Искатель. 1982. Выпуск №1

Дорога вплотную прижималась к морю. Уютное урчание мотора успокаивало, притупляло внимание, почти убаюкивало. Я внимательно смотрел вперед, стараясь не пропустить единственный здесь знак, оповещающий о крутом повороте, и все пытался понять, кой черт понес меня на эту дорогу. Поворот был достаточно коварен. В этом месте дорога, до сих пор идущая по самой кромке обрыва, спускалась вниз, на дно глубокого оврага. В плохую погоду, когда ветер с моря нагонял волну, здесь вообще нельзя было проехать. Но сегодня ветер дул с берега, и я начал спуск.

Разворачиваясь на самом дне оврага, я близко увидал море. Оно лежало под дождем совершенно неподвижно, словно нарисованное на плохой картине, и казалось ненастоящим, В нем не было абсолютно ничего интересного, привлекающего внимание. Я переключил скорость и приготовился штурмовать подъем на противоположном склоне балки. И тут меня что-то остановило. Может быть, чувство неуверенности? Страх перед скользким и чрезмерно крутым подъемом? Неравномерность в работе мотора, какой-то едва различимый посторонний звук? Может быть, все это вместе? Я не знал. Просто решил остановиться и протереть стекло перед трудным подъемом.

Мотор, едва я вышел из машины, сразу же заглох, а я змее-то того чтобы выяснить, что случилось с мотором, неподвижно стоял под дождем и слушал его однообразный шум.

Стоял я спиной к морю, лицом к возвышавшейся передо мной стене обрыва.

Я помню все так подробно, потому что позже десятки раз пытался восстановить этот момент в памяти до самых последних, ничтожных деталей.

Говорят, что в таких случаях многие чувствуют на своей спине посторонний взгляд. Я не верю в это. Вообще не верю в предчувствия, в предопределенность каких-то событий. Меня считают лишенным воображения, излишне рационалистичным человеком; возможно, это правда. Говорю это специально для того, чтобы дать понять, как далек я был в тот момент от какой бы то ни было мистики. Итак, я стоял лицом к обрыву. Шумел дождь. Никакие другие звуки не проникали на дна балки, отгороженной обрывами с обеих сторон. И в этот момент сзади меня кто-то прошел по дороге. Я отчетливо услышал шаги и резко обернулся. Прямо от машины вверх по дороге шла девушка. Я увидел ее спину. Легкое, не защищенное от дождя платье, вообще слишком легкое и слишком яркое для этой погоды поздней осени, промокло насквозь и прилипало к ее ногам при каждом шаге. Она шла не спеша, не оборачиваясь. В ее походке чувствовалась неуверенность или, может быть, нерешительность. Я готов был поклясться, что несколько секунд назад, когда выходил из машины, в балке никого не было. Здесь нет ни единого места, где можно было бы затаиться, спрятаться хотя бы от дождя. Совершенно голые склоны, дорога, идущая сначала вниз, а потом круто вверх. Больше не было ничего. Поэтому маня так поразило ее появление. Я стоял неподвижно и смотрел, как она медленно, с трудом поднимается на крутой обрыв. Отойдя шагов на пять, она остановилась и обернулась. Уже с такого расстояния было трудно рассмотреть ее лицо. Постояв неподвижно с минуту, она вдруг пошла обратно. Подойдя вплотную, обошла меня так, словно я был неодушевленным предметом, открыла дверцу и села в машину. Поскольку я продолжал неподвижно стоять под дождем, она обернулась и почти сердито спросила:

— Вы что, тут ночевать собрались?

Я молча опустился на водительское место. Она вела себя так, словно мы были знакомы много лет, словно она только минуту назад вышла из машины и вот теперь вернулась обратно. Ни обычных в таких случаях слов благодарности, просьбы подвезти или хотя бы вопросе, куда я еду. Она просто села, стряхнула свои длинные черные волосы, странно сухие и — пушистые после такого проливного дождя. Точно таким жестом, войдя в помещение, отряхивается кошка или собака. В кабине сразу же возник тонкий,

едва уловимый аромат, показавшийся мне знакомым. Он был острым, чуть пряным и в общем приятным. Может быть, сосредоточься я в тот момент на этом запахе, все бы обернулось иначе. Но тогда мне было не до него. Все мои мысли занимала незнакомка, и вскоре чужеродный аромат растворился в запахах бензина и масла, я совершенно перестал его ощущать.

