Искатель. 1982. Выпуск №1
Шрифт:
Пять дымных полос потянулись вниз до самой воды, расходясь в разные стороны, образуя кольцо, в центре которого лежала огромная медуза. Бомбы должны были взорваться с интервалом в одну секунду. Но взорвалась почему-то только одна. Через пластиковый колпак кабины пилот видел, как далеко з глубине моря расцвел белый шар разрыва, услышал, Как тотчас же застрекотали все съемочные камеры. В этом стрекоте кинокамер прошли все четыре последовавшие за взрывом секунды, отведенные невзорвавшимся бомбам. Потом его вдавила в сиденье многотонная тяжесть, и он перестал видеть что-либо. Перегрузка оказалась гораздо больше той, что должна была возникнуть при выходе из пике. И в этот момент двигатель захлебнулся. Самолет рухнул в море, как раз над тем местом, где только что взорвалась бомба.
Это случилось в девятнадцать часов пятнадцать минут. Над побережьем опускался тихий безоблачный вечер. Многочисленные курортные поселки, санатории, кемпинги расцветились гирляндами огней. В свете вечерней зари они казались неяркими желтыми точками, усыпавшими берег. Через две минуты после того, как с поверхности моря исчез последний обломок самолета, а пятно керосина расползлось по всей бухте, эти огни на побережье начали гаснуть один за другим.
Закрытый полицейский грузовик, зазывая сиреной и разбрызгивая огни красных и голубых мигалок, пробирался к загородному шоссе. В этот «пиковый» вечерний час шоссе было забито транспортом, и водителю грузовика приходилось то И дело проскакивать перекрестки на красный свет. Молоденький лейтенант полиции, сидевший рядом с водителем, выполнял задание особой важности. Четверо автоматчиков в фургоне наглухо закрытой машины охраняли государственного преступника, отгороженного от них зарешеченными дверьми. У лейтенанта был приказ доставить этого человека на военную базу, расположенную милях в десяти от города.
Наконец грузовик выбрался в район городских окраин. И тут это случилось. Предметы в поле зрения водителя и лейтенанта потеряли четкие очертания, и хотя так продолжалось не больше секунды, этого оказалось достаточным, чтобы водитель потерял ориентировку.
Какой-то непонятный гул прокатился от города вдоль шоссе. Вслед за этим наступила странная тишина. Вдоль всей магистрали моторы машин перестали работать.
Гвельтов очнулся под вечер. Он лежал дома в своей постели. Большие часы у шкафа показывали шесть часов вечера. Было тихо. Мысли текли ровно, безболезненно, почти равнодушно. Гвельтов отчетливо помнил все, что с ним случилось в лаборатории. Нет, пожалуй, не все. Только до того момента, когда он подошел < сейфу… Потом выстрелы на лестнице, крики, кто-то распахнул дверь, человек, напавший на него, покачнулся и медленно осел на пол. Дальше полный провал, абсолютная немота памяти. И вот он лежит в своей постели. На этот раз налет на лабораторию совершали люди. Кому-то еще понадобилась «Альфа». Надо предупредить Глена, надо его найти и предупредить как можно скорее. Гвельтов рывком привстал и потянулся к телефону, стоявшему на тумбочке. В трубке ни малейшего шороха. Телефон не работал. Его могли отключить, обрезать провод. Но откуда такая страшная тишина за окном? Куда девались машины? Гвельтов встал, придерживаясь за стены, подобрался к окну и откинул штору.
Тучи наконец рассеялись. Красноватое закатное солнце заливало город неестественным розовым светом. Машины, собственно, были, только они стояли на проезжей части плотной, неподвижной массой, словно невидимый светофор вдруг оборвал их безостановочное движение. С восьмого этажа Гвельтов не видел тротуара, но на противоположной стороне улицы группами стояли люди. Почему-то они не шли, как обычно, вечно спешащей и замкнутой толпой. Разбившись на отдельные группки, прохожие что-то оживленно обсуждали. Неестественная тишина стояла в доме, как вода. Не было слышно ни хлопков дверей, ни шума лифта. Один за другим Гвельтов повернул все выключатели: света не было. Он прошел на кухню и отвернул кран. Пил долго и жадно. Потом подставил голову под струю холодной воды. Он готов был предположить все, что угодно: цепочку нелепых совпадений, несчастий, обрушившихся на него, на этот дом, на всю улицу, наконец, но ему и в голову не могли прийти истинные размеры бедствия. На огромной территории в сотни квадратных километров, занятых городом и прилегающими районами, электричество перестало существовать как таковое. Обесточились все провода. Исчез ток в аккумуляторах и батареях. Все системы, где прямо или косвенно использовалась электроэнергия, перестали работать. Остановились все двигатели внутреннего сгорания, так как системы зажигания в них вышли из строя. Беспомощный и потрясенный город лежал под лучами вечернего кровавого солнца, еще не осознав до конца всю глубину постигшей его катастрофы. Несколько минут назад, распахнув дверцы, замерли трамваи и троллейбусы, Остановились автобусы. Перестали работать станки на фабриках и заводах. Все системы контроля и управления оказались без тока. Катастрофа подкралась тихо, без шума взрывов, пожаров, без гибели людей. Постепенно и незаметно сгущались тени, солнце уходило за горизонт, исчез кровавый отсвет заката, на смену ему отовсюду поползли серые сумерки. Привычный свет городских фонарей уже не мог остановить их. Глаза города, казалось, потухли навсегда. Казалось, время остановилось и стремительно понеслось вспять, в ту черную пропасть, из которой с таким трудом выбирались люди сотни лет, шаг за шагом, создавая бесчисленные умные машины.
