Искатель. 1980. Выпуск №4
Шрифт:
Вчера вечером прискакал гонец с русского порубежья и
сообщил, что мой брат Андрей со своими полками снялся
с места и подался на юг. Зачем, боярин?
Возможно, он боится, что ты можешь разбить его и Дмит
рия Ольгердовича по частям и хочет не допустить этого. Сорок
тысяч мечей — это не те двадцать, что сейчас у него даже вме
сте'с полочанами воеводы Рады, — сказал Адомас.
Так думал вначале и я. Но утром прискакал другой
с вестью, что Дмитрий Ольгердович в то же время, что и его
брат, оставил Брянщину, где сидел до этого, и со своими дру
жинами тоже двинулся на юг. Что скажешь теперь, мой мудрый
боярин?
Адомас не решился высказать мысль, что пришла ему в голову, настолько она была страшной.
— Молчишь, — усмехнулся Ягайло. — А в обед от одного из
твоих лазутчиков прилетел ученый голубь. Твой соглядатай из
Москвы доносит, что князь Владимир Андреевич тоже подался
на Коломну. Вот теперь и подумай...
Ягайло вскочил из-за стола, ударом ноги отшвырнул кресло, подбежал к окну.
Перехитрил нас московский Дмитрий. Его войско уже под
ходит к Дону. Через несколько дней к нему примкнут оба Оль
гердовича и брат Владимир. А мы, если даже выступим в доро
гу сейчас же, все будем на полпути к Мамаю. И если Дмит
рию удастся навязать Орда битву, судьба Литвы решится беэ
всякого ее в этом участия. Понимаешь, боярин?
Но московский Дмитрий опытен и дальновиден, он не
оставит границу с Литвой без защиты, не откроет нам дорогу
на Русь.
Именно потому, что умен и дальновиден, он это и сделал.
Он смог понять, что судьба Руси сейчас решается на Дону, а не
в Литве или в Москве. И он пустит нас на Русь, хорошо зная,
что, если одержит верх над Ордой, все потерянное снова вер
нется к нему. Я не знаю, удастся ли ему победить Мамая, но
нас он уже победил: одним ловким ходом сбросил со счетов
53
войны десятки тысяч литовских мечей, не заплатив за это ни одним своим.
Великий князь, но уже не в наших силах повлиять на то,
что произойдет на Дону...
А потому, боярин, давай думать о Литве.
Ягайло быстрыми шагами вернулся к столу, уселся на его край, скрестил на груди руки.
Что нам делать, боярин?
У обоих Ольгердовичей только конница, и они уже опе
редили нас на два перехода, так что вряд ли мы их догоним, —
медленно, глядя себе под ноги, словно разговаривая сам с со
бой, начал Адомас. — Но зато перед нами открыта дорога на
Москву, откуда мы можем ударить в спину русскому войску.
Может, это и есть наша дорога, великий князь?
Нет, боярин, это не наша дорога. Прежде чем мы будем
в Москве, на Дону уже прогремит битва. Если победит МаМай,
мыс такой помощью будем просто смешны, если же верх возь
мет Дмитрий... Нет, боярин, надо идти на соединение к Ма
маю...
Я понимаю тебя, великий князь. Если мы двинемся на
встречу Мамаю, то будем чисты при любом исходе сражения:
Мамай сам ввязался в бой, хотя мог уклониться от него и до
ждаться нас. Я правильно понял твою мысль, великий князь?
Ягайло усмехнулся, опустил глаза. И Адомас понял, почему великий князь так спокоен. Просто он все обдумал, взвесил, принял свое решение. И он позвал Адомаса совсем не для того, чтобы советоваться, а чтобы сообщить ему принятое решение.
16
Под бархатным великокняжеским стягом, в богатом воинском облачении великий московский князь Дмитрий прямо и неподвижно сидел в седле и наблюдал за идущими мимо него к переправам через Дон русскими полками. Только что в его шатре состоялся военный совет, на который были приглашены князья и воеводы подошедшего к Дону русского войска. Вопрос был один: остаться по эту, свою, сторону реки и ждать нападения татар или самим переправиться на тот берег и навязать бой Орде?
Голоса разделились. Одни призывали к осторожности и благоразумию, пугали более чем двойным превосходством в силах татар и опасностью вести бой, имея за спиной реку. Другие настаивали на немедленной переправе и внезапном нападении на татар. В том же, что за спиной будет Дон, они видели залог того, что русское войско будет биться насмерть, зная, что пути к отступлению нет. И первыми среди тех, кто настаивал на переправе, были Андрей и Дмитрий Ольгердовичи, боярин Боброк, князь Владимир Андреевич Серпуховский. Они знали, какой ценой оплачено право вступить в бой только с Ордой, не опасаясь удара Литвы в спину и чего стоило собрать воедино все русское войско. Они знали также, что литовская конница находится от Дона всего в двух-трех переходах.
А теперь они стояли на пригорке позади великого князя и
54
смотрели на нескончаемые колонны русского воинства, идущего через Дон. Вся необъятная Русь текла мимо них. Шли молодью юноши, впервые взявшие в руки оружие, и закаленные в сражениях воины. Проходили вчерашние холопы и смерды с рогатинами в руках и топорами за поясами, повесившие на плечи самодельные деревянные щиты. Ехали на рослых боевых конях закованные в броню и грозные в своем воинском умении княжеские и боярские дружины, уже не раз испытавшие в боях крепость своей руки. И все они, сыны русской земли, шли на неведомое Куликово поле, чтобы завтра утром, едва поднимется солнце, перегородить его из конца в конец рядами своих червленых щитов и заслонить Русь. Сто пятьдесят тысяч восточных славян встанут грудью против бесчисленного и страшного врага.