Искатель. 1968. Выпуск №6
Шрифт:
— Сейчас мы его отмоем, и он у нас будет белый, как пушинка. С таким псом и хозяину гулять одно удовольствие. То-то все собаченции подивятся. «Боже ты мой, — скажут они, — что это за красавчик булль-терьер? Посмотрите, как важно он шагает, словно он в Швейцарии самый главный». А ну-ка, стой смирно, сейчас я тебе вымою уши, свинтус ты эдакий. Ведь ты же не хочешь гулять по улице с грязными ушами, как какой-нибудь швейцарский школяр. Noblesse oblige. [16] Так, а теперь пожалуйте ваш черный носик. Ай, ай, в глазки попало мыло, ой, как нам больно.
16
Положение обязывает (франц.).
Миссис Кейпор
— А теперь окунемся. Оп-ля!
Кейпор схватил пса за передние лапы и окунул его сначала раз, затем другой. Пес стал барахтаться, поднялась возня, полетели брызги. Кейпор вытащил его из ванны.
— Теперь ступай к мамочке, она тебя вытрет.
Миссис Кейпор присела и, крепко зажав пса между колен, принялась растирать его, покуда на лбу у нее не выступил пот. А Фрицци, лоснясь белой шерстью, стоял, мелко подрагивая и часто дыша, с глупой миной на симпатичной мордашке, довольный тем, что все мучения остались позади.
— Происхождение — это вам не фунт изюму! — победно воскликнул Кейпор. — В роду у него шестьдесят четыре предка и все благородных кровей!
Эшендену стало как-то неловко. Поднимаясь к себе, он поеживался.
Однажды в воскресенье Кейпор сказал Эшендену, что они с женой собираются на прогулку в горы, и пригласил составить им компанию; перекусить можно будет в каком-нибудь придорожном ресторанчике. Эшенден рассудил, что трех недель в Люцерне было достаточно, чтобы поправить здоровье, и что он ничем не рискует. Вышли рано. Миссис Кейпор с деловитым видом вышагивала в своих горных ботинках, тирольской шляпе и с альпенштоком в руке. Кейпор в гетрах и гольфах выглядел истым британцем. Все это было достаточно забавно, и Эшенден собирался потешиться вволю; однако не приходилось забывать об осторожности: не исключено, что Кейпорам удалось разузнать, кто он такой, так что нужно быть настороже. Чуть-чуть зазеваешься у пропасти — и пиши пропало, — миссис Кейпор ничего не стоит подтолкнуть его, а с этим балагуром Кейпором шутки плохи. Но внешне ничто не омрачало чудесное настроение Эшендена в это изумительное утро. Воздух был напоен ароматом. Кейпор тарахтел без умолку. Он без конца шутил и рассказывал смешные анекдоты. Пот градом катился по его толстой краснощекой физиономии, и сам он подшучивал над своей полнотой. Эшендена удивило, что он действительно оказался большим знатоком альпийской флоры. Заметив в одном месте на склоне какой-то цветок, он свернул с тропинки, бережно сорвал его и принес жене.
— Какая прелесть! — воскликнул он, любуясь цветком, и его бегающие зеленовато-серые глазки стали наивно-доверчивыми, как у ребенка. — Прямо как в стихах у Уолтера Лэндора. [17]
— Ботаника — самое большое увлечение моего мужа, — сказала миссис Кейпор. — Он до того обожает цветы, что иногда доходит до смешного. Случалось, у нас не хватало денег, чтобы расплатиться с мясником, а он шел и на последние гроши покупал мне букетик роз.
— Qit fleurit samaison, fleurit son coeur, [18] — отозвался Грантли Кейпор.
17
Уолтер Сэвидж Лэндор (1775–1864) — английский поэт и писатель.
18
Кто украшает цветами свой дом, тот облагораживает свое сердце (франц.).
Эшенден еще раньше приметил, как после прогулки Кейпор несколько раз с медвежьей грацией преподносил миссис Фицджеральд букетики альпийских цветов. Это выглядело довольно мило; и сейчас он мог по достоинству оценить этот жест. Цветы были подлинной страстью Кейпора, и, когда он дарил цветы старой ирландке, он словно вкладывал в них частичку своей души. Видимо, у него и в самом деле было чувствительное сердце. Эшенден всегда считал ботанику скучной наукой, однако Кейпор, пока они взбирались в гору, говорил о ней так живо и интересно, что сумел его увлечь. Судя по всему, он занимался ею всерьез.
