Искатель. 1979. Выпуск №3
Шрифт:
Ксения Алексеевна работала, была окружена людьми. Общительная по натуре, она быстро завоевывала расположение товарищей по службе. И все же родной человек один. Он, ее сын, плоть от пЛоти матери. Даже глаза и те с материнской едва приметной раскосинкой.
Ксения Алексеевна повернулась лицом к сыну.
— Не смотри на меня так. Красота мне все равно ни к че
му. А дети привыкли. Ты ведь не знаешь, забыла тебе расска
зать. Мы в школе ставили оперу, детскую, конечно. Пришлось
мне
но и не совсем бесталанно.
«Мать все понимает, — подумал Стриженой, — о многом догадывается и о Недозоре заговорила неспроста. После того, что случилось в Черном бору, о службе не может быть и речи. И мать не верит в возвращение Нины. Две женщины, а такие разные. Он вдруг представил себе Нину во встрече с Гондой и не мог себе сказать, как бы она лоступила. В ней слишком
много было для себя, в матери — для людей. Вот и сейчас думает об- одиноком больном Иве Степановиче».
«Газик» проскочил пригород, пересек центр авыкатился прямо к вокзалу. Стриженой помог матери выйти аз машины. Ксения Алексеевна прощально помахала рукой водителю.
Андрей решительно шагнул к привокзальному скверу.
— Посидим...
Они нашли свободную скамью, окруженную с двух сторон акациями. Некогда густо покрытые листвой, деревца прореди-лись, с них то и дело срывались легкие истонченные листья, прихваченные первыми ночными заморозками.
Ксения Алексеевна молчала. Они сидели близко, рядом, и мать чувствовала, как труден сыну предстоящий разговор. И она первая начала его.
Такие прорывы не каждый год, Андрей.
Да, не каждый, — согласно кивнул Стриженой, — во я
к нему готовился...
Ксения Алексеевна потерла виски и вдруг остро а озорно взглянула в лицо сыну.
Ты устал... Последние недели были трудными и неудач
ными. А застава числится в отличных... В ошибках разберешь
ся сам... Они для того и совершаются, чтобы на них учиться.
Но еот что я скажу тебе на прощание. Нужно всегда помнить,
что каждый из вас значит для государства здесь, на погранич
ной полосе. Что бы ни случилось с душой, как бы ни выворачи
валась она от боли, твои тревоги ничто в сравнении с тревога
ми границы на всем бесконечном ее протяжении...
...На всем бесконечном ее протяжении, — повторил Стра-
женой, — спасибо, мама...
Ксения Алексеевна достала из кармана револьвер.
— Хотела вот увезти обратно. Все равно, думала, нигде
патронов для нагана теперь не достанешь. Ведь те, которые бы
ли, — с войны. Я счастлива, Андрюша. что стреляла из него
по врагу. Оказывается, можно хоть на минуту вернуть моло
дость. И я поняла, что не имею больше права аа это оружие.
На границе оно должно передаваться по наследству. Возьми...
Я его и везла в вашу комнату боевой славы. И пойдем на пер
рон, чтобы мне не сказали: «Ваш поезд давно ушел».
Ксения Алексеевна озорно, по-молодому рассмеялась и легонько шлепнула сына пальцем по носу, как это делала давным-давно, когда он пытался дотянуться рукой до макушки карликового карагача, росшего во дворе отцовской заставы.
34
Евгений ЗАГОРОДНИЙ
Повесть
Одним из возможных и очень интересных направлен ний военно-патриотической литературы являются исто-рико-приключенческие повести. В них, в отличие от исторических романов, можно сузить число действующих лиц, ограничить рамки исследуемого периода и в динамичной литературной форме максимально приблизить к нам события прошлого.
Наша отечественная военно-морская история очень богата славными страницами. Ни один флот ни одной великой державы не одержал столько блистательных побед на море. Такой победой была и Гангутская, о которой рассказывается в повести «Все решат пушки...». Но, несмотря на то что в основе повести лежит подлинный факт, она все же не документальная, а именно «искательская», остросюжетная, приключенческая. Подобные литературные произведения имеют большое воспитательное значение и безусловно играют немалую роль в пропаганде героического прошлого наших Вооруженных Сил.
Вице-адмирал К- СТАЛБО,
доктор военно-морских наук, профессор,
заслуженный деятель науки РСФСР,
лауреат Государственной премии СССР
1
М
артовское низкое небо совсем придавило Лондон. Черные языки копоти и волны легучеи сырости скрыла деревья парка, стены Сент-Джеимского дворца. Под окнами королевскоп резиденции туманные оттепели и грязная капель обнажили глинистую почву. Курфюрст Ганноверский, он же король Великобритании Георг I, никак не мог привыкнуть к островному климату туманного Альбиона. Приходилось скрепя сердце менять из-за этого старые привычки, заведенные еще в Ганновере. Вот и се-годпя — пропади все пропадом! — нельзя даже выйти на утреннюю прогулку — за окнами едко-серый туман.
Однако не из-за одной мертвящей погоды его величество пребывал не в духе: бесило, что царю-азиату, Петру, видите ли, мало победы под Полтавой. Мало победы, которой могла бы гордиться любая армия Европы. Теперь доносят: царь московитов начинает строить новые корабли, ничуть не хуже английских... О, мой бог!
Петр явно готовится к морской войне со Швецией! Ведь писал же посланник — эти строки навязчиво лезли королю в голову: «Проживи русский царь еще несколько лет — и у него будет флот в сорок линейных кораблей и десятка два