Осторожный стук в дверь заставил его вздрогнуть и отпрянуть от окна. «Те, кто может взломать дверь, вряд ли станут в нее так стучать», — подумал он и прошел в прихожую. В дверях стоял человек в изодранном, залитом кровью костюме. Из рассеченной брови все еще сочилась кровь. Наверно, поэтому Гвельтов не сразу узнал его.
— Вам бы не мешало умыться… — Гвельтов посторонился, пропуская Лонгарова в коридор. — За вами никто не шел?
— Полицейский грузовик, в котором меня везли, разбился. В городе порядочная паника. Им сейчас не до нас. Видел бы ты, что творится на улицах. Не думал, что застану тебя здесь… Мне просто некуда было идти. Дома… В общем, домой мне не хотелось… Они убили Весту., Что-то мы должны сделать, старина… У меня такое ощущение, что именно сейчас мы можем кое-что сделать. Колонию бомбили. Город под энергетическим колпаком. Я тут кое-что прикинул… В камере неплохо думается, знаешь, У тебя найдется листок бумаги?.. Вот, смотри… Интенсивность энергии, выделяемой колонией, целиком зависит от внешнего воздействия. Это я установил на тех последних пробах, которые мы с тобой добыли со дна залива. А дальше получается вот что…
— Вы хотите сказать, что разрастание поля — это естественная защитная реакция на бомбардировку, которой их подвергли? И не было с их стороны никаких целенаправленных действий?
— В том-то и дело… Но это еще не все. Отсюда следует, что, как только продукты, вызвавшие защитную реакцию, будут переработаны, поле исчезнет, исчезнет само собой, без всяких усилий с нашей стороны. Но это не все… Отсюда неизбежно следует, что полем можно управлять! Если на колонию в определенном месте и с определенной интенсивностью воздействовать — поле может изменить конфигурацию, расширить свои границы…
Несколько минут Гвельтов молчал, осмысливая сказанное.
— Это дает нам шанс… Реальный шанс. Но одному мне не справиться…
— Мы вместе начинали эту работу, шеф, — сказал Гвельтов, — вместе и доведем ее до конца.
Стена возле дивана исчезла, как в том, самом первом, сне. За ней по-прежнему ворочалось что-то огромное и живее с темными точками огней в глубине. Не было только Весты. Лишь голос, ее голос, шел из этой открывшейся передо мной непроницаемой черной бездны.
— Ты спишь, милый? Можно я немного побуду с тобой!
— Я не вижу тебя! Где ты?
— Меня нельзя увидеть, но я здесь, с тобой. Ты все время думаешь обо мне, и вот я пришла…
— Я хочу тебя видеть.
Ответом мне было молчание, только огни мерцали в темной глубине, как яркие южные звезды.
Заседание чрезвычайного правительственного комитета открыл сам премьер-министр.
— Я должен сообщить, что нашей стране предъявлено нечто вроде ультиматума. От нас требуют совершенно определенных действий, изложенных вот в этом документе. Нам предлагают уменьшить промышленные отходы на шестьдесят процентов. Это потребует больших капиталовложений и некоторого замедления в развитии нашей экономики. Как следствие этого неизбежна инфляция, возможна даже биржевая паника. Нам следует разработать меры, способные ослабить эти нежелательные явления…
— Вы говорите так, словно ультиматум уже принят. — Министр обороны прервал выступление премьера, но в своем кругу это допускалось. В комитет входили пять человек, в руках которых была сосредоточена вся фактическая власть в стране.
— От кого, собственно, исходит требование? Неужели эта портовая медуза научилась писать ультиматумы? — спросил высокий элегантный человек с глубокими залысинами на покатом лбу. В правительстве он не занимал официального поста. Тем не менее именно от него премьер-министр ожидал самых больших неприятностей. Лей-Дин представлял здесь совет директоров крупнейшего концерна, негласно контролирующего всю промышленность.
— Нет, ультиматум еще не принят. Но, я полагаю, его придется принять. Требования вполне конкретны, и исходят они от определенного лица, которому поручено вести переговоры с нами. Нам предлагают заключить договор, согласно которому при сокращении промышленных отходов энергетическая блокада с побережья будет снята.
— Нельзя ли подробнее узнать о человеке, представляющем интересы противоположной стороны? Кто он? — Этот вопрос задал министр национальной безопасности. Вряд ли он теперь простит, что узнал новость не первым и что нашлись люди, осмелившиеся действовать через его голову.