Искатель. 1980. Выпуск №4
Шрифт:
будет, когда они узнают, что ты уничтожил их братьев-по-
лочан?
Ягайло нахмурился.
— Ты прав, боярин. Я знаю это проклятое славянское племя.
Они никому не прощают своей пролитой крови. И поэтому я
возьму с собой не восемь, а двадцать, тридцать тысяч своих
лучших воинов. Я уничтожу не только полочан, но и любого,
кто только выступит против меня.
В комнате раздался звук, напоминающий скрип колес плохо смазанной телеги. Это смеялся Адомас.
— Великий князь,
очередь московский Дмитрий. Ведь своей распрей и борьбой
с литовскими русичами ты добьешься как раз того, чего он так
хочет: ты погрязнешь в своих междоусобицах, и твои братья
возьмут тебя голыми руками.
Плотно сжав губы и дыша как загнанная лошадь, Ягайло некоторое время молчал.
Ты опять прав, боярин, — наконец выдавил он из себя.—
Я не могу сейчас воевать со своими подданными, особенно с
русичами. Но я не могу и прощать открытой измены. Что же
делать?
Великий князь, мы слышали о полочанах только из уст
гонца воеводы Лютвитаса. Но что может понимать в таких де-
пах простой воин? И я предлагаю увидеть все своими глазами.
Там, на месте, мы и найдем ответ.
28
Ягайло даже не раздумывал. — Я согласен с тобой, боярин...
Почти без отдыха Ягайло гнал свой отряд навстречу русичам. Впереди шла дозорная сотня, за ней в первой тысяче скакали великий князь и Адомас, а уже за ними растянулись и остальные семьдесят сотен тяжелой литовской конницы.
План великого князя был прост: перехватить русские дружины как можно дальше от районов со славянским населением, могущим выступить на их стороне, устроить им в удобном месте засаду и заставить сложить оружие.
Но судьба вносит свои поправки в любые планы. Передовая тысяча, в которой скакали они с Адомасом, только спустилась в широкий, извилистый лесной овраг, как Ягайло по сбившейся рыси своего жеребца и тревожному ржанию, раздавшемуся сразу в нескольких местах колонны, почувствовал, что размеренное, устоявшееся движение его отряда нарушено чем-то непредвиденным. Он распрямился в седле, сбросил с головы складки плаща, которым прикрывался от мелкого моросящего дождя, и быстро взглянул вперед. То, что он увидел, заставило его до крови закусить губы, чтобы сдержать крик ярости и обиды.
Ягайло не успел еще ни о чем подумать, в голове еще не мелькнуло ни одной связкой мысли, а кровь уже хлынула в голову, сердце застучало в груди тяжелым молотом. Он сразу понял: это конец, схватка с русичами уже закончилась, даже не начавшись, и он, великий литовский князь Ягайло, проиграл ее полностью. На противоположном скате оврага, на самой его вершине, прямо посреди лесной дороги, стояла группа конных. Все в них: и остроконечные, с еловцами, шлемы, и червленые щиты, и длинные прямые мечи, все их убранство и снаряжение было ему до мельчайших деталей знакомо и все-таки было чужим. Потому что перед ним стояли не его панцирники, а воины-русичи. Их было не больше десятка, но великий князь сразу узнал среди них и воеводу Раду, и тысяцких Всеслава и Александра. Это означало, что перед ним не передовой русский разъезд, случайно наткнувшийся на литовцев. Это была засада, западня, устроенная ничем не хуже той, что собирался устроить сам Ягайло. Он не ожидал от русичей такой быстроты и считал, что сможет встретить их только на следующий день. Он просто забыл о выносливости русской пехоты, славящейся еще со времен последнего киевского князя-язычника Святослава своими беспримерными переходами и способностью вступать в бой прямо с марша.
Забыв о дожде, не чувствуя, что по желобку на спине бежит струйка воды, стекающей с шлема, Ягайло смотрел, как от группы русичей отделились трое и двинулись навстречу рядам литовских конников, которые продолжали медленно взбираться на своих измученных лошадях вверх по скользкой глинистой Дороге, что вела из оврага.
Один из русичей поднял вверх руку, и кусты, которыми густо зарос противоположный склон, зашевелились, раздвинулись, и вместо них по самому гребню оврага выросла сплош- ная стена русских щитов. Длинные, суживающиеся книзу, они скрывали стоявших за ними воинов от коленей до плеч. Густая
29
щетина длинных копий возвышалась над этой неподвижной красной стеной. Литовцы без всякой команды замедлили свое движение, затем стали останавливаться и так же медленно и осторожно спускаться на дно оврага.
А трое русичей' уже были против Ягайлы. Посередине ехал сам воевода Рада.
Здрав будь, великий князь, — приветствовал он Ягайлу,
равнодушно скользнув взглядом по съежившемуся на коне Адо-
масу и словно не замечая его.
Здрав будь и ты, воевода, — ответил Ягайло. — Но по
чему я вижу тебя здесь, в самом центре Литвы, а не на тев
тонском порубежье, где должен стоять ты против крестонос
цев и беречь от них по моему приказу границу?
Твою границу, великий князь, — поправил его воевода.—
Потому что я русич, а у Руси свои границы и свои враги на
ней. И потому мое место не здесь, на чужой для меня земле,
а там, j-де ордынский Мамай угрожает моей отчизне.
Да, воевода, ты русич, но на верность ты присягал Литве
и мне, ее великому князю. Почему же ты нарушил эту клятву?
Он был воином, великий князь Ягайло, и прекрасно понимал такого же воина, стоявшего сейчас против него. И он не хитрил, не лицемерил, говорил прямо, что думал, потому что только такой разговор был понятен таким людям, как он сам и русский воевода Рада.
— Да, великий князь, я давал клятву на верность тебе и
твоему Литовскому княжеству. И скажи, разве не честно слу
жил я тебе до этой самой минуты? Но сейчас, став врагом
Руси, ты сам избавил меня от этой клятвы. Ты враг Руси, вели
кий литовский князь, а значит, и мой.
Он снова поднял вверх руку в тяжелой железной рукавице, и "холодный озноб пробежал по телу великого князя. Тесно сомкнутые ряды русичей, стоявшие до этого неподвижно, дрогнули и быстро раздались влево и вправо от дороги, еще шире охватывая овраг. А в просветах показались такие же плотные ряды русских лучников. В шлемах, кольчугах, с мечами на поясах, они стояли, положив стрелы на тетивы своих луков, полные стрел колчаны были передвинуты на бедра, червленые щиты и копья лежали возле их ног. Как и копьеносцы, они были неподвижны, но великий князь знал, что по первой же команде они поднимут свои луки, натянут тетивы и ливень стрел обрушится на тесно сбившуюся в овраге литовскую конницу. И это будет началом конца, потому что ни одна из стрел не пропадет даром. Им, стоявшим вверху русичам, выросшим в походах и закаленным в боях, без промаха попадавшим даже в узкие прорези тевтонских рыцарских шлемов-масок, будет сущим пустяком расстрелять литовских конников.