Искатель. 1977. Выпуск №5
Шрифт:
— На, сынка, носи. А эту свою одежонку до весны припрячь. А то ты в ней быстро заморозишься.
Моя хозяйка заботится обо мне, как десять начальников по хозяйственной части. Сижу я как-то у себя в кабинете, вдруг входят бабка Матрена и якут лет под шестьдесят. Бабка на меня пальцем показала и говорит:
— Вот он.
Старик постоял, помялся и говорит:
— Двести пятьдесят, Матрена. И так мало-мало.
Я смотрю на бабку. Она на меня. И спрашивает:
— Ну что, возьмешь?
— Чего? — удивился я.
—
Я посмотрел на старика якута. Он закрыл слезящиеся от старости глаза, закивал головой.
— Бери, бери, начальника. Хоросая упряжка и нарта хоросая. Для сына берег, а он город полюбил. Тундру совсем разлюбил. О-хо-хо. А у меня еще одна есть.
— Да зачем мне ваша нарта нужна? — не выдержал я.
— Как это зачем?! — изумилась бабка. — А на чем ты зимой ездить будешь?
— На машине.
— Э-эх! Да на твоей машине, как снежку настоящего подсыплет, только до магазина и ездить можно будет. А нарта, Василек, она везде пройдет. В любую пургу собачки вывезут.
Вот так и купил я у старика якута упряжку. Собаки без единого покуса дали объездить себя, стали слушаться, и теперь я, закутанный в кухлянку, разъезжаю по участку на легкой нарте, отрабатывая в поисках Заготовителя каждый километр моей необъятной территории.
Успокоившаяся было пурга к вечеру разгулялась в полную силу. Вокруг все с шумом, воем и свистом кружилось и танцевало.
Мои собаки, пройдя более восьмидесяти километров, еле тащили за собой нарту. Они уже не бежали и не оглядывались назад, а шли неторопливыми шажками, нагнув почти до земли головы. Я положился на чутье собак, перестал управлять ими и, с большим трудом преодолевая усталость и сон, держался на нарте. Веки смыкались.
— Здравствуй, Василий, здравствуй, приятель! — как во сне послышалось мне.
— Здравствуй, друг, здравствуй, — все настойчивее звучал знакомый голос.
Кто-то тормошил мои плечи, руки, а в ушах все звучало: «Здравствуй, здравствуй, здравствуй…»
Охотник Парфен Егорович Ушаков — нештатный участковый в зверосовхозе «Варваринка». Ему чуть больше сорока. Спокоен мужик и сдержан. Говорит мало. А во рту постоянно держит трубку. К нему-то и привезли меня мои собаки.
— Молодой, глупый… — сердился Парфен. — Сколько раз я тебе говорил, запоминай приметы. Потеплело в тундре — жди пурги. Куда бы ты ни спешил, а тундра, паря, шутить не любит.
Ушаков вытащил бутылку спирта, налил себе в пригоршню.
— Руки чувствуешь?
— Да.
— Ну и ладно, — он не выдержал строгого тона, лицо его расплылось в улыбке. — Ко мне ехал?
— К тебе. Дело одно есть, Егорыч.
И вспомнилась первая встреча с Ушаковым. Прикатил я тогда в Варваринку на милицейском «газике», лихо затормозил около огромного оштукатуренного
С Заготовителем я решил не вилять перед Ушаковым и спросил напрямик:
— Егорыч, из нашего района большая утечка пушнины. Не знаешь, кто бы мог этим заниматься?
Охотник перестал резать хлеб, внимательно посмотрел на меня.
— Та-ак. Двух-трех я тебе сразу могу назвать, но эти по мелочи продают. А вот, чтобы помногу… — Он помолчал. — Слушай, паря. Это не только охотники могут быть. Нам Заготпушнину не обойти. А ты попробуй в оленеводческих бригадах поспрашивать. Ихние ребятки тоже на песца капканы ставят, так что, может, кто и не сдает шкурки государству-то. Поезжай в колхоз «Рассвет». Там есть пастух Гамо. Надежный человек. С ним и поговори. А я среди своих разузнаю.
— А Безносов?
— Иван?.. — Ушаков подул на горячий чай, исходящий паром, обжигаясь, отхлебнул из огромной эмалированной кружки, захрустел сахаром. — Не знаю. Разные мы с ним люди. А за того соболя я бы вообще ему морду набил. Да ты лучше к Лыткину сходи, небось ждет уже тебя.
Депутат поселкового Совета «Варваринка» Федор Лыткин действительно ждал меня. Встав из-за стола, он крепко тряхнул мне руку, улыбнулся немного раскосыми глазами.
— Не женился еще?
— Не любят, — отшутился я.
— Ха! — всплеснул руками Лыткин. — Хочешь, с моей сестрой познакомлю? Это такая девушка, Василий…
Я слушал Лыткина, а сам думал, что, пожалуй, не зря начальник райотдела порекомендовал особый упор в поиске делать на депутатов поселковых Советов. В небольших селениях, где люди знали друг о друге всю подноготную, на эту должность выбирали достойнейших людей, к которым можно было бы прийти в трудную минуту.
— Безносов сейчас в поселке? — перебил я Лыткина.
Федор перестал рассказывать про свою сестру, добродушная улыбка сошла с его лица, спросил:
— Сейчас провести к нему?
— Да, сейчас. — Я кивнул. Вчера вечером, когда я обзванивал всех депутатов поссоветов с просьбой установить лиц, переписывающихся с Киевом, занимающихся незаконной охотой на пушного зверя и склонных к присвоению шкурок, то Лыткин сказал сразу: «Есть у нас один такой. Вернее, был. Теперь работает как все. Хорошо работает».
Лыткин положил мне руку на плечо.