Искатель. 1980. Выпуск №4
Шрифт:
Их мурза, — кивнул он на лежавшую в шатре неподвиж
ную фигуру в халате. — Для него одного и шатер везли, он
в нем на всех привалах один от солнца прятался. Видать, важ
ная птица.
Да, птица важная, гонец самого золотоордынского хана, —
сказал Дорош, выпрямляясь над трупом и держа в руках пер
гаментный свиток. — На грамоте печать самого Мамая.
Он протянул грамоту
— Держи, сотник. А то я три десятка годов за спиной оста
вил, а в грамоте ни черта не смыслю.
Григорий бросил меч в ножны, принял от Дороша грамоту. Сорвав с нее печать, он развернул свиток. Какое-то время молча смотрел на пергамент, затем нахмурился, зло заскрипел зубами.
— Тайнопись, одна цифирь. Без ключа ничего не поймешь.
Через его плечо в свиток заглянул Андрей, недоуменно пе
редернул плечами.
Читаю по-русски и литовски, понимаю письмо фряжское
и татарское, а такого еще не видывал. Ни одного слова, ни од
ной буквы, одна арифметика.
Тайнопись это, — повторил Григорий, сворачивая перга
мент. — Каждая цифирь — это буква, а вот какая — для этого
ключ знать надобно.
Боярин Боброк все знает, — уверенно сказал Дорош. —
Князь Данило не разговорил, что Дмитрий Волынец всем хит
ростям обучен и все науки превзошел. А раз так, то грамоту
быстрей к нему надо...
Но атаман переоценил способности Боброка. Получив грамоту и оставшись наедине с князем Данилой, Боброк долго смотрел на столбцы цифр, затем отложил пергамент в сторону.
Что, боярин, зря охотились мы за этой писулькой? — спро
сил князь, кивнув на грамоту.
Нет, князь. Знал я, что будет грамота с хитростью, и за
хватил с собой из Москвы одного ученого грека-схимника. Уж
он действительно все тайны сущего постиг. Он и займется этой
грамотой и цифирью.
А если не осилит ордынского да литовского секрета?
Тоже не беда. Такую же грамоту послали из Орды и ря
занскому князю. А в Рязани у меня есть немало верных людей.
16
Они ее слово в слово князю Дмитрию в Москву передадут. У нас с тобой сейчас другая забота: доставить эту грамоту тому, кому она и предназначалась. У князя Данилы от удивления округлились глаза.
— Вернуть грамоту Ягайле? Тек зачем мы .ее тогда отбивали?
Отвечу, князь. Отбивая грамоту, мы узнали маршрут и си
стему связи между Ордой и Литвой. А через время, дай бог,
мысумеем прочитать и их тайнопись. А раз так, то мы, пере
хватив нужного нам гонца, узнаем самые важные для нас но
вости. Не за самой грамотой мы сейчас охотились, князь, а за
тайной ордынского письма. Так что самая главная ордынская
грамота у нас с тобой, князь, еще впереди. Понимаешь, меня?
Понимаю, боярин.
А раз так, то поймешь меня и дальше. Но чтобы Ягайло
не заподозрил ничего неладного и не изменил свою тайнопись,
нам и надо вернуть ему эту грамоту. И сделать это так, чтобы
у него не возникло подозрений, что она побывала в наших ру
ках.
Но как это сделать, боярин? Посольство все перебито, го
нец без головы, печать с грамоты сорвана.
Боброк усмехнулся.
— Предоставь эту заботу мне, князь. Лучше скажи, есть ли
у тебя человек, которому ты верил бы, как себе? Хочу послать
его на опасное дело. Могут ждать его смерть и пытки, а пото
му и нельзя в нем ошибиться.
— Есть, боярин. Тот атаман, что отбил грамоту.
В глазах Боброка мелькнуло удивление.
— Ты говоришь о Дороше? Но что связывает тебя, родови
того русского князя, с безродным степным ватажником? Почему
он у тебя в такой чести?
Князь Данило задумчиво потер переносицу.
— Ладно, боярин, слушай. Давно это было, пожалуй, десяток
лет назад. Настигли раз в лесу мои слуги беглого холопа. Ло
вок был, крепко отбивался, двоих или троих рогатиной заце
пил. Д* только скрутили его мои молодцы и привели ко мне
на расправу. Молчал он, волком на всех смотрел, да нам и не
нужны были его слова. Потому что еще два дня тому назад
были у нас люди боярина Векши и рассказали, что один их хо
лоп из-за своей опозоренной невесты подстерег ее обидчика,
молодого паныча, и хотел его жизни решить. Да только сумел
тот, раненный, от него ускакать. За кровь моих слуг я мог сам
этого холопа насмерть забить или дать псам порвать. А мог
вернуть его на расправу к бывшему хозяину, боярину Векше.
Да только не сделал я ни того, ни другого. Велел накормить,