— В жизни не написал ни одной книги, — говорил он. — Понаписано и без меня довольно, а я сочиняю все больше по газетной части. Раз-два, глядишь, статья и готова, а денежки в кармане. Но если придется здесь застрять, я чувствую, что не удержусь и засяду за книгу о флоре, горной Швейцарии. Ну, что бы вам приехать чуточку пораньше. Какие здесь были цветы! Чтобы это передать, нужно быть поэтом. Я же всего-навсего скромный журналист.
Можно было только подивиться его уменью переплетать правду с вымыслом.
Когда добрались до ресторанчика, откуда и горы и озеро были видны как на ладони, он первым делом прямо из горлышка залпом опорожнил целую бутылку ледяного пива. На него приятно было смотреть. Человек, довольствовавшийся такими простыми радостями, внушал невольное уважение. Они великолепно подкрепились взбитыми яйцами и горной форелью. Ресторанчик приютился в живописном уголке и напоминал одно из швейцарских шале на иллюстрациях к путевым запискам начала девятнадцатого века. Природа подействовала даже на миссис Кейпор, и она слегка подобрела к Эшендену. Когда они остановились перед ресторанчиком, она по-немецки начала громко восторгаться чудесным пейзажем, а после завтрака растрогалась еще больше: как завороженная, со слезами на глазах, смотрела она на вздымавшиеся вокруг величавые громады.
— Я знаю, теперь, когда бушует эта страшная несправедливая война, то, что я говорю, ужасно, но в душе у меня сейчас все поет и ликует! — воскликнула она, всплеснув руками.
Кейпор нежно взял ее за руку и — чего с ним раньше не случалось — стал называть ее ласковыми немецкими именами. Это было нелепо и трогательно. Эшенден решил не мешать им, он прошелся по дорожке и присел на скамейку, поставленную специально для туристов. Отсюда и вправду открывался необычайный вид, он приковывал к себе; так порой бравурная мелодия, рассчитанная на невзыскательный вкус, оглушает и сбивает с толку.
Лениво озирая окрестности, Эшенден размышлял над загадкой предательства Грантли Кейпора. Всю жизнь Эшендена влекло к необычным людям, но этот человек был необычен сверх всякой меры. Бесспорно, были в нем и приятные черты. Он не притворялся балагуром, весельчаком и добрым малым — таким он был на самом деле. Он всегда был предупредителен. Эшенден частенько наблюдал за ним, когда тот подсаживался к старому ирландскому полковнику и его супруге, единственным постояльцам гостиницы. Кейпор добродушно выслушивал скучнейшие рассказы старика о египетской кампании, а с полковницей держался галантно. Теперь, когда Эшенден поближе познакомился с Кейпором, тот вызывал в нем скорее любопытство, чем отвращение. Эшенден не верил, что Кейпор стал шпионом из меркантильных соображений: человек он был неприхотливый, и того, что он зарабатывал в пароходной конторе, такой хозяйке, как миссис Кейпор, должно было хватить за глаза. Кроме того, после начала войны на мужские руки в тылу был большой спрос. Как знать, возможно, он принадлежал к числу тех людей, которые выбирают кривые дорожки в жизни ради необъяснимого удовольствия одурачить ближнего; и, может быть, не ненависть к стране, где его однажды посадили за решетку, и даже не любовь к жене побудили его заняться шпионажем, а желание насолить всем этим «важным шишкам», которые и не подозревали о его существовании. А возможно, на этот путь его толкнуло уязвленное самолюбие, обида на то, что его способности небыли оценены по достоинству, или просто мелочное бесовское желание напакостить. Он был мошенник. Правда, с поличным его поймали только один раз, но, надо полагать, ему часто удавалось выходить сухим из воды. Интересно, что думала по этому поводу миссис Кейпор? Они жили душа в душу, и вряд ли она была в неведении. Стыдилась ли она этого неисправимого изъяна в любимом человеке — сама она была безукоризненно честная женщина — или же примирилась с ним как с неизбежным злом? Пробовала ли она его перевоспитывать или, почувствовав собственное бессилие, махнула рукой?
Насколько проще бы жить на свете, если бы все человечество было четко поделено на праведников и злодеев, и насколько легче было бы иметь дело с людьми! Кто же он все-таки, этот Кейпор, — порядочный человек с дурными наклонностями или негодяй, предрасположенный к добру? И каким образом в одном человеке преспокойно уживаются столь несовместимые качества? Одно было ясно — Кейпора не терзали угрызения совести; свои грязные делишки он обделывал с удовольствием. Это был предатель, наслаждавшийся своим предательством. Хотя Эшенден изучал человеческие характеры всю свою сознательную жизнь, ему казалось, что с годами он не стал лучше разбираться в людях. Конечно, Р. сейчас сказал бы: «Какого черта вы разводите антимонии? Этот человек опасный шпион, и вы должны его обезвредить».