Искатель. 1976. Выпуск №6
Шрифт:
Когда они подошли к громадным деревьям, Сергунька вдруг весело рассмеялся:
– Как же мы срубим дерево?
– Не станем рубить.
– А как же?
– А ты посмотри.
Мальчонка глядел добросовестно и долго, но лишь пожал плечами.
Лариса объяснила, что тут березу и не надо рубить, но если бы понадобилось, то она сумела это сделать. А так береза стоит очень близко к скале. Меж камнями и стволами метр-полтора. Она срубит несколько толстых орешин, закрепит в камнях и окажется довольно высоко от комля, где кора уже годится для берестянки.
Сергунька, оглядев
– Что это такое, Лариса?
– вскричал Сергунька.
– Откуда вы знаете такие красивые заклинанья? Совсем как дедушка Кимонко!
– Это не заклинанья. Стихи эти - «Песнь о Гайавате»…
– Он за хребтом живет? Не дальше, - затараторил Сергунька.
– Дальше быть не может - там уж березы большие не растут.
– Гайавата - индеец…
– Удегеец, - не понял все-таки Сергунька и упрямо продолжил: - В Индии есть слоны, а березы не растут. Вы шутите. А я Рави и Шаши читал!
– Не индиец, а индеец! Индейцы в Америке жили, и их почти целиком уничтожили белые люди.
– Какие белые?
– Ну, ты белый, и я белая. Белые люди.
– Э-э, какая ты хитрая! Ты про других белых говоришь. Про тех, с которыми дед Антип дрался. Зачем же ему с тобой драться? А меня он любит.
– Конечно, конечно, - постаралась согласиться Лариса, подивившись находчивости и умению рассуждать у такого маленького мальчишки. Она многому в нем поражалась, а особенно его умению четко и по-своему мыслить.
– Я тоже заклинанья знаю, - сказал Сергунька и напыжился, втянул голову в плечи, руки скрючил, словно крылья перед взмахом, и стал прыгать, крутиться и каркать, а потом вдруг выставил руки ладонями вперед, сделал страшное лицо и выкатил глаза:
– Э, пудзя! Э, пудзя! Хо! Хо!
Лариса не смеялась, хотя все это выглядело уморительно. Мальчонка мог бы обидеться, и по справедливости. Она точно поняла главное в общении с маленькими, но весьма серьезными, очень ранимыми людьми: то, что говорится всерьез, должно столь же серьезно приниматься.
Попыжившись еще немного, Сергунька обмяк, не к месту шмыгнул носом и с сожалением прервал заклинанье, сообщив:
– Забыл. Знал и забыл.
– Бывает, - успокоила его Лариса.
– Идем рубить слеги. Иначе не успеем сегодня укрепить их в камнях.
– Идем, идем, - заторопился Сергунька.
Потом Лариса стала укреплять слеги в скалах. Сергунька стоял чуть сбоку, так, чтобы не мешать ей работать, но когда появлялась надобность поддержать
– Вы помните еще про заклинанья про постройку берестянки?
Ух, как там про березу сказано! И дальше так же хорошо?
– заглядывая ей в лицо, спросил Сергунька.
Она покосилась на него с улыбкой, которая выдала, что Лариса поняла его хитрость:
– И дальше так же хорошо. Только там говорится не о берестянке. Разве ты не помнишь?
– Лариса облизала кончиком языка бисеринки пота, выступившего на верхней губе. Она давно так хорошо не уставала. Приятно ломило плечи, постанывала спина - тихо так, словно в благодарность.
– Инди… Индейцы называют такую лодку пирогой…
– Правильно. Тогда слушай:
До корней затрепеталаКаждым листиком береза,Говоря с покорным вздохом:«Скинь мой плащ, о Гайавата!»И ножом кору березыОпоясал ГайаватаНиже веток, выше корня,Так что брызнул сок наружу;По стволу, с вершины к корню,Он потом кору разрезал,Деревянным клином поднял,Осторожно снял с березы…Сергунька молчал долго, очень долго после того, как Лариса перестала читать стихи. Ей показалось, наверное, будто она чувствует тоже - слышатся слова, точно гул далекого колокола, не замолкают. Не могут замолкнуть. И вот их-то эхо и слушает мальчик. Потом стали шевелиться его губы, уже повторяя заученные стихи. И наконец Сергунька сказал:
– А у нас нет ножа…
– Топор есть.
Не по правилам, - тихо заметил мальчик. И стал развязывать узел ковбойки, стянутый на животе.
«Зачем он это делает?
– подумала Лариса, а потом тихо улыбнулась: - Вот оно что, ласонька ты моя!…» - и погладила вихор на мальчишечьей головенке:
– Березу тебе жалко…
– Немножко… - ответил Сергунька, не поднимая на нее взгляда. И неожиданно для Ларисы добавил, стукнув по камню кулачишком: - Давайте строить, а то совсем жалко станет.
– Пора, пора, а то не успеем к вечеру подрубить, - поднялась Лариса.
– Ножом было б лучше, однако.
– Да, - согласилась Лариса немного растерянно, потому что думала о другом: никто вот так не понимал ее в детстве, никто не строил с ней ни пирог, ни корабликов и ничего такого, и приходила она одна из школы в пустую квартиру, одиноко ждала одинокую мать. И они одиноко проводили вечер за вечером. В комнате стояли одинокие вещи, и хотелось всегда одеться потеплее.