Искатель. 1977. Выпуск №1
Шрифт:
— Документы у вас есть? — спросил Старков, размягченный довоенными воспоминаниями, мечтой, пока не осуществленной.
Олег зло усмехнулся.
— Может, тебе паспорт показать? У самого-то документы имеются?
— Имеются, — прищурился Старков. Он снова стал комиссаром, бдительным и строгим.
— А у нас нет. Зарыли мы их, когда из окружения топали.
— Говоришь, солдаты вы? Не из саперов ли?
— Пехота.
— А мне показалось — саперы. Землю копать любите. То оружие зароете, то документы.
— Знаешь, комиссар, — Олег даже рукой с досады махнул, и
Старков засмеялся. И Торопов растянул тонкие губы в улыбке. И Севка у стены хохотнул баском. Почему-то смешной сочли они досадливую обреченность Олега.
— Шлепнуть — дело нехитрое, — лениво сказал Старков. — Это успеется. Никуда вы отсюда не денетесь, да и Севка за вами присмотрит. Как, Севка?
— Можно, — подтвердил Севка.
— Вот и присмотри. А там поглядим, что вы за солдаты-партизаны такие… Есть хотите?
Раф вспомнил, что они так и не позавтракали, проглотил слюну и сделал это достаточно громко, потому что Старков опять засмеялся.
— Разносолов не обещаю, а каши дадим. Отведи-ка их, Севка, к Макарычу. И глаз не спускай.
— Будет сделано, — гаркнул Севка, приказал: — Давай пошевеливайся, гвардия, — впрочем, вполне миролюбиво приказал.
Каша была с дымом, с горьковатым запахом костра, закопченного котелка, обыкновенная солдатская «кирзуха», необычайно вкусная каша. Они сидели на поваленном березовом стволе, обжигались мисками, дули на ложки, уписывали кашу пополам с дождем.
— Хлебца у нас нема, извините, — сказал Макарыч.
Он сидел напротив на полешке-кругляше, выложил на колени тяжелые руки, склонил по-птичьи голову набок, смотрел жалостливо. Что ему были подозрения комиссара или мрачный взгляд бравого Севки! Он был поваром — по профессии или по партизанской необходимости — и видел перед собой только голодных парней, здоровых ребят, которым не каша нужна, а добрый кус мяса и горбуха с маслом и солью, а ничего такого предложить не мог и мучился оттого.
Городской житель, привередливый гурман Димка в жизни не едал такой странной каши, отвернулся бы от нее в обычное время, брезгливо поморщился бы, а сейчас ничего, ел, похвали вал, поскреб алюминиевой ложкой по миске, спросил вежливо
— Добавки не найдется?
— Как не найдется, — засуетился Макарыч, вскочил со своей полешка, отобрал миску, скрылся в землянке, вынес оттуда полную. — Кушайте на здоровьичко.
«Хорошо, что не завтракали, — подумал Димка, уплетая добавку, — хоть голодны по-настоящему…»
А что понарошку? Да все вокруг, считал Димка. И лес этот и землянки — партизанские декорации, и толстый добряк Макарыч, и даже герой-удалец Севка — все виделось элементами какой-то странной, но чертовски интересной игры. И бородач Старков — ждал Димка — сейчас выйдет из своей землянки, отклеит фальшивую бороду, улыбнется знакомо, скажет: «Как я вас разыграл? А вы
Вот он и вправду вышел, не застегнув гимнастерку, лишь набросив на плечи короткую шинель, придерживая ее полы руками. Подошел к студентам. Олег встал, вслед за ним поднялись Раф с Димкой, стояли навытяжку, держали миски у пояса, как кивера гусары.
— Садитесь, — кивнул Старков. — Кто из вас в радио разбирается?
Это тоже было из области игры: вопрос Старкова, который мог с закрытыми глазами починить любой радиоприемник или магнитофон, даже в заводскую схему не заглядывал.
— Все, наверно, — пожал плечами Димка.
— Пойдем со мной. — Он повернулся и пошел к себе, не оборачиваясь, уверенный, что приказ будет выполнен.
Димка быстро отдал Макарычу миску с недоеденной кашей, побежал за комиссаром, оглянулся на бегу. Олег смотрел ему вслед, сузил глаза щелками, сжал губы, будто напоминал: не подведи, Дмитрий, не сорвись. Жалел он сейчас, ох как жалел, что не может пойти вместе с Димкой, проконтролировать его действия, а еще лучше — заменить его. Нет, это выглядело бы слишком намеренным, и он остался сидеть на березке, неторопливо зачерпывал кашу, смаковал вроде, на комиссарскую землянку больше и не взглянул.
«Вот и отлично. — с каким-то злорадством подумал Димка — Тоже командир нашелся. Все сам и сам. А мы — мальчики на подхвате. Фигушки вам…»
На столе рядом с коптилкой стояла маленькая походная радиостанция с гибкой коленчатой антенной, ротная рация, очень похожая на те, что Димка изучал в институтском кабинета радиодела. Только те были поновее, здорово модифицированные, но принцип-то в общем не изменился за три десятилетия. А в конструкции хорошему физику грешно не разобраться.
— Что стряслось? — спросил хороший физик Димка.
— Трещит, — как-то виновато сказал Старков, и опять Димка поймал себя на мысли, что притворяется он умело, правдиво, даже талантливо, но притворяется он, Старков, для которого такую рацию починить ничего не стоит, раз плюнуть. Но нет, не притворялся комиссар, пока не умел он чинить рации. Все это придет потом, позже, а сейчас Димка знал в тысячу раз больше его.
— Ножичек дайте, — сказал он и тут же мысленно похвалил себя, что не отвертку попросил — ножичек. Действительно, откуда в лесу отвертке взяться? Да и забыл Димка, прочно забыл о ее существовании за полтора года войны, службы в пехоте, боев в партизанском отряде, где именно нож был для него главным и порой единственным техническим инструментом.
Он взял протянутый Старковым складной нож, быстро отвернул заднюю крышку. Так и есть: примитив, ламповая схема на уровне средневековья. А пыли-то, пыли!
— Без пылесоса не обойтись, — машинально произнес он и ужаснулся, сообразив: Старков еще не мог знать, что такое пылесос. Или знал? Разве упомнишь, когда у нас появились всякие там «Ракеты» и «Вихри»… Поднял веки, внезапно отяжелевшие, глянул на комиссара: тот улыбался.
— Хорошая, должно быть, штука. Пы-ле-сос, — смакуя слово, по слогам произнес он. — Кончится война, наладим производство, будет тогда чем радиоприемники чистить.