотрудничества с нами, а преспокойно отсиживались в Базеле, и все ваши донесения просто плод вашей богатой фантазии.
Густав взглянул на Эшендена, но его лицо выражало лишь снисходительность и добродушие. Он неуверенно улыбнулся и слегка пожал плечами.
— А вы думали, что нашли простачка, который готов рисковать жизнью за пятьдесят фунтов в месяц? Я жену люблю.
Эшенден от души рассмеялся.
— Поздравляю вас. Не каждый может похвастаться тем, что целый год морочил голову нашей разведке.
— Мне был обеспечен легкий заработок. Фирма перестала посылать меня в Германию, как только началась война, но я добывал всевозможные сведения от других вояжеров. Прислушивался к разговорам в ресторанах и пивных погребках, читал немецкие газеты. Я получал большое удовольствие от отправки писем и донесений.
— Надо полагать, — заметил Эшенден.
— Что вы собираетесь предпринять?
— Ничего. Что мы можем предпринять? Вы не думаете, что мы по-прежнему будем выплачивать вам жалованье?
— Да нет, на это рассчитывать не приходится.
— Кстати, извините за нескромный вопрос, вы и с немцами разыгрывали такую же комедию?
— Нет, нет, что вы, — возмущенно запротестовал Густав. — Как вы могли подумать. Мои симпатии целиком на стороне союзников. Я всей душой с вами.
— А почему бы и нет? — спросил Эшенден. — У немцев денег куры не клюют, могло бы кое-что перепасть и на вашу долю. Время от времени мы снабжали бы вас информацией, ради которой немцы не поскупятся.
Густав забарабанил пальцами по столу. Взял в руки листок теперь уже ненужного донесения.
— С немцами опасно связываться.
— Вы рассуждаете весьма здраво. Ну, и в конце концов, даже если вам перестанет идти жалованье, вы всегда сможете подработать, доставляя нам полезную информацию. С одним уговором — данные должны быть достоверны. Впредь мы будем платить только за дело.
— Я должен подумать.
Покуда Густав предавался размышлениям, Эшенден закурил и стал глядеть, как дым от сигареты тает в воздухе. Он тоже что-то обдумывал.