— Почему мы стоим? — Она в первый раз посмотрела мне прямо в лицо. Впечатление было такое, словно меня окатила холодная серая волна, такими огромными, печальными были ее глаза. Я растерялся и от этого разозлился. Не хватало, чтобы мною командовали в моей собственной машине!

— Что вы тут делали одна, на этой пустынной дороге? Откуда вообще вы взялись?! — Я не мог скрыть невольной резкости тона.

Девушка нахмурилась, прикусила губу, было заметно, что Она о чем-то мучительно раздумывает.

— А разве… Простите, мне показалось, именно вы… Но если это не так, я сейчас выйду.

Она потянулась к ручке, и я не стал ее останавливать. Я не верил, что она выйдет из машины под проливной дождь, зачем вообще тогда было садиться? Но она вышла. Вышла, ни на секунду не задумавшись, резко повернулась и пошла к морю. Ее почти сразу же скрыло облако водяных брызг. Мне ничего не оставалось, как выскочить вслед за ней из машины. Подумалось почему-то: опоздай я на секунду, и ее вообще бы не стало. Она бы растворилась в этом водяном тумане, бесследно исчезла.

Я догнал ее у самой воды.

— Постойте! Ну нельзя же так! Вы совсем промокли. Простудитесь…

Я стоял под дождем и уговаривал ее вернуться. Не знаю, что ее убедило. Скорее всего мое предложение спокойна во всём разобраться. Мы вернулись в машину, и я включил отопитель, чтобы хоть немного согреться.

— В такую погоду здесь редко ходят машины, но часа два назад недалеко отсюда проходил рейсовый автобус на Каменку. Вы, наверно, ехали на нем?

Она прижала руки к вискам, и тут я — заметил, что ей страшно.

— Не спрашивайте меня сейчас ни о чем. Может быть, позже я смогу что-то объяснить.

Мне ничего не оставалось, как снова включить мотор.

Машина взяла подъем легко, без всякого усилия. Словно под колесами лежала не раскисшая глина, а сухой асфальт; Не успел я этому удивиться, как мы были уже наверху. Отсюда до города оставалось километров десять, не больше. Девушка молчала. Я заметил глубокую складку у нее между бровями. Казалось, она совсем забыла о моем присутствии. Что все это значило? Кого она здесь ждала? Почему села в мою машину, что означала эта незаконченная фраза: «…Простите, мне показалось, что именно вы…»? Что показалось? Что я должен был за ней приехать и остановиться в этом овраге? Вернее, не я, а кто-то другой, кого она не знала? Нет, все выглядело чрезмерно запутанным и надуманным, как в плохом детективе. Скорее всего с ней случилось что-то неприятное, она сказала первое, что пришло в голову. Наверно, ей нужно, чтобы я подвез ее до города, вот и все. Почувствовав мой взгляд, она обернулась. Теперь в ее лице не было ни напряжения, ни страха. Только печаль и усталость еще остались в уголках опущенных губ. Она была очень красива. Я заметил это сразу, еще у машины, но только сейчас, когда черты ее лица немного смягчились и вернулся легкий румянец на щеки, я понял, что недооценил ее.

Изредка встречаются женские лица, невольно заставляющие нас посмотреть на себя со стороны. У нее было именно такое лицо. Я представил, как минут через десять-двадцать она встанет и, хлопнув дверцей, навсегда уйдет из моей жизни. А я останусь, развернусь, подъеду к дому номер семнадцать. Стоянка во дворе, как всегда, окажется занятой, придется приткнуть машину у самого тротуара на улице и потом весь вечер беспокоиться, что ее борт обдерет проезжающий грузовик, как уже было однажды.

На ужин мне предложат все тот же опостылевший салат: от макарон полнеют, котлеты на ночь вредны… Разговоров особых не будет — все уже переговорено за пятнадцать лет супружеской жизни. Может быть, я закончу статью о биоценозе. Хотя вряд ли, настроение сегодня не то. Возможно, вместе с женой мы посмотрим телевизор или почитаем. Наш единственный ребенок так и не родился на свет, других не будет, и вообще ничего не будет. Ничего неожиданного, волнующего, вредного для здоровья. Нас считают очень удачной и вполне благополучной парой. У моей жены золотой характер. Мои друзья завидуют мне и говорят, что в семейной лотерее я вытянул счастливый билет. Наверно, все это так и